грубо попрали. Известно, и как людей предупреждали об ответственности, о необходимости подтвердить данные на следствии показания. Все предупреждения сводились к угрозе, что свидетель сам окажется на скамье подсудимых за оговор или дачу взятки. Дескать, следствие пошло вам навстречу, не арестовало, не предъявило обвинение. Если же «крутанете» в суде, то все это постигнет вас. Следователи Гдляна работали со свидетелями в коридорах и залах судов.
Кроме того, над многими судьями психологически довлела обстановка тех дней в Узбекистане, когда один арест следовал за другим, в том числе и в среде Фемиды.
Я не случайно остановился на деле Иззатова и потому, что оно фигурирует во многих воспоминаниях Гдляна. И фигурирует, как пример блестящего следствия, изобличения «махрового» взяточника. Оправдание Иззатова перечеркивает полностью все хвалебные и лживые гдляновские опусы. Какова им цена, тетерь ясно всем.
Иззатов, может быть, наиболее трагичная жертва произвола и беззакония, но далеко не единственная.
Барнаев Максуд, 1955 года рождения, кладовщик табачного склада Бухарской областной базы «Узоптбакалея», имевший на иждивении четырех малолетних детей, тоже испытал все ужасы следствия гдляновской группы, и в частности Н. Иванова.
Максуд интересовал Гдляна и Иванова ничтожно мало, но в своей стратегической линии они делали на него ставку, как на основного изобличителя И. А. Шарипова заведующего Бухарской областной базой «Узоптбакалея».
Барнаев М. по их схеме должен был дать показания о получении взяток Шариповым. После этого, имея достаточную «компру», мыслилось с ее использованием убедить Шарипова дать показания о передаче крупных взяток первому секретарю Бухарского обкома КП Узбекистана Каримову Абдувахиду и начальнику ОБХСС УВД Бухарского облисполкома Музафарову.
Однако Барнаев оказался несговорчивым, и не потому, что хотел что-то скрыть от следствия, а из-за того, что объективно не знал о взяточничестве ни того, ни другого. Тогда в ход пустили свой изобличительный метод сбора сведений о преступной деятельности самого Барнаева.
12 февраля 1985 года были получены «правдивые» показания, что на складе, где он работал, видели коробку с деньгами. Показания дал рабочий Раджабов К. Ш., который деньги якобы видел одновременно с двумя другими рабочими. Их тоже допросили, но они категорически заявили: «Денег не видели и Раджабов что-то путает». Несмотря на это, М. Барнаева берут в разработку, начинают долго и нудно допрашивать. Следователей абсолютно не интересует, откуда появились и кому принадлежат деньги, честным или нечестным путем они добыты. Их нисколько не смущает, что в то время Максуд работал только помощником заведующего складом Убайдова Ибода. И если деньги действительно были, то в первую очередь того о них и надо спросить. Однако Убайдова И. ни разу не потревожили.
Первый раз Барнаева следователи пригласили к себе 20 февраля. Он все отрицал. Не дала для следователей желанного результата и очная ставка с Раджабовым. Снова допросы; последовали словесные угрозы. Но Барнаев на оговор не соглашался.
Серия новых допросов началась 16 мая 1985 года. Протоколы, как правило, не велись.
24 мая очередной допрос. О том, что он состоялся, составлен протокол допроса, который М. Барнаевым не подписан. К нему приложена справка, составленная следователями Евстафьевым, Попковым и Морозом, из которой следует, что при допросе Барнаева был сделан перерыв на обед. Однако тот больше к следователям не явился, поэтому протокол остался им не подписан. Действительно, во второй половине дня Максуд на допрос не пришел. В 19 часов в Бухарскую городскую больницу поступил вызов скорой помощи от жены Барнаева. В 20 часов 40 минут Максуд был доставлен в больницу.
В медицинских документах зафиксировано: «Доставлен машиной «скорой помощи» с жалобами на головные боли, головокружение, шум в ушах, резкую общую слабость, боли в мышцах шеи, рвоту съеденной пищей. При поступлении в больницу отмечены множественные кровоподтеки на теле».
Со слов Барнаева, «24 мая 1985 года в 11 часов дня в здании прокуратуры Ф. Ходжаевского района меня избили следователи. Били кулаками».
Врачам назвал фамилию следователя Мавлянова.
26 мая Барнаев пишет заявление прокурору Бухарской области Матюшову Ю. H., в котором просит провести судебно-медицинское освидетельствование, расследовать факт избиения следователями и привлечь их к уголовной ответственности.
Прокурор дает указание следователю по особо важным делам прокуратуры Бухарской области Д. Курбанову начать расследование. Надо отдать должное, Д. Курбанов отнесся к поручению ответственно и вполне профессионально. Вскоре он получил убедительное заключение судебно-медицинской экспертизы:
«На основании судебно-медицинской экспертизы гражданина Барнаева Максуда Саидовича, 1955 года рождения, данных записей истории болезни за № 6719 неврологического отделения Бухарской областной больницы № 1 приходим к следующим выводам, что на его теле имели место телесные повреждения в виде кровоподтеков правого плеча, обоих предплечий, задней поверхности правой голени, ссадины левого плеча, на коже угла правого глаза, которые причинены от действия тупых твердых предметов, сами по себе относятся к категории легких телесных повреждений. Давность их причинения может соответствовать 24 мая 1985 года. Причинение их самим М. Барнаевым маловероятно».
В деле стали появляться и другие материалы, подтверждающие версию об избиении Барнаева на допросах. Он хорошо запомнил встречи с гдляновскими следователями, подробно рассказал о них. Его неоднократно вызывали на допросы, требовали дать информацию о фактах получения взяток дядей — И. А. Шариповым. Но он ничего о них не знал и не мог рассказать. Допросы следовали один за другим, правда, протоколы не всегда составлялись. Он упорно отказывался от предложений следователей писать ложное заявление на дядю.
В один из дней, когда он, жена и дети отсутствовали, у них в доме выбили дверь, провели обыск, забрали его паспорт, военный билет. Из квартиры исчезли некоторые вещи. Обыск прошел впустую, жил он со своей семьей скромно, ничего запрещенного в доме не хранил.
24 мая его жестоко избили.
«Во время допроса в кабинете прокуратуры были Мавлянов, Карташян, два следователя высокого роста с бородками, фамилии их не знаю, еще был следователь азербайджанец с усами и один следователь из Туркмении маленького роста, худощавый. Все требовали признания Мне был дан лист бумаги и все требовали писать добровольное признание на имя Генерального прокурора. Я отказывался. Допрос был начат в 9 часов 50 минут, а закончился в 13 часов. Я ничего не писал. Во время допроса били — Карташян, Мавлянов, двое бородатых следователей и «усатый». Били по одному и сразу несколько, два-три человека. Били ребрами ладони по шее, по бокам, по рукам, ногами по ногам, по лицу. Говорили «пиши» и тут же от кого-нибудь получал удар… От ударов у меня шла из носа кровь. В 13 часов отпустили на обед и Евстафьев сказал, чтобы я пришел еще и после обеда, т. е. в 14 часов».
Барнаев на допрос не явился по известной уже причине. Придя на работу он отпросился, так как почувствовал себя совсем плохо, ушел домой, а вечером жена и родители вызвали скорую помощь.
До 15 июня он находился на лечении в бухарской больнице, а потом родственники договорились о его обследовании в больнице города Ташкента, куда он и был госпитализирован. А в это время продолжалось следствие по его избиению. Видимо, не всех устраивало, что бухарский следователь может докопаться до нежелательной для многих истины. Из прокуратуры Союза в Бухару прилетел заместитель начальника Главного следственного управления С. И. Герасимов, взял все следствие в свои руки. Однако вскоре неожиданно для себя почувствовал, что бразды правления стали переходить в руки Гдляна и Иванова. Они стали допрашивать, вести другие процессуальные действия, подключили к их выполнению следователя Абдурахимова, человека из того круга лиц, которые подлежали проверке.
Сергей Иванович Герасимов к этому времени в центральном аппарате проработал несколько месяцев. В силу этого, видимо, не смог противостоять гдляновскому напору и скоро вовсе был отключен от следствия.
Руки же Гдляна и Иванова оказались развязанными.
