Сванхильд тащится домой вместе со своей тенью, скоро она заснет, надеется Нина, тоска ее утихнет. И Агнес спит, цветы закрываются. Несчастный мужчина спит, и в нем нет войны. И ребенок в Нине, которого она так хочет укачивать, день за днем, ночь за ночью, чтобы он не выпрыгнул и не был навязчивым, пугливым печальным ребенком, он тоже спит. Она идет вниз по дорожке к морю, потом опять поднимается к липе и чувствует, что держит равновесие. Сейчас ей принадлежит все, все помечено, куда бы она ни села, куда бы ни пошла, она уже там сидела и ходила, дышала и трогала.
И пока та сторона земли, на которой она находится, медленно поворачивается к темноте, она пишет. Трава и земля поглотили последний свет, он покоится глубоко внизу, горит и ждет. Иногда она прижимается к нему, и он струится из ручки и распространяется по странице белыми чернилами. Если бы Земля оставалась в вечном «здесь», она бы, наверное, успокоилась навсегда, но этого не происходит. Земля будет неизменно вертеться, открываться и закрываться в бешеном ритме.
С утра роса капает с листьев, легкий туман поднимается от пристани по мере того, как воздух набирает тепло. Трава блестит, становится ясной, солнечные лучи разворачиваются слева направо через небо, где-то высоко поет новая птица.
Мир на ее стороне.
Почему не едет Франк Нильсен
Она скучает по Франку Нильсену. Хочет, чтобы он оказался в дверях и забрал ее в седьмой номер, проверить, скрипит ли там постель. В гардеробе стоит баллон с гелием и просится домой. Когда-нибудь он приедет, она предвкушает этот день. Постель в седьмом номере готова, на ночном столике стоят цветы, она сама тоже готова. Надо искать свое счастье и подготавливать как можно больше дорогих мгновений. Она надеется, он не приедет ранним днем, когда Агнес дома или она сама навещает Бренне в больнице. Она предвкушает встречу, ложась вечером спать. Счет за вечеринку готов, со скидкой за пропавшую юбиляршу, лежит на случай, если он приедет вечером, она предложит ему вина, и он не сможет ехать домой.
Францен появляется неожиданно в четверг вместе с новой женщиной в желтом платье, на нем та же рубашка, полыхающая в свете костра, который они разводят на пляже после обеда. Он дает Нине возможность посидеть в полутьме, попить красного вина и представить себе охваченное экстазом лицо Франка Нильсена, пока Францен гладит свою женщину по талии и поет:
Сванхильд проходит мимо и спрашивает, нет ли новостей от Франка Нильсена.
— Нет.
— Уже неделя прошла, так?
— Да.
Все происходит, как говорила Сванхильд, ее ровняет с землей. Нина посылает счет, но не получает ответа. Она шлет смс, но не получает ответа. Она катит баллон с гелием из гардероба через двор в сарай и запирает его там, она таскает камни. Она выкладывает ступеньки на шхерах, место для гриля на верхушке, где ветер слишком силен для гриля, но из него можно потом сделать скамейку.
Он не приезжает в пятницу. Сванхильд забегает и спрашивает о новостях.
— Нет.
— Вот уже больше недели, так?
— Да. Мы с тобой одинаково считаем.
— Теперь поняла, о чем я говорила?
— Поняла, но у меня все не так, как у тебя.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Тогда объясни.
Сванхильд спускается со шхеры в субботу утром. Каково быть распластанной по земле, ей интересно.
Да, он молчит. Да, я думаю об этом все время. Да, я послала счет и не получила денег. Да, я послала смс, и да, нет, я не получила ответа. Да, я весьма расстроена и расстроена своим расстройством и сама себя не понимаю.
— Значит, ты меня понимаешь?
— Нет, у меня все не так, как у тебя.
— Так объясни! Давай! Начни хотя бы!
— Ничего не вижу, — говорит Сванхильд, когда они заходят в винный погреб, просто на ней по- прежнему темные очки. Она снимает их и кладет внизу на полку, но когда они поднимаются и она собирается почитать газету за шиферным столиком, она не может читать без темных очков. Нина говорит, что спустится за ними в погреб, Сванхильд отказывается — лучше уж она не будет читать, потому что «в моей жизни так всегда!».
Нина забегает в лес с ветреницами и падает на землю. От влажного мха блузка клеится к спине, она закрывает глаза, поворачивает голову набок и вдыхает запахи. Они напоминают все леса, все моховые кочки, на которых она лежала, удалившись от людей, чтобы послушать звуки деревьев и птиц, воспаряющие быстрее мыслей, а те в свою очередь отлетают, становятся легкими, превращаются в звуки и присоединяются к хору, который поднимается и падает дождем из слов, одно за другим, на ее лицо, она открывает рот и принимает их и произносит вслух для самой себя:
