Юхан Антонсен забрал кремовый «ягуар» из порта в Сандефьорде с двумя ящиками коньяка под сиденьем. Нина дала ему ключи, и на следующей неделе он появился, везя кремовую машину на тросе за своей бордовой, а под сиденьями, мокрые от легкого летнего дождя, лежат бутылки с коньяком. Машина стоит в самом низу двора и напоминает о том фантастическом дне, который Уле никогда не забудет. Он часто садится на переднее сиденье, вытягивает руки через люк, облизывает пальцы, и ему кажется, как он ощущает скорость и ветер.
В последнее время у Нины скопилось так много рыбы, что она решила приготовить на закуску паштет из печени трески с рябиновым желе. Крем-брюле на десерт, в столовой накрыто на всех, столы расставлены буквой «п», их собрали по всему дому, взяли даже стол, который Бато, Энвер и Влади смастерили себе для летнего домика. Скатерти постираны, скатаны в подвале и выглажены на кухонном столе, на скатертях лежат веночки из цветов, переплетенные с березовыми ветками, ромашками и первыми ландышами из леса, Агнес изобрела скрытую систему полива, чтобы они не вяли.
Сванхильд все утро режет зеленый лук, и наконец-то ей удается поплакать несколько часов подряд, в гостиной висят ее картина с морковкой и картина с вулканом из Швеции, названная «Извержение». Шампанское лежит в холодильнике, подносы с бокалами готовы. Уле прибрал граблями гравий перед домом, «Три звезды» открывают красное вино на кухне и не надевают своих фиолетовых шелковых рубашек до обеда.
Первыми приезжают стареющие дети юбиляра с женами и мужьями. Потом их дети со своими детьми, и шум растет. Правнука вкатывают в коляске, потом старых друзей юбиляра с очками, канюлями и пилюлями, слуховыми аппаратами и вставными челюстями, их забывают и теряют и никак не могут найти, в инвалидных колясках, которые беспрепятственно могут пройти во все туалеты и через все двери, и тем не менее случаются осложнения и столкновения и случаи, когда одна коляска сталкивается с другой, так что владелец падает и что-нибудь себе повреждает. Нина просит внимания и вводит правостороннее движение, но большинство из тех, кого это касается, плохо слышат. Подъемник для колясок одним прекрасным вечером сожгли на пляже, и теперь может помочь только сила рук. Бато, Энвер и Влади готовы помочь в любую минуту, гостям выдают ключи от номеров с дощечками, их заносят в номера. Платья и чулки шуршат, каблуки-шпильки и лакированные туфли стучат и оставляют следы на паркете, мальчики в бабочках бегают друг за другом по лестнице и на пляже, у них промокают ноги. Наконец-то появляется юбиляр, сгорбленный, трясущийся, с палкой в каждой руке. Подается шампанское. Гости просачиваются в столовую и хвалят накрытый стол, на террасе стоят мамаши и зовут своих детей, которые дерутся на пляже и пачкаются. В гардеробе туда-сюда ходит неугомонная дама и читает свою речь. Под лестницей супруга отчитывает мужа. Мальчики с бабочками обнаружили «ягуар» и ползают вперед-назад через открытый люк; все пригодилось. Уле не смеет выходить, стоит поблизости тихо, как зверек, которого никто не замечает.
Бокал шампанского каждому, и при желании можно долить, бокал наклоняется, чтобы шампанское не перелилось через край. Дама с речью в гардеробе ходит все быстрее, разворачивается все резче, рвет на себе волосы, каждый раз, как открывается кухонная дверь, они видят ее нервную фигуру. Потом она осторожно стучит в дверь и просит совета у хозяйки дома, у которой, несомненно, большой опыт в проведении юбилеев и восьмидесятилетий. Дело в том, что она знает юбиляра только последние четыре года, совсем не так хорошо, как следует знать восьмидесятилетнего именинника. Они работали вместе в движении за мир, в антивоенной сети, в ассоциации «Нет атомному оружию!», и она знает его как миролюбивого, самопожертвенного человека, о чем она и написала в хвалебной речи. Но тут она наткнулась на старую школьную подругу в гардеробе, та, как оказалось, — дочь юбиляра, и не собирается произносить никаких речей, она даже шмыгнула носом и сказала, что не уверена, стоит ли вообще произносить хвалебные речи.
— Не знала, что ты его дочь, — с запинкой произнесла дама-оратор.
— Мало кто это знает! — вылетел быстрый ответ. — Он бросил мою мать ради другой женщины, когда мне было два года, и с тех пор я почти не видела отца, потому что он больше заботился о детях от своей новой жены, чем обо мне.
— Вот как, — сказала оратор и подумала, что, может быть, стоит немного откорректировать речь. Использовать «энергичный» вместо «добрый», может быть, так? Да, это хорошая идея, считает Нина, а Сванхильд считает, что у него могли быть свои причины, чтобы оставить предыдущую жену.
— А «человечный», наверно, в сущности, лучше и точнее, чем «сострадающий», как вы думаете?
— Да, — кивает Нина, «человечный» — замечательное слово.
Оратор вычеркивает «сострадающий» и довольна делом, благодарит за помощь и выходит, но пять минут спустя появляется снова. Она наткнулась на другую дочь юбиляра от еще более раннего брака, но такую же забытую. Она просто ненавидит четвертую, теперешнюю жену юбиляра, которую оратор решила упомянуть в своем поздравлении, незрелое нарциссическое создание, все время требующее внимания и в вопросах наследства предпочитающее собственных детей в ущерб остальным родственникам! Нет, теперь «добросердечный» придется заменить на «активный». Даже когда все сели за стол, видно, как бедняга с равными промежутками берется за речь и вычеркивает и правит, и когда очередь доходит до нее, она довольствуется лишь репликой: «Поздравляю с юбилеем и желаю долгих лет жизни! Ура!»
Да и в остальном, речей не так уж много, и начинаются они со скупой фразы старшего из четырех сыновей юбиляра. Он ударяет по бокалу, встает, говорит всем «добро пожаловать», вот и все. Следующий оратор — второй сын от той же супруги, он встает, когда подают паштет из тресковой печени, и ждет, пока гости за столом не отложат приборы и не посмотрят на него с ожиданием. Он смотрит на гостей в ответ, на каждого по-особенному, на некоторых дольше, очень задумчиво, немного отстраненно, пока не кажется, что он заснул стоя, через какое-то время становится немного неловко, гости ерзают на стульях, беспокойно смотрят друг на друга, через секунду женщина рядом с ним хватает его за смокинг и спрашивает, все ли в порядке, и тут он говорит: «И с такими мыслями я желаю вам всем приятного вечера».
Вот видите, неплохо сказано. Спасибо, и вам того же! Вскоре встает молодая женщина, которая представляется бывшей студенткой юбиляра, когда он был ректором института. Она знает очень немногих из гостей, говорит она, да, в сущности, никого, поэтому она предлагает спеть песню, чтобы они все лучше познакомились друг с другом. Песенка совсем не такая сложная, как может показаться. Когда она просит кого-то подняться, они должны подняться. Понятно? Да, всем понятно. Когда она говорит «фиддели-бум», надо садиться обратно. Понятно? Да, хорошо. Тем не менее, кажется, они не совсем поняли, но она начинает петь, и все становится ясно.
— Встаньте, родственнички, в круг, — поет дама.
— Встаньте, родственнички, в круг, встаньте в круг, встаньте в круг!
Одновременно она поднимает руки, чтобы родственники поднялись, и они встают понемногу, целая толпа. Стоят и снова усаживаются с освободительным «фиддели-бум». «Ну вот и все», — наверное, думают они, но это не все. Теперь должны встать коллеги юбиляра, и действительно, поднимается одинокий господин за дальним концом стола, который стоит до конца куплета в неудобной позе, и наконец может сесть на «фиддели-бум». Теперь все знают коллегу. Потом должны встать игроки в гольф, из которых, по счастью, никого нет, но теперь должны встать те, кто хочет выпить, и через какое-то время после призывов и хихиканья поднимаются несколько мужчин в возрасте, все кланяются и свистят, наконец-то возникает праздничное настроение. Теперь встают одинокие господа, и снова поднимается коллега за дальним концом стола и стоит, пока некоторые дамы из лучших побуждений не заставляют маленьких взмокших мальчиков в бабочках составить ему компанию, они встают с огромным удовольствием и гордо садятся на «фиддели-бум», чтобы показать, что понимают, о чем речь. Потом должны встать те, кто ходит на терапию, и снова встает одинокий господин в единственном числе, сначала он испытующе оглядывается и откровенно сомневается, но его уже разоблачили, все смотрят только на него, он может с таким же успехом залезть на крест, и еще раз он поднимается на трясущихся ногах и, изможденный, опускается на стул на «фиддели-бум», но вот песня почти закончилась.
— А со вставанием садись, — поет дама в завершение с игривым выражением на лице. Никто не
