Таким образом, уже в ту пору предки нынешних русских по своим нравам существенно отличались от германских племен, из которых затем произошло большинство современных европейских народов. Отмеченная Тацитом склонность венедов к разгулу и грабежам, по-видимому, впоследствии передалась русским: писатель Иван Бунин называл эту черту национального характера, во всей своей полноте проявившуюся в годы гражданской войны, “воровским шатанием”; впоследствии она вновь широко раскрылась в 90-е годы двадцатого столетия, сразу после падения советской империи. Оттого и известная на весь мир тяга большинства русских, даже министров, деятелей культуры и интеллигенции, к криминальной субкультуре - песням, жаргону и образу поведения.
Что касается воззрений г-н Лихачева, то, во-первых, я думаю, что христианское вероисповедание неспособно сделать русскую культуру частью европейской. Совершенно так же, как латиноамериканский католицизм не в силах превратить исповедующие его страны и народы в часть западного мира. Одним из косвенных, но очень убедительных примеров того, что русская и западная ментальности – это две непересекающиеся в культурном пространстве прямые, является то, что русская философия никогда и никем не воспринималась частью западной классической философии. В последней можно обнаружить иногда даже влияние арабской мысли (Аверроэс, Авиценна), но только не русской. Во-вторых, утверждение, что Германия и Польша в политических целях умышленно представляют себя в виде культурных форпостов Европы, вызывает сомнения. Если эти страны лжецы и обманщики, как их рисует Лихачев, то вряд ли им удастся долгое время вводить в заблуждение своих западных партнеров. Скорее другое: действительно существующие культурные отличия не позволяют полноценно вовлечь Россию в европейские политические и экономические структуры и евроантантическую систему безопасности.
Но больше всего недоумения вызывает его тезис, согласно которому основополагающей чертой русской ментальности является стремление русских к личной свободе, и основанный на нем вывод: поэтому русская культура часть европейской. Доводы, приводимые им в подтверждении данного тезиса – обыкновенные софизмы. Наличие законодательства карающего за воровство или убийство он рассматривает в качестве свидетельства стремления к свободе. Хотя подобное законодательство всегда имелось в самых разные странах, в том числе и наиболее деспотичных. А бегство населения на Север, Сибирь и Дальний Восток, оказывается, свидетельствует не о, основывающейся на рабском сознании русских, тирании властей, а о свободолюбии и независимости этого народа.
Высказать свое мнение в отношении взглядов г-н Мединского неимоверно сложно. Дело в том, что если вполне добросовестный и талантливый автор ведет логически стройный и подкрепленный историческими фактами рассказ, изредка допуская ошибки или неточности, то они как бы сами собой бросаются в глаза и выделяются из текста. Но в случае с произведениями г-н Мединским все наоборот: вся последовательность умозаключений автора не подчиняется основам логики, а скорее исходит из неких конспиралогических утверждений или принципов “теории заговора”. Но как бы ни было трудно оценить его историко-культурные воззрения, я все-таки попытаюсь это сделать.
Мединский, как собственно и подавляющее большинство русских, не желает признавать неоспоримый исторический факт советской оккупации прибалтийских республик (о психологических мотивах этого я скажу в своем месте). Но самое омерзительное и отталкивающее то, что русские лицемерно называют оккупационные советские войска армией-освободительцей. Если бы русские изгнали нацистов из этих стран, а затем покинули их, тем самым, даровав тем свободу, тогда они заслуживали бы такого названия. Однако они предпочли задержаться почти на пятьдесят лет, установить тоталитарный режим, ссылающий всех несогласных в Сибирь, и только национально-освободительному движению через полвека и не без жертв удалось скинуть эти оковы. Следовательно, советская армия – рассадник тирании, а русские – преступный и лживый народ, который в своем стремлении навязать собственную точку зрения другим народам потерял всякое достоинство и честь, если они у него когда-нибудь и были до этого, в чем я очень сомневаюсь.
Что касается правдивости и достоверности сообщений иностранце о положении дел в России и нравственном развитии местного населения, то я не отрицаю того, что неудачи торговых или дипломатических миссий могли отразиться на настроениях и в умах писавших, впрочем, как и достигнутые успехи или жажда будущих прибылей. Например, удачная миссия Ченслера и мысли о возможности заработать на торговле с Московией, помогли ему закрыть глаза на некоторые неприятные вещи и стороны жизни местного населения. С другой стороны, Флетчер, недовольный приемом, унижениями и неудачной миссией, действительно мог затаить обиду на царя. Правда, здесь нужно отметить, Мединский в своей книге солгал, написав, что неприязненные отношения между русским царем и Флечером возникли после того, как последний отказался назвать полный титул царя. До этого царь, фактически, отказался признать Флетчера посланником ее величества, создал ему невыносимые условия проживания, а затем и вовсе, проявив высокомерие и спесь, оскорбил и его и английскую королеву, назвав привезенные ему дорогие подарки ничтожными. Но как волнение на море, сколь бурным бы оно не было, не в состоянии изменить уровень мирового океана, так и личные мотивы, имеющиеся у отдельных писателей, не могут скрыть истину. Не подлежит сомнению, что, во-первых, нравы Московии значительно отличались от обычаев и привычек жителей европейских стран и, во-вторых, основными чертами местных нравов были грубость, склонность к деспотизму и обману.
Интересно и примечательно, что большинство самых негативных образов были созданы наиболее талантливыми и образованными людьми. Джильс Флетчер отличался своей ученостью и религиозной нравственностью; его сочинение – образец полного и последовательного изложения материала. Адам Олеарий был одним из крупнейших и знаменитых европейских ученых своего времени, хорошо знакомый со всей существующей тогда литературой о России. Астольф де Кюстин, в свою очередь, был талантливым литератором и мастером дорожного очерка, дружившим с Гете, знакомым с Шиллером, Стендалем, Шопеном и другими великими покорителями муз и властителями умов.
Мнение г-н Мединского, высказанное им в одной из его книг, что многие всемирно известные русские писатели читали записки иностранцев о Московии, а затем сами слепо начали повторять, якобы, высказанные в них предрассудки, не только абсурдно, но и унижает достоинство этих великих людей, часто очень преданных России, но, к сожалению, для Мединского пишущих правду. По поводу умышленно создаваемых в политических целях негативных мифов о России и русских, то я замечу следующее. Никто не отрицает, что военно-политическое противостояние мировых держав часто сопровождалось информационными войнами и созданием негативного образа врага. Но политические мифы уходят вместе с противостоянием, а живучесть представлений о конкретном народе происходит только от истинности этих представлений, последовательно подкрепляемых все новыми и новыми историческими фактами. Тем, кто считает, что имидж России от начала и до конца выдуман ее недоброжелателями и врагами хочется напомнить одну красноречивую русскую поговорку: “нечего на зеркало пенять, коли рожа крива”.
Кстати, личность самого г-н Мединского самым трагичным для него образом опровергает многие его выводы и вместе с тем полностью подтверждает мои размышления. Совсем недавно он решил получить степень доктора исторических наук, для чего написал диссертацию. Ее темой как раз являлась проблема объективности освещения российской истории 15-17 столетий в сочинениях посетивших Московию иностранцев. Заявленными целями этой пропагандисткой работы были, во-первых, расширение базы источников по истории России (научное прикрытие) и, во-вторых, необходимость оспорить некоторые вредные представления и выводы авторов, мешающих воспитанию патриотических чувств у молодежи и развитию сотрудничества между Европой и Россией, что, собственно, и являлось главной задачей. Так как Мединский решительно не хочет признать факт советской оккупации прибалтийских народов, ему, собственно, ничего не остается, как заняться псевдонаучной пропагандой, у которой в России давние и
