Вообще, благодаря многочисленным и крайне прискорбным примерам, история свидетельствует об одном: социализм и коммунизм противны человеческой природе и могут временно насаждаться в обществе только путем агрессии и подавления прав и свобод его членов. В свою очередь, установление диктатуры естественным образом изолирует страну от всего цивилизованного мира и его экономической системы. Между тем нет никакой уверенности, что при нынешнем развитии технического прогресса территории бывшей советской империи с ее ограниченным населением будет вполне достаточно для создания конкурентоспособной экономической системы, основанной на разделении труда. Но кроме этого, и образ мыслей людей в наше время уже совсем иной, чем в ушедшем столетии. Если Советский Союз просуществовал почти 70 лет во многом за счет страха и энтузиазма, доставляемого новизной строя и надеждами на будущее, то сегодня вместо воодушевления и надежд социализм способен привести только к всеобщему равнодушию и пессимизму.
С другой стороны, масштабный капиталистический имперский проект, подобный российской империи 18-19-го столетий, невозможен по причине окрепшего национального сознания народов. В современном мире культурные и национальные ценности для большинства имеют большую ценность, нежели материальные блага, а в основе политического и экономического прогресса большинства национальных государств лежит национальное самосознание; соответственно, любая попытка его создания наднациональной империи обернется насилием, непрекращающейся борьбой народов за свободу, политической и экономической изоляцией.
Последователи концепции суверенной демократии, оплакивающие и тоскующие по русским империям прошлого, но не верящие в практическую осуществимость очередного глобального имперского проекта, со своей стороны, убеждены в необходимости капиталистического развития страны. Правда, последнее должно происходить при довольно навязчивом контролем и надзоре государства во всех отраслях народного хозяйства, а в некоторых из них, стратегических, и при его непосредственном участии, посредством создания государственных корпораций.
Такая экономическая модель, в общем–то, естественным образом вытекает из основных тезисов политической концепции суверенной демократии. В условиях авторитарной системы власти и ограничений прав и свобод граждан, когда у любого предпринимателя или инвестора по политическим или личным мотивам легко отобрать его собственность, а если ему это не понравится и последуют возражения, то обильно полить его грязью на телевидении и в прессе или посадить в тюрьму на неопределенное время, естественно, найдется немного желающих инвестировать деньги в важнейшие, но капиталоемкие и приносящие отдачу в отдаленной перспективе отрасли экономики вроде авиастроения, судостроения или нефтепереработки. В то же время Россия является протяженной, богатой природными ресурсами и неоднородной по этническому и религиозному составу страной и ей требуется развитый военно- технический комплекс, который невозможно создать и развивать без параллельного развития целого ряда стратегических отраслей.
Как нетрудно догадаться такая модель экономического развития обладает рядом недостатков. Экономическая и инвестиционная деятельность государственных корпораций неэффективна, и чем больше их будет, тем сложнее станет осуществлять за ними контроль, тем сильнее снизится качество управления и так невысокое при отсутствии нормальной конкуренции, увеличатся хищения и т. п. Но самое главное: за счет чего финансировать такую стратегию? Конечно во время сырьевого бума за счет природной ренты, а после его окончания только за счет государственных ресурсов, в том числе и бюджетных. А это означает, что придется финансировать корпоративное воровство, облагая частный бизнес дополнительными налогами и одновременно ограничивая социальные программы, что грозит подавлением частной инициативы, росту теневой экономики и социальным недовольством. Такая экономическая политика неэффективна, ненадежна и небезопасна, а возможности ее практической организации представляются весьма ограниченными.
Ну а поборники “чистой демократии”, как нетрудно догадаться, думают, если скопировать большинство экономических институтов (хозяйственную структуру) Запада, то они непременно будут работать и в России, обеспечивая высокий уровень благосостояния. Это очень наивный взгляд на вещи. Конечно, можно установить свободный курс национальной валюты, создать рыночную систему цен, снизить налоги, прекратить всякую государственную инвестиционную деятельность и приватизировать все принадлежащие государству активы. Но невозможно изменить нравы народа, который по своей природе не признает ни юридических, ни нравственных законов. Который будет расхищать природные ресурсы. Который будет избегать уплаты налогов, даже если ни одна их часть не будет украдена. И который не признает чужой, а в особенности крупной собственности, даже в тех редких исключениях, когда она заработана многолетним и честным трудом. Ибо основной инстинкт всякого русского – хватать и драть или, выражаясь более учтиво, отнять и поделить.
Далее, в такой модели развития крупномасштабные и долгосрочные инвестиции в стратегические отрасли промышленности, вероятно, будут совершенно невозможны, так как у частных инвесторов не будет уверенности в будущем, а у государства – ресурсов. Поэтому обороноспособность государства неизбежно окажется слабой, а внутренний правопорядок будет еще больше подорван, чем при суверенной демократии. (Здесь уместно вспомнить, что в 17-ом веке в России было порядка пятидесяти казенных мануфактур, а в начале 18-го столетия г-н Посошков, превозносимый нынешними русскими патриотами, которого, правда, их предшественники сгноили в тюрьме, писал о необходимости широкого строительства государственных предприятий).
В последние несколько десятилетий в мире значительно выросло число исследований, посвященных анализу связи между национальным менталитетом и экономическим процветанием, которые дают однозначные ответ: благосостояние каждого народа самым тесным образом связано с особенностями его культуры. Так американский культуролог, проживший много лет в Южной Америке, Лоуренс Харрисон в своей прекрасной и оригинальной работе «Кто процветает?» (1992), выделяет четыре важнейших фактора, которые сопутствуют процветанию. Первый из них, это высокий радиус доверия или чувство общности народа. Иными словами, люди должны доверять прохожим на улице, коллегам по работе, государственным служащим в той же мере, как и членам семьи или своим друзьям, без чего, естественно, не может возникнуть чувство общности, необходимое для совместной общественной, политической и экономической деятельности. Второй фактор – это строгость этической системы, то есть люди обладают чувством личной ответственности за свои поступки и не оправдывают их обстоятельствами или действиями окружающих; считается, в этом большую роль играет религиозный фактор: так в протестантской вере отпущение грехов более сложный процесс, нежели в католической или православной. Третий фактор способ реализации власти; в продуктивных или процветающих культурах власть служит не для личного обогащения, а исключительно в целях общественного блага. И последний, четвертый, – это отношение к труду и прибыли. В развитых странах труд воспринимается в качестве единственного законного и возможного средства обогащения и удовлетворения личных потребностей, а в получении прибыли нет ничего предосудительного или недостойного.
А в бедных странах все ровно наоборот; тот же Харрисон и его коллега Мариано Грондона, используя свой богатый латиноамериканский опыт, указывают на следующие социальные факты, большинство из которых повсеместно встречаются и в России. Богатство воспринимается не иначе как ограниченный ресурс, подлежащий распределению, ибо праведно и законно его нельзя нажить. Конкуренция воспринимается как агрессия, угрожающая стабильности в обществе, а ее плоды – объекты зависти и
