как он выпьет сто или сто пятьдесят граммов.
– Выходит, в монастыре паленую водку из технического спирта делали?
– Почему делали? – удивился Дугин. – До сих пор делают. Производство в бомбоубежище, развернутое архимандритом Филаретом, было ликвидировано из-за опасений, что правоохранительные органы до него доберутся. Но ведь оборудование было демонтировано и куда-то перевезено. Скорее всего, в пещеры под монастырем. Там и продолжается безобразие под руководством отца Меркурия.
– Ну что ж, слава Богу, они там не кокс делают. Водка для России – дело привычное, – вздохнула Лора.
– Ой, не скажи. Я тоже сначала так думал. Дело в том, что мои эксперты выяснили – подобная паленая водка появляется в Центральной России под самыми разными названиями. То она «Святая криница», то «Патриотическая», то «День Победы»… черт ее знает, какими только именами она не называется. Пили бы ее русские люди, и черт с ними. Кто хочет нажраться и печень посадить, тот это всегда сделает. Но человек же рассчитывает, что пьет он водку, а не суррогат. Ведь она официально в магазинах продается, вроде как пищевой продукт. А на самом деле это полная химия. Дело в том, ребята, что если этой водки перепить, как большинство наших соотечественников и поступают, то потом беда может случиться.
– В каком смысле? – спросил Ларин. – Голова сильно болеть будет?
– А вот тут ты, мой дорогой Андрей, ошибаешься. Дела обстоят значительно хуже. В России и так мужики в полтора раза меньше, чем женщины, живут. А тот, кто такой паленой монастырской водочки без меры испил, до конца своих дней становится импотентом. Если не верите, могу показать распечатки моих аналитиков. В двадцати сексологических центрах России зафиксировано. Пытались отловить паленую водку, но они каждый раз название меняют. И эпидемия эта ширится и ширится.
– Это уже совсем бездуховно, – проговорила Лора. – Черт с ним, что половина российских мужиков горькие пьяницы. А тут еще оказывается, что стараниями православных монахов они еще и в импотентов превращаются.
– Я не сомневаюсь, что и Филарет об этом знал, и отец Меркурий, но жажда наживы, она сильнее разума. Травили народ.
– И продолжают травить, – добавил Ларин. – Не зря я по колесам фуры стрельнул. Это же сколько там бутылок было, сколько мужиков могло пострадать.
– Ну, ты не преувеличивай, Андрей, – примирительно произнес Дугин, – большинству из наших алкашей их женщины и так до лампочки. Ладно, это вопросы, так сказать, лирики, моральный аспект. Есть у меня для вас и хорошая новость. Архимандрит наконец в себя пришел. Лежит он в отдельной палате, за ним только наши медики и присматривают. Филарет уверен, что находится в тюремной больнице и что с ним работают настоящие следователи. А следователи-то мои. Утечки информации никакой.
– Ну и что он? – спросил Андрей без всякого сочувствия к бывшему настоятелю Свято-Покровского монастыря.
– Самое удивительное, что он искренне каяться начал. Осознал, что грехи великие совершил, – произнес Дугин. – Пока только молится, ни с кем подолгу говорить не желает, но чувствую, скоро признается. Всех сдаст. В душе у него что-то перегорело или поменялось. К Богу решил обратиться, все с ним заочные диалоги ведет. Думаю, он много интересного расскажет. И если правильно с ним поработать, то сильно нам поможет.
– Что ж, еще одна заблудшая душа к вере обратилась, только перед законом его это не оправдывает, – напомнила Лора.
– А ты не скажи, – улыбнулся Дугин. – Добровольное сотрудничество со следствием и явка с повинной срок уменьшают. Ведь правда, Андрей? Ты как бывший опер это подтвердишь. Сам небось подобную фразу своим подопечным говаривал.
– Говаривал, – согласился Ларин. – Только не всегда суд эти обстоятельства принимал во внимание.
– Не боись, в случае с архимандритом это обстоятельство вовсю сработает. Ведь не простой он смертный. Раскаяние не только перед Богом, но и перед органами зачтется. Я уж найду, как по своим каналам его прокурорским передать. Повсюду у нас есть свои люди. Но это все просто информация для размышлений. А кроме информации, у меня есть для вас и руководство к действию.
– Наконец-то, – воодушевилась Лора и абсолютно неприкрыто положила свою ладонь на руку Андрею.
– Вижу, у вас отношения налаживаются. – Глаза у Павла Игнатьевича повеселели. – Дело в том, что мои аналитики отследили одну телевизионную передачу местного канала «Варяг». Благо, у них есть интернет-вещание. Передача, в общем-то, нудная, посвященная проблемам теплосетей города, но в ней принимал участие некто Кириенко Станислав Станиславович – местный краевед.
– Не знаю такого. Станислав Станиславович? – переспросил Ларин.
Мелодично блямкнул дверной звонок. За дверью послышались шаркающие шаги. Раздался старческий голос:
– Кто там?
Андрей и Лора переглянулись – что отвечать, было неясно.
– Свои, – наконец произнес Ларин.
Удивительно, но эта нехитрая фраза подействовала. Щелкнул замок. Дверь, придерживаемая цепочкой, приоткрылась. В узкую щель выглянул старик – близоруко прищурился, оценивая взглядом визитеров, и с сомнением поинтересовался:
– Вы что, из милиции?
– Во-первых, теперь у нас не милиция, а полиция, – поправил старика Андрей, улыбнувшись как можно более дружелюбно. – Вы, если не ошибаюсь, Станислав Станиславович Кириенко?
– Он самый.
Все-таки Лора была настоящей стервой. Ей достаточно было улыбнуться, повести глазами, чтобы даже такой безвредный старик, как Кириенко, стал разглядывать не Ларина, а ее. Наконец местный краевед взял себя в руки.
– Вы сказали «во-первых», а что «во-вторых»? – прищурился он.
– А во-вторых, мы никакая не милиция-полиция, а столичные журналисты, – проговорил Ларин, глядя в выцветшие глаза старого человека.
– И что вас ко мне привело? – все еще не делая попытки открыть дверь, подозрительно поинтересовался пенсионер – учитель истории.
– Мы посмотрели передачу с вашим участием. Очень достойная передача, скажу я вам, – произнесла Лора журчащим, как горный ручей, голосом. – И нас заинтересовало ваше сообщение о том, что под местным монастырем могут располагаться рукотворные пещеры раннего Средневековья.
– Так что ж вы сразу так не сказали? А то я вас держу на пороге, дверь не открываю, – засуетился Станислав Станиславович.
Он недолго повозился, сумев наконец освободить дверь от цепочки.
– Проходите-проходите, – рассыпался в любезностях местный краевед, чувствуя себя виноватым за негостеприимный прием. – Вы не подумайте только, что я всех так встречаю. У меня проблемы после этой передачи.
Ларин с Лорой прошли в прихожую. Квартира оказалась самой обычной, скромной – двушка- распашонка. Большая комната была сплошь в книгах. Все стены заставлены. Полки шли от пола до потолка. А вот в маленькой, метров на десять, располагался кабинет. Но и там письменный стол был завален бумагами и книгами.
– Вы уж извините за беспорядок, присаживайтесь, где место найдется, – краеведу пришлось снять со стульев стопки книг. – Я историк, извините, привык с литературой работать.
Ларин почувствовал, что его с Лорой в этой квартире зауважали, а потому держался с достоинством.
– Скажите, уважаемый Станислав Станиславович, а почему вы вдруг решили, что мы из полиции?
– А как тут такое не решишь. Странные дела начали твориться, стоило мне по телевизору выступить. На следующий день после передачи позвонили мне из теплосетей, говорят, работа есть, прорыв где-то случился. Я, как всегда, свои рамочки прихватил, вы же о них по телевизору наверняка слышали. И
