– Тебя вычислили?
– Не то слово. Спалился по всем параметрам. Можно сказать, что я сейчас в бегах нахожусь, и очень многие хотели бы меня найти. Тебя, кстати, тоже.
Маша не стала уточнять причин такого явления. Ларин захочет – сам скажет.
Продравшись сквозь кусты, мужчина и женщина спустились с откоса и оказались на загородной автобусной остановке. Андрей глянул на расписание.
– Вот черт, ближайший автобус на Москву только через два часа, – он подтолкнул к урне брошенную кем-то пустую пачку из-под сигарет. – Придется голосовать.
Ларин вскидывал руку, но редкие машины проносились мимо.
– Может, попробуем испытанный способ? – предложила Маша. – Голосовать буду я, а ты спрячься в кустах. Мужики охотно подбирают женщин.
– Если только жена с ним в машине не едет, – уточнил Андрей, – но у меня есть и другой способ, – он вытащил купюру, зажал ее в пальцах и снова вскинул руку.
По шоссе к ним приближался микроавтобус. Водитель мигнул поворотником и сбавил скорость.
– Видишь, мир не без добрых людей.
Микроавтобус подрулил к остановке. Кто сидит в салоне, было не рассмотреть. Маша и Андрей видели только свои отражения в зеркальных тонированных стеклах. Ларин подергал ручку, но дверца так и не поддалась.
– Сильней тяни, – раздался из салона знакомый голос.
Дверца отъехала.
– Что-то не так? – на удивленных агентов тайной организации по борьбе с коррупцией с улыбкой смотрел ее руководитель.
– Вот это сюрприз, Павел Игнатьевич. Какими ветрами вас сюда занесло?
– Вы, кажется, в Москву собрались или просто погулять вышли? – поинтересовался Дугин, когда микроавтобус уже катил по шоссе.
Павел Игнатьевич сидел в мягком кресле, впервые Андрей видел его в спортивном костюме, колени прикрывал клетчатый плед.
– Я из больницы убежал, – ухмыльнулся Дугин, – прямо из реанимации, из-под капельницы. И мне, Андрей, про твои «художества» уже доложили.
– Думаю, что не про все, – парировал Ларин.
– Мне достаточно и того, что знаю. Вот и поехал Машу предупредить. А теперь ты рассказывай.
Андрей сухо пересказал события последних дней. Павел Игнатьевич только головой качал.
– …значит, теперь тебя и на пушечный выстрел к Стариканову подпускать нельзя.
– А я думаю, все с точностью до наоборот, – возразил Ларин.
– Похоже, у тебя есть план.
– Заранее знаю – вы скажете, что все это полное сумасшествие. Но хотя бы выслушайте.
– Не умирай до расстрела, – посоветовал Дугин. – Я тебя внимательно слушаю.
Андрей говорил, а Павел Игнатьевич вновь качал головой. И при каждой очередной просьбе Ларина загибал пальцы.
– Ну, как, одобряете? – поинтересовался Андрей.
Дугин беззвучно шевелил губами, словно вел с кем-то заочный диалог. Маша одобрительно глянула на напарника и взяла его за руку.
– Что ж, ты придумал, тебе и выполнять, – произнес наконец Павел Игнатьевич и принялся разгибать пальцы один за другим, говоря при этом: – Людей я тебе дам. Против помощи Маши не возражаю. Надежный человек в «Останкино» у меня есть. А вот обработку режиссера телевизионного ток-шоу придется тебе самому производить. Наши аналитики компромат на него подберут.
Микроавтобус с тонированными стеклами мчался к Москве.
Глава 13
Телевизионщики народ надменный, особенно режиссеры. Они мнят себя вершителями дум и чаяний общества. В чем-то это справедливо. Через телевизор в головы так называемых простых людей ежедневно вбиваются нужные власть предержащим мысли. И именно телевизионщики заняты этим делом, ведь владеют необходимыми технологиями, умеют давить на чувства, заставляют простых смертных плакать, смеяться, сопереживать. Особенно искусны в этом режиссеры различных ток-шоу. Но только самым талантливым и беспринципным поручают делать политические «спектакли».
Дмитрий Петрович Кореневский был одним из них. Именно он готовил шоу с участием Стариканова. Была уже подобрана нужная публика для зрителей, испробованная система телефонного и интернет- голосования должна была выдать нужный результат.
Режиссер Кореневский был известен среди коллег тем, что придумал оригинальное сравнение. Он как- то сказал, что Останкинская телебашня – это гигантский шприц, которым зомбируют население.
Дмитрий Петрович в хорошем расположении духа покидал телевизионную студию. Все шло как по маслу. К тем деньгам, которые платила ему телекомпания, Стариканов добавил и от себя лично – «в конверте». И конверт этот оказался очень пухлым. А не обложенные никакими налогами суммы, о которых вдобавок ничего не знает жена, это всегда приятно.
Кореневский гордо спустился с крыльца, вскинул руку с электронным брелком, привычно вдавил кнопку. Его новенькая машина тут же послушно мигнула габаритами, пискнула, заработал двигатель. Единственное, чего не умело это чудо западноевропейского автомобилестроения, так это самостоятельно возить хозяина по городу.
Дмитрий Петрович с легкой улыбкой презрительно оглядел другие машины, стоявшие перед телестудией. Его «железный конь» являлся одним из самых «породистых» и лучших. Телережиссер распахнул дверцу, сел за руль и озадаченно глянул на лежавшую на приборной панели стопочку листов компьютерной распечатки. Сам он их сюда не клал, кто-то подкинул, когда он был на работе. Открытие само по себе было не из приятных – значит, этот кто-то спокойно обошел сигнализацию. Выглядело все странно, из машины ничего не пропало, а, наоборот, прибавилось.
Кореневский взял бумаги и принялся читать. Конкретного обращения лично к нему в распечатках не было. Просто по пунктам в календарном порядке восстанавливались события последних двух лет. Неведомый «доброжелатель» сухим протокольным языком напоминал о финансовых нарушениях, совершенных режиссером. Указывались даты, суммы похищенных путем «распила» средств, выделенных на создание телевизионных программ. Липовые списания, затраты на монтаж и производство, которых на самом деле не было. Полученные и отданные взятки. Также отдельными пунктами упоминались и случаи использования служебного положения для вымогания услуг сексуального характера от практиканток- студенток журналистских факультетов.
Прегрешений за Кореневским числилось много, о некоторых он и сам успел забыть. «Доброжелатель» после каждого пункта приводил и ссылку на статью Уголовного кодекса, а также указывал возможный срок лишения свободы. В конце списка жирным шрифтом режиссеру сообщалось, что по совокупности это все тянет как минимум на семь лет усиленного режима, конфискацию имущества, и после освобождения ему светит запрет занимать руководящие должности, связанные с распределением финансовых средств. Короче говоря, все было точно так, как в народной пословице: «От сумы и тюрьмы не зарекайся».
Нервно забилось сердце. Холодок страха пробежал по телу. Походило на то, что над этим многостраничным странным документом поработала хорошо подготовленная следственная бригада.
Дмитрий Петрович затравленно заозирался – хотел увидеть того, кто подложил ему такую «свинью» в его собственную машину. И этот человек не заставил себя долго ждать.
Стоявший на крыльце телестудии Ларин перехватил бегающий взгляд Кореневского и вскинул руку – мол, вот он я. После чего неторопливо направился к машине и постучал костяшками пальцев по стеклу.
– Разрешите присесть, гражданин Кореневский? – официальным тоном поинтересовался Андрей.
– Р-р-разумееется, – пробормотал режиссер и дрожащей рукой открыл дверцу, бумаги почему-то сунул себе за пазуху – и теперь они торчали у него оттуда, как растопыренный хвост белого голубя.
– Ознакомиться успели? – сев в автомобиль, спросил Ларин.
– Д-д-да, – проговорил непослушным языком телевизионный режиссер.
