место мое, и если его смущает мой вид, пусть сам убирается ко всем чертям.
Вдруг он подходит ко мне, улыбаясь, как ни в чем не бывало, и говорит:
«Привет! Очаровательное место, правда?»
Мы разговорились, перешли на «ты». Когда новый знакомый узнал, что мое заболевание неизлечимо, он выразил вежливое сочувствие, но видно было, что ему меня не жалко. И это, знаешь, было хорошо: мы общались так, словно он не замечал, что я инвалид – до сих пор такие непринужденные диалоги получались у меня только в Сети.
Долго болтали, до сумерек. Его поразило и заинтересовало, как можно жить, будучи существом вроде меня. Кончилось тем, что я много чего ему высказала – и о муторной общине моих родителей, и о гуманных врачах, которые не захотели меня убить без согласия этих праведных отморозков, и о гуманных властях, которые на мою просьбу о помощи ответили, что я прошу о бесчеловечном и незаконном. Тут, пожалуй, надо кое-что пояснить… Ты что-нибудь слышала о «двойном саркофаге»?
– Кажется, какая-то запрещенная машина, да? Не знаю, настоящая или придуманная…
– Еще какая настоящая! Лярнийская машина для обмена телами. Или для обмена душами – как ни скажи, результат один. В то время из-за этого «двойного саркофага» весь Ниар стоял на ушах. Как раз выяснилось, что Лиргисо, преступник с Лярна, таким образом занял место одного ниарского бизнесмена и выдавал себя за него целых четыре года. Потом его разоблачили, и вскоре после этого подмененного бизнесмена нашли мертвым, но был это сбежавший Лиргисо или его новая жертва, с которой он поменялся телами – никто не знал. Население предупреждали: кто обнаружит так называемый «двойной саркофаг» – сразу сообщать на горячую линию, вознаграждение гарантировано. Народные умельцы на этом денег заработали…
– Как?.. – удивилась Бланка, слегка оглушенная коньяком.
– Соорудят что-нибудь похожее на пресловутую установку и звонят в полицию: приезжайте, нашли! Хоть и ложная тревога, а если мошенничество не доказано, все равно полагается выплатить награду. Ну, и массовый психоз имел место, как же без него… Народ боялся стать жертвой преступника, обладающего настоящим «двойным саркофагом», одна я ничего не боялась – кто бы захотел со мной поменяться? Да я бы за это только «спасибо» сказала. Я тайком от родителей через Сеть послала письмо президенту Ниара, попросила, чтобы мне устроили пересадку сознания в тело какой-нибудь террористки или бандитки, совершившей тяжкие преступления. Ответ – вежливый отказ, несколько страниц сочувственных рассуждений, до сих пор вспоминать тошно.
Я все это выложила и сказала:
«Вас бы, моралистов, в мою шкуру, чтобы сами узнали, что такое памперсы для взрослых, и гнойные болячки во всех местах, и когда вместо ногтей пленочки, и ничего не можешь сделать самостоятельно! Помочь никто не хочет, потому что нехорошо и негуманно, а разрешить моей матери родить больного ребенка – это было хорошо! Гуманисты чертовы…»
Он засмеялся:
«За что же ты меня такими гадкими словами обзываешь, какой я тебе гуманист?»
«Ладно, – говорю, – не ты, извини».
Он ведь был ни при чем, и я это все-таки понимала, несмотря на свою тогдашнюю озлобленность.
Он продолжает:
«Я-то как раз мог бы тебе помочь… Если, конечно, захочешь принять мою помощь».
Я не поверила, что он говорит всерьез. Спрашиваю ехидно:
– Это как? Можно поконкретней?
Он усмехнулся и предложил встретиться завтра на этом же месте.
Опоздал на полчаса – наверное, нарочно, чтобы заставить меня помучиться: придет – не придет. Честно говоря, стервозности ему было не занимать. Он, вообще-то, был редкостным эгоцентриком, и несмотря на это решил мне помочь, вот что странно, хотя для него эта помощь была связана с определенным риском. Генри считает, все дело в том, что он разглядел во мне существо той же породы, что и он сам, попавшее в беду. Подобное тянется к подобному.
«Ты немного напоминаешь мою девушку, – сообщил он при следующей встрече. – Тебе не говорили, что ты похожа чертами лица на Мону Янг? У нее тоже лицо Моны Янг, сделала когда-то пластическую операцию. Вот, посмотри…»
И достает платиновый медальон, усыпанный мелкими черными алмазами, а внутри женский портрет – лицо точь-в-точь такое, как у тебя на брелке, и глаза те же самые.
«В первый момент я решил, что это она сидит в инвалидном кресле, хотя такого просто не может быть, – добавил он с грустной улыбкой. – Эта повальная мода на внешность топ-моделей – кошмарная вещь! Я то и дело встречаю кого-нибудь с ее лицом – на улице, в кафе, в лифте – и каждый раз вздрагиваю, это вездесущее наваждение смахивает на утонченную пытку».
Я поинтересовалась:
«А где сейчас твоя девушка?»
«Ее у меня отобрали, – он снова улыбнулся симпатичной обезоруживающей улыбкой, с такой щемящей печалью, что я сразу прониклась сочувствием. – Мы прожили вместе всего-то около трех месяцев, а потом появился ее гражданский муж – жуткий, надо сказать, тип, с ним лучше не связываться. Он забрал ее, а меня чуть не убили. Выволокли прямо с фуршета в бизнес-центре, не считаясь с приличиями и нормами цивилизованного общества. За компанию с этим типом, которого и человеком-то не назовешь, пришел его друг – наглый мальчишка, незадолго до этого я спас ему жизнь, о чем, кстати, не жалею, несмотря на все плачевные последствия. Он полез в драку, получил тяжелую травму и без медицинской помощи мог умереть, а я о нем позаботился, уложил в «кокон», вызвал врача. Подлец решил меня достойно отблагодарить и пришел с бластером, как на бандитскую разборку! И ведь чуть не пристрелил… А она стояла рядом и хоть бы слово сказала в мою защиту! Впрочем, она всегда была такая – некоронованная королева. Наше знакомство началось с экстремального турпохода по дикой местности, на ней была черная майка, потрепанные кожаные штаны и чужие ботинки совершенно непотребного вида – она говорила, что сняла их с трупа, и все равно ни одна из венценосных особ Гелиона или Рубикона никакого сравнения с ней не выдерживала. Казалось, она чуть-чуть обо мне сожалеет, но заступаться не стала – сама понимаешь, это было бы не по-королевски! К счастью, совершить смертную казнь они доверили, уж не знаю почему, самому культурному, чувствительному и неопытному из своей бандитской троицы. Мальчишка никогда в жизни не убивал. Двое других убивали не единожды и, видимо, давно забыли, как оно бывает в первый раз. Пока он, весь побелевший, собирался с духом, чтобы нажать на спуск, я воспользовался моментом и сбежал. Не сомневайся, я до него еще доберусь… В отличие от них, я не бандит, и ни один волосок с его головы не упадет, но нервотрепку я ему устрою не менее изысканную и сногсшибательную. Пусть справедливость – это иллюзия, иногда она должна торжествовать! У меня все время так: сначала дела идут превосходно, а потом какая-нибудь катастрофа, маленькая или большая, потом опять жизнь похожа на цветущий сад, потом опять катастрофа… Должно быть, это мой рок. Что ты об этом думаешь?»
Кстати, позже я услышала эту душераздирающую историю из другого источника и в немного другой трактовке, даже познакомилась со злодеями, которых он так красочно описал. Забегая вперед, скажу, что это были Стив, мой учитель, и Поль, отец Марсии, и основания для недовольства у них имелись, мягко говоря, достаточно веские.
А тогда я ответила:
«Думаю, если в твоей жизни столько всего происходит, ты должен быть счастлив. Я бы хотела поменяться с тобой местами, а ты бы со мной, наверное, поменяться не захотел».
Ему это понравилось.
«Какая прелесть, это куда лучше, чем банальные утешения! Ты права. Только меняться мы с тобой не будем, еще чего не хватало… Поменяешься с кем-нибудь другим. Если бы в твоем распоряжении оказался «двойной саркофаг» – меня убивает фантазия тех, кто придумал это название, – то какой бы ты хотела стать?»
И я рассказала о Лейле из общины коммунистов. Бланка, честное слово, я не знала, что тем самым выношу ей смертный приговор. Думала, что ни черта он на самом деле не сможет изменить, и у нас с ним просто игра такая… Он ведь до последнего момента вел себя так, что наши планы казались несерьезными, нереальными, и при желании можно было все обратить в шутку. Но если бы даже знала, не смогла бы я
