предупредить тебя в том, что все улики против тебя. Тебе никто не поверит, что ты не виноват, а следовательно, от тебя самого зависит чистосердечным признанием уменьшить наказание.
Видя, что кучер не отвечает, Пинкертон добавил:
— Поверь, что тебе не удастся воспользоваться ни одной краденой вещью. Даже тогда, когда ты отбудешь наказание. За тобой будут следить самым тщательным образом…
Но тут речь его вдруг оборвалась.
Лицо кучера вдруг побагровело, глаза налились кровью и он, выпрямившись во весь свой рост, крикнул громко:
— Не был я вором да и только! Судите меня, хоть вешайте, а я знать не знаю вас! Убирайтесь к черту, я и отвечать-то вам не буду! Хоть жилы из меня вытягивайте, ироды, так и по мне все равно!
— В таком случае мне не о чем с тобой и разговаривать!
— произнес холодно Нат Пинкертон.
И, обернувшись к конвойным, он приказал:
— Можете вести его назад.
Ни слова не произнеся, Никита вышел из комнаты в сопровождении полицейских.
— Вы видите, этот тип умеет хорошо запираться! — произнес с насмешкой Пинкертон. — Но… я еще не спросил вашего мнения, коллега, относительно кучера.
Шерлок Холмс не ответил ни слова.
Он несколько минут молча шагал по комнате, низко опустив голову.
Но вот он, наконец, выпрямился и, задумчиво взглянув на Пинкертона, произнес:
— Никита Панкратов ни в чем не виноват.
— Что-о?! — воскликнул удивленно Пинкертон. — Вы говорите, что он не виноват?
— Да, — твердо повторил Холмс.
— Несмотря на прямые улики?
— Да.
— Но кто же, по-вашему, вор?
— Этого я не знаю, но будущее покажет это. Могу одно сказать, что я знаю более чем хорошо душу человеческую, и голос, исходящий из глубины и дышащий такой правдой, как у этого кучера, не может лгать!
Пинкертон улыбнулся.
— Вы думаете? — спросил он пренебрежительно, задетый слегка за самолюбие словами Холмса.
— Повторяю, я в этом уверен, — серьезно ответил Холмс.
— В таком случае, позвольте пожелать вам успеха в отыскании виновного, — насмешливо сказал Пинкертон. — Что же касается меня, то я его уже нашел и единственное, что остается мне, это отыскать его помощника и краденые вещи.
Он слегка поклонился нам и добавил:
— А пока, позвольте пожелать вам всего хорошего!
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.
IV.
Мы остались с Холмсом одни.
Несколько минут мой друг упорно молчал, глядя задумчиво куда-то в пространство. Потом он подошел ко мне, положил руку на мое плечо и произнес:
— Нет, нет, дорогой Ватсон, предчувствие не обманывает меня! Этот человек не может быть виновен! Обстоятельства сложились для него очень плохо… Все говорит против него, но я постараюсь распутать это чрезвычайно запутанное преступление и удержать этим судей от ложного шага.
— Мне тоже не верится, чтобы кучер был виноват, — ответил я. — Уж чересчур искренен его голос!
— В том-то и дело! Нат Пинкертон попал на ложный след, на который его навел другой ловкий вор, а самолюбие не позволяет ему сознаться в этом.
И вдруг, весело улыбнувшись, он добавил:
— Если смотреть на это дело с спортивной точки зрения, то я должен радоваться, что мой соперник находится на ложном следу. Пойдемте сию же минуту к хозяину дома. Мне нужно его расспросить кое о чем.
Хозяина мы застали в гостиной. Услыхав, что Шерлок Холмс желает задать ему и его жене несколько вопросов, он изъявил свое полное согласие.
На его зов в комнату вошла Анна Егоровна, и Холмс прямо приступил к делу.
— Кто присутствовал в то время, как вы одевали на себя драгоценности? — спросил он Анну Егоровну.
— Горничная.
— А когда снимали?
— Никого.
— Не видали ли вы кого-нибудь входящим в дверь, после того как вы вышли переодевшись?
— Решительно нет.
— Были ли окна в вашей спальне занавешены во время переодевания?
— Нет. Это я помню хорошо. Я так спешила, что не успела спустить портьеры.
— Не выглядывали ли вы во время переодевания во двор? Может быть, вы заметили кого-нибудь из своих или посторонних, кто слишком пристально глядел на ваши окна?
— Н-нет… — ответила Мюрева. — Во дворе, кажется, совсем никого не было… Вернее сказать, я не заметила…
— Жаль. Но… не видали ли вы кого-нибудь на одной из крыш?
Анна Егоровна задумалась.
— Нет, — произнесла она наконец задумчиво. — На наших дворовых крышах я не видела никого.
— А на соседних?
— Погодите… Да, да, теперь я припоминаю! На соседней крыше я видела рабочего. Он, кажется, что-то чинил…
— Ага! Имеет ли та крыша сообщение или соприкосновение с одной из крыш вашего двора? — с живостью спросил Холмс.
— Нет! — ответила Мюрева.
— Совсем?
— Совсем. Та крыша отделяется от нас большим двором.
— Не заметили ли вы вообще чего-нибудь подозрительного в чьем-либо поведении?
— Нет, решительно нет!
— Благодарю вас, — поклонился Шерлок Холмс. — Теперь ваша очередь, Николай Александрович! Как служил у вас Никита?
Мюрев только руками развел.
— Пожаловаться на него никогда не мог! — ответил он. — Мужик был честный, добродетельный, трезвый…
— Часто ли он отлучался?
— Почти никогда. За пять лет службы раза два уезжал на побывку в деревню, жил скромно и деньгу копил, старикам своим один раз тридцать рублей дал, да другой раз — тридцать четыре.
— Верите ли вы в его виновность?
— Я бы и не поверил, если бы не такие доказательства.
— Кто у вас еще служит?
— Кухарка есть, горничная, да дворник.
— Не подозреваете ли вы кого-нибудь из них? Не отличается ли кто из них дурным поведением?
