IV
Всю дорогу до гостиницы Холмс не проронил ни слова и, лишь когда мы вошли в номер и заперли за собой дверь, обратился ко мне:
— Что вы думаете, дорогой Ватсон, обо всей этой истории?
Я пожал плечами.
— Продолжаю думать, что старуха стала ненормальной, и вполне согласен с вами, что на нее напала мания утаивать деньги, — ответил я.
— А что вы скажете насчет большого образа святого Александра Невского?
— Прекрасная работа.
— Не напоминает ли он вам лицом кого — нибудь другого?
— Действительно, напоминает, — сказал я. — Но кого — не могу сказать!
Холмс улыбнулся, и мне показалось, что глаза его блеснули странным огоньком.
— Вы не ошиблись, дорогой Ватсон! — произнес он, вставая. — Он похож на человека, с которым мы не знакомы, но которого видели.
— А именно?
— Вспомните фотографию покойного Александра Серпухова.
Я ударил себя ладонью по лбу.
— Черт возьми, вы правы! — воскликнул я, пораженный внезапным открытием. — Только покойник не носил бороды…
— Поэтому — то сходство образа с покойником и не бросается в глаза с первого раза, и поэтому Иван Андреевич не обратил на это особого внимания. К тому же, как это ни странно, святой изображен с опущенными веками, что тоже маскирует сходство. Какая — то тайна кроется в этом образе. Первый вопрос, который невольно приходит на ум: зачем было Александру приказывать художнику изображать святого со своим лицом? Притом, если вы обратили внимание, фигура сделана как раз в натуральную величину, не больше и не меньше.
— Да, я обратил на это внимание, — ответил я. — Что же следует из этого?
— Вывод делать еще слишком рано, — ответил Холмс. — Пока мы должны ограничиться одними наблюдениями и затем сделать из них вывод. Не угодно ли сигару, Ватсон? В России они не особенно хороши, но с грехом пополам курить можно.
Около получаса мы сидели молча, попыхивая сигарами и занятый каждый своими мыслями.
— Нам пора! — произнес наконец Холмс, отрываясь от своих дум.
— Вы куда — нибудь собираетесь? — спросил я.
— Да. Нам надо во что бы то ни стало добыть два монашеских одеяния. Сегодня после обеда мы отправимся в гости к старухе Серпуховой.
Накинув пальто, мы вышли из дома на улицу и направились к новым торговым рядам, где купили черного кашемира, четки, кресты и другие принадлежности монашеского костюма.
Затем мы зашли к одному из захудалых, бедных портных, жившему на краю города в Марьиной роще, и Шерлок Холмс уговорил его за довольно высокую плату прийти к нам в номер со своей швейной машиной.
Все трое мы поехали в гостиницу и поднялись в наши смежные номера, соединявшиеся между собою открытой дверью. Не теряя ни минуты, Холмс принялся за дело.
Монашеские одежды оказались не очень сложными, и портной быстро скроил две рясы. Машина застучала, и часа через три два монашеских костюма лежали на столе совершенно готовыми.
Отпустив портного, мы завернули все нужные для переодевания и грима принадлежности в переметные котомки и вышли из гостиницы.
Нам необходимо было отыскать место, где бы мы могли незаметно переодеться. Отдаленные парки в данных случаях годились лучше всего.
Подумав немного, мы решили ехать на Курский вокзал. Там мы взяли два билета до Кусково и через двадцать минут езды были уже на месте.
Лес, окружающий эту местность, был достаточно велик, чтобы скрыться ненадолго от посторонних взоров. Через несколько минут мы нашли в самой глубине рощи довольно глубокий овраг и, не теряя времени, принялись за работу.
Седые бороды, такие же густые усы и брови и несколько мазков кистью совершенно изменили нашу внешность. А когда мы облачились в скромные черные рясы и надели на головы скуфьи, никому бы не пришло в голову, что мы не настоящие монахи.
Снятое с себя платье мы завернули в котомки и возвратились на станцию, скромно потупив глаза, как самые святые отцы церкви.
Приехав в город, мы взяли извозчика и приказали везти себя на фабрику Серпухова.
Вышедшая на звонок горничная, увидав нас, состроила благочестивое лицо.
— Барыня Надежда Симоновна дома? — спросил ее Холмс.
— Дома, отцы родные, дома! — ответила горничная, низко кланяясь нам. — Как сказать о вас прикажете?
— Со святого Афона, скажи. Преосвященным епископом посланы на святую Русь. Людей добрых и благочестивых навещаем, беседы ведем, совет да молитву с собою вместе с кусочком животворящего креста Господня носим.
— Пожалуйте, батюшка, барыня рада будет вас видеть, — сказала горничная, снова низко кланяясь и зачем — то крестясь.
Она проводила нас в маленькую гостиную и исчезла. Приняв самые благочестивые позы, мы сели в кресла, медленно перебирая четки и шевеля беззвучно губами. Минут через пять к нам вышла сама хозяйка, старуха Надежда Симоновна.
Ни слова не говоря, она подошла под благословение к Холмсу. Затем, поклонившись нам обоим, она села против на низенькой будуарной кушетке.
— Рада вас видеть, отцы святые, — проговорила ома тихим голосом. — Прямо с Афона приехали вы сюда или еще путешествовали?
— Прямо сюда, — смиренно ответил Холмс. — Потому что в столицах ныне вера больше оскудела, чем в провинции, а потому и нам следует быть больше в таких местах, где божие слово нужнее. Старуха сокрушенно кивнула головой.
— Правда, правда, — вздохнула она. — И я первая грешница. Ни во что не верила сколько уж лет, да взглянул на меня наконец всемилостивый Господь и вразумил окаянную.
— И стали вы верить, матушка? — спросил Холмс.
— Верю, батюшка, верю, — набожно ответила старуха. — Верю в его неизмеримое милосердие к самому плохому человеку.
Она умолкла, задумчиво глядя в угол с образами. Поникнув головами, мы молчали, перебирая четки.
— На сыне своем Александре увидела я нескончаемое милосердие божие, — тихо заговорила старуха.
— На сыне?
— На нем. На что уж беспутный был, а вот покаялся в конце жизни и лик святой получил…
— Не пойму я, матушка, что говоришь? — удивленно перебил Холмс. — Как же это сын твой в святые попал? И почему тебе ведомо это?
Старуха понизила голос, словно открывала нам величайшую тайну.
— Является он мне, отцы святые. Лик светлый, хоть и в темноте является, сияние вокруг головы… и говорит со мною…
— Не во сне ли ты это видишь? — перебил Холмс.
— Что ты, что ты! Небось знаю, что не сплю! — запротестовала она. — И речи говорит
