— Нет. День мы посвятим осмотру станции и кладовых, а вечером проедем за Байкал и завтра вернемся назад.
III
За день мы порядочно–таки утомились.
Осмотрев станционные пути, кладовые и товарную станцию, Шерлок Холмс нашел, что красть товар при подобном хаосе не представляет никакого труда.
— Было бы чудом, если бы его не крали! — сказал он. — Первое, что бросается в глаза, это то, что никто из служащих не находится на своем месте. Я удивляюсь, как тут до сих пор не украли самого начальника станции и участкового инженера!
— Вероятно, они не представляют из себя большой ценности, — ответил я.
— Вполне согласен с вами, дорогой Ватсон, — рассмеялся Холмс.
После обеда мы поспали, а вечером пошли на станцию.
Кондукторы и вообще станционные служащие еще не знали нас в лицо, и поэтому мы без всякого труда сторговались с обер–кондуктором товарного поезда, который разрешил нам проехать кругом Байкала за восемь гривен.
Холмс умышленно поехал безбилетным пассажиром, так как безбилетная публика ни в ком не возбуждала подозрений. В десять часов вечера поезд тронулся.
Ночь была темная, а огромные скалы с правой стороны еще более усиливали мрак.
Громадный Байкал мирно дремал среди утесистых берегов, терявшихся во мраке, чуть поблескивая своей темно–стальной водяной гладью.
Поезд грузно подымался в гору, изредка останавливаясь на мрачных, словно гнезда разбойников, станциях и поминутно ныряя из одного туннеля в другой.
Мы стояли на одной из средних площадок, любуясь суровой картиной сибирской ночи.
Часа через три мы подъехали к небольшой станции.
Было около половины первого ночи.
Ноги наши устали от неподвижного стояния и сидения на площадке, и Шерлок Холмс предложил мне промяться по платформе.
Вероятно, ради экономии половина фонарей на станции не была зажжена, и поэтому везде было темно.
Мы ходили взад и вперед по платформе, ожидая звонка.
Вдруг громкий мужской голос крикнул в темноте:
— Слышь ты, Бурмистов! Плюнь ты на свой паровоз!
— Иду, — ответил голос с паровоза.
— Ну, скорее, а то водка уж давно ждет.
— А когда поезд пустишь?
— Когда наужинаемся, тогда и пущу!
Голоса смолкли.
Подойдя к паровозу, мы увидели на нем лишь одного кочегара.
— Скоро ли поезд пойдет? — спросил его Холмс.
— А вот когда машинист поужинает, — ответил невозмутимо кочегар. — Аль не видал, что он к начальнику станции пошел.
— Вы слышали? — как–то растерянно пробормотал Холмс, когда мы отошли от паровоза.
— Слышал, — ответил я.
— Это у них называется расписанием! Посмотрим, что будет дальше!
Ждать пришлось долго, так как машинист ужинал около двух часов.
Наконец, он вышел из станционного дома сильно шатаясь, в сопровождении еще более пьяного начальника станции.
— …и боюсь же я этой сволочи, корреспондентов! — громко резонировал начальник станции, продолжая, очевидно, начатую раньше беседу. — Прежде эта дрянь сюда не заезжала, было вольготно, а как пошла война, так они и потянули, словно нечистая сила.
— Дд–а! — протянул басом машинист.
— А главное, не знаешь, откуда он вынырнет, — продолжал начальник станции. — Даже среди военных завелись! Приедет, вынюхает и сгинет…
— А ты бы какого–нибудь эдак под колесо… будто нечаянно…
— Не ухватишь, брат! Прытки очень и все с пассажирскими поездами ездят. Где их разберешь? Слава тебе Господи, что еще на товарных не рыщут! Сразу бы нас на одно жалованье посадили!
— Черти! — выругался машинист.
Они подошли к паровозу.
— Не выпить ли, что ли, еще коньячку на дорожку? — предложил начальник станции.
— Ну что ж!
— Ей, Ванька! — крикнул начальник. — Тащи–ка коньяк и рюмки к паровозу.
Приятели сели на траву и через несколько минут снова принялись за питье.
Притаившись за вагоном, мы слушали их разговор.
— Сколько вагонов взял? — спрашивал голос начальника станции.
— У Аберьянца?
— Да.
— Два.
— Много ли получил?
— По двадцати рублей за вагон.
— Он мне уж на тебя жаловался. Говорит — грабеж!
— Пущай! Ты намедни показал мне эти вагоны, ну я и велел отцепить их от поезда. Он заметил и ко мне. — По какому, кричит, праву опять отцеплены вагоны? Они прямого сообщения, а из России идут уже четвертый месяц! Это безобразие! — Ну, и пошел кричать. А я ему и говорю: — Поезд на подъем пойдет, состав чересчур тяжел, так что задние вагоны отцепить пришлось. Паровоз не вытянет. — Ну, он к тебе, вероятно, и пошел.
— Да, да. Ну, я ему и сказал, что машинисту виднее. Кричал, орал, что пожалуется, да ведь я знаю этих купцов! Кончил ведь тем, что заплатил.
— Ха–ха–ха! — расхохотался машинист.
— Чего ты?
— А я подумал: сколько влезет купцу доставки, нормальной скоростью вагон со своим товаром от Москвы до Харбина?!
— Я как–то высчитывал! — весело ответил начальник станции. — По моему расчету он должен, кроме тарифа, заплатить рублей двести за вагон.
— Во время войны и больше было!
— Дд–а! Тогда и до тысячи доходило. Ну–ка, хлопнем!
— Вонзим! Заработали по две красненьких и ладно.
— Завтра я на вагонах купца Лиу–Пин–Юна заработаю! — проговорил начальник станции.
— В ремонт?
— Да. Скажу, что нахожу их сломанными… Надо, мол, в депо отправить, а перегружать груз нельзя, потому что пломбы в Москве наложены. Постоят денька два на запасном пути, так небось раскошелится! А то и месяц продержу!
Оба весело загоготали.
Снова послышалось бульканье бутылки.
Но через полчаса бутылка была, вероятно, допита, и сильно пьяный машинист, простившись с приятелем, полез на паровоз.
