желаете? Ах, в Лондоне такой драйв!
Вы скажете, лакеи были всегда. Нет, сегодня челядь особенная — сплошь правозащитники. И все ругают КГБ и Сталина, теперь у прислуги повадка такая, вышколили.
— Вот, Семён Семёныч, попробуйте, свежайшая… А Сталин был тиран!
— Вот, Роман Аркадьевич, полюбуйтесь, и просят недорого… А чекисты как охамели…
— Вот, Николай Николаевич, смотрится шикарно, это последняя… Но может вернуться 37-й год!
При каждом солидном олигархе свой правозащитник, непременный компонент обслуги, как личный телохранитель, личный врач, личный адвокат. У Лебедева — «Новая газета», у Усманова — «Коммерсант», у Ходорковского — несколько грамотных правозащитников, у Березовского — два-три недурных правозащитника, у Прохорова имеется парочка дельных. Хороший правозащитник ценится выше повара, хотя и ниже футболиста. Иногда олигархи производят трансфер — скажем, Прохоров своего правозащитника отдаёт другому буржую, а себе берёт новый кадр из команды Абрамовича. У правозащитников дел хватает.
Пусть бы они лучше права бомжей защищали, воскликнет иной. Однако это несерьёзное заявление. Трудно оборонять то, чего нет; как защитить мираж? Разумно защищать то, что можно потрогать. Подчиняясь этой простой логике, правозащитники пошли в обслугу к олигархам. Некогда он обличал Советскую власть, а теперь отстаивает права барыг на собственность. И в этом нет противоречия. А что ещё можно было бы защитить? Защищать коттеджный поселок, который сносят обладатели другого коттеджного поселка — это понятно. Защищать права нефтяного барона, которого посадили за неуплату налогов — это понятно. Защищать спекулянта акциями, обвинённого в занижении цены на акции, — это всё понятная разумная работа. Но защищать права черни невозможно, прикладывать усилия не к чему. Например, у людей есть право на пенсию, и пенсия у них есть, хотя и маленькая. Что в данном случае защищать? Право соблюдено, у тебя ровно столько, сколько тебе полагается. И правозащитники к тебе, лентяю, не ходят — негде правозащитнику развернуться.
Демократические права — это акции свободы, равенства и братства. Когда правозащитники идут на митинг, они заявляют: мы за ваучеры гражданского общества. А вот в дальнейшем эти ваучеры надо реализовать: правовые акции надо конвертировать в права реальные. Акция — это бумажка; но существует реальное право по факту обладания имуществом — вот это уже право реализованное. Одно дело иметь акцию рудника, иное дело иметь доход с рудника. Собственность — это не кража, как полагал Прудон; нечто сходное, но происходит всё по закону. Одни акции потеряли стоимость — а другие взлетели в цене. Собственность — это зафиксированное обеспечение правовой акции.
Акция на права — ничего не стоит без собственности; собственность, которой обладает тиран — не имеет правового прикрытия; но вот демократическая зафиксированная прибыль — это реальная вещь. И грамотный экономист это путать не должен. Иметь одни лишь абстрактные права — значит зависеть от волатильности социального рынка: сколько выпишут тебе из бюджета пенсии — столько и получишь; а иметь конкретные реализованные права — это означает, что ты сам данный бюджет и распределяешь.
И народ, и хозяева народа обладают вещами, которые называется одним словом «права», но это разные вещи. Когда ораторы говорят с толпой о правах, то имеют в виду права деривативные, условные. Население по наивности полагает, что речь идёт о конкретных вещах — ведь произносят же слова «хлеб», «мир», «пенсия». Однако когда Ленин говорит: «Мир-народам», это не означает, что не будет войны. И когда современный либерал обещает «свободный рынок», это не значит, что мужик с семечками может встать на углу Моховой. Чернь может решить, что обсуждают её конкретные дела; но это нонсенс. Этак и обладатель акции Лукойл потребует себе цистерну нефти. Здесь разница принципиальная. Имеешь ваучер — размести его грамотно; не потратил его на приобретение бейсбольной биты — сиди теперь, жди пенсии. И сетовать на то, что абстракция не обернулась реальностью — нечего. Акции прав надо копить, умножать их стоимость чиновными постами, связями, круговой порукой — затем обращать в реальные права. Чем больше акций прав — тем больше собственности: прямо пропорциональная зависимость.
Никто не мешал сегодняшнему обладателю маленькой пенсии организовать бизнес: заняться рэкетом, опекать ларьки, ставить кредиторам утюг на живот, потом вложиться в компьютеры, потом банкротить заводы, потом продавать цеха под казино, спекулировать жилплощадью, понравиться правительству, получить свою долю ресурсов страны. Сейчас бы уже имел яхту и учредил литературную премию. И прав бы имел — сундук от пола не оторвать. Вот это права солидные, не ерунда; эту комбинацию прав реальных и абстрактных правозащитник может защитить. От кого защищать? От тоталитаризма, от казарменного строя, от завистливой черни, которая хочет «всё взять да поделить». От ужасной российской истории и культуры. От общинного косного сознания. От ленивого шариковского начала, Булгаковым разоблачённого.
Детям я бы запретил с кащеем встречаться, но самому было любопытно. Я разных деятелей видел, вот, с директором завода из Верхнего Уфалея общался например. Решил, что хочу увидеть кащея вблизи. Он вошёл стремительной походкой — суетливый человек, похожий на Березовского и на старую обезьяну. За ним шёл израильский охранник в расстёгнутом пиджаке, с пистолетом за поясом. И швейцар не возразил, пустили в зал с пистолетом. А может быть, тут у всех оружие. Охранника оставили подле столика, он зыркал по сторонам. Я сперва обиделся, а потом вспомнил советские времена, разбогатевших дантистов и дизайнеров — они свои свеженькие «жигули» всегда подгоняли прямо под окна тех, к кому пришли в гости. И поминутно вскакивали и бросались к окну — чуть шорох на улице. Вот и данный кащей напоминает разбогатевших директоров ателье — он и на охранника поглядывал тревожно, как на новые жигули: не угнали? сигнализация работает?
Все кащеи ведут себя одинаково — прежде чем начать разговор, кладут на стол мобильный телефон. Связь с миром (охраной, таможней, партнёром по спекуляциям) поддерживается постоянно; проверил: сигнал есть; теперь можно спросить о положении дел в Отечестве.
— Что с Россией? Новости? Хотя я в курсе. Да, будет революция.
— Уверены?
— Неизбежно. Алё? Миша? Что там? — это уже не про Россию.
Школьное воспитание утверждает, что во время разговора неприлично отвлекаться. Однако кащеи убедили общество, что бизнес выше воспитания: партнёр звонит! растаможка! депозиты! Бизнес не стоит на месте: лицо делового человека багровеет, складка меж бровей — он занят серьёзным! Отрываясь от разговора с собеседником, кащеи не спасают рыбаков в Баренцевом море и не руководят действиями партизан — они просто безостановочно воруют: регулируют информацию из оффшоров, дают взятки таможне, не могут остановиться. Как раз рыбаков в Баренцевом море спасают не торопясь, а прекратить добывание денег путём спекуляций — невозможно. Да, спекуляция нынче неподсудна — это краеугольный камень общественного здания; мы боремся с коррупцией, не отменяя спекуляции, такое у нашего общества сложное направление развития. И тем не менее, упорно говорящий по мобильному телефону спекулянт выглядит непристойно: вообразите человека, который безостановочно шарит по карманам соседей. Не может он остановиться, привык.
— Он зарвался. Я предсказывал. Его нужно остановить, — это было сказано о действующем президенте.
— Всю систему менять — или одного управляющего?
— Я его назначил, я его и сниму.
Человек, похожий на Березовского, спросил себе мёду — на столик поставили три баночки.
Он брал баночки цепкой волосатой рукой, подносил ко рту. Обхватывал губами банку и высасывал мёд одним резким движением. Это сопровождалось звуком, подобным тому, какой издаёт вакуумный унитаз в самолёте, когда втягивает экскременты. Хлюп, хлюп, хлюп — и три банки опустели, всё высосал. Иной эмоциональный человек мог бы сказать, что таким же образом высасывали деловые люди жизнь из России. Преувеличение, конечно, что-то там ещё теплится, бабы рожают.
Как раз в это время шёл публичный процесс «Абрамович — Березовский», на котором стало публично известно, что состояния оба сколотили неправедным способом: под присягой они рассказали, что передавали друг другу миллионные взятки, но миллионов этих они не заработали; рассказали, что собственность они получали бесплатно, залоговые аукционы были фальшивые, а те деньги, которые они
