Оставшиеся трое уже сцепились в рукопашную с Каем Лэнгом. Несмотря на то, что на нем не было даже рубашки, лучший киллер «Цербера» быстро разобрался с облаченными в тяжелые скафандры турианцами.
В ближнем бою штурмовые винтовки оказались неэффективным оружием, слишком тяжелым и неудобным для того, чтобы поймать на мушку такую гибкую и подвижную мишень. У Кая Лэнга подобных проблем с оружием не было. Он ударил ножом в голову ближайшего противника. Клинок под острым углом прошел под лицевой щиток шлема и вышел с другой стороны, по пути пронзив кости, мягкие ткани и мозг, так что турианец умер мгновенно.
Оружие крепко застряло в голове жертвы, и Кай Лэнг выпустил рукоять. Другой турианец бросил бесполезную винтовку и схватил врага обеими руками за запястье, надеясь провести болевой прием или хотя бы заставить выпустить пистолет. Но тяжелый скафандр сковывал его движения, а толстые перчатки помешали выполнить плотный захват.
Кай Лэнг вывернулся и, низко нагнувшись, подсечкой сбил противника с ног, в то время как второй турианец выстрелил из винтовки туда, где только что стоял землянин.
Приподнявшись, Кай Лэнг направил пистолет в колено врагу. Для большей гибкости сочленений скафандра эти места почти не были защищены; ткань не смогла задержать пулю, когда киллер нажал на спусковой крючок. Турианец с воплем рухнул на пол, винтовка выпала из его рук.
Схватка продлилась всего несколько секунд. За это время Призрак вместо неудобной «горгоны» снова взял свой пистолет. Кай Лэнг сбил с раненого противника шлем. Одна рука скользнула к подбородку, другая ухватилась за макушку. Бугристые мускулы на руках землянина вздулись — и шея турианца хрустнула.
Пока последний солдат пытался подняться на ноги, Призрак успел разрядить ему в спину всю обойму своей автоматической «гарпии». Первые пять пуль отразил кинетический барьер, следующие пять увязли в броне скафандра, но последняя пятерка добралась до плоти, повредив жизненно важные органы.
Турианец опустился на колени и затем повалился ничком. Кай Лэнг добавил от себя контрольный выстрел в затылок.
— Там, где ты прошел, чисто? — спросил Призрак, тоже поднимаясь.
Кай Лэнг покачал головой:
— У нас одна надежда — добраться до капсулы в третьем секторе.
— Доктор Нури уже там, — кивнул Призрак.
Они бежали вдвоем по коридорам обреченной станции, понимая, что им нельзя больше встречаться с турианскими солдатами. И в этот-то раз они уцелели лишь потому, что Каю Лэнгу удалось подкрасться незаметно, пока противник обстреливал Призрака и охранников. В следующий раз им уже вряд ли повезет.
На свою удачу, они никого не встретили по дороге, хотя в нескольких метрах от капсулы обнаружили убедительное подтверждение того, что турианцы здесь уже проходили. Доктор Нури лежала поперек коридора, раскинув руки, безжизненные глаза смотрели в потолок, на окровавленной груди зияла страшная дыра от выстрела дробовика.
Мужчины молча перешагнули через труп и двинулись дальше, спустя несколько секунд оказавшись внутри спасательной капсулы. Челнок мог взять четверых пассажиров, но Призрак не собирался ждать кого-либо еще.
Кай Лэнг закрыл шлюз, и в то же мгновение Призрак ударил кулаком по кнопке катапультирования. Когда капсула отдалилась от станции, он тяжело опустился в мягкое кресло, отчаянно пытаясь выровнять дыхание.
Уже много лет Призрак не бывал в серьезных переделках, организм отвык от таких нагрузок. Судорожно хватая ртом воздух, он с завистью подумал, что Кай Лэнг даже не запыхался.
Минуту-другую спустя он наконец-то смог произнести хотя бы слово.
— Надеюсь, ты разобрался с Грейсоном?
Кай Лэнг покачал головой.
— Не успел. Нужно было либо идти к нему, либо спасать вас. Я выбрал второе.
Призрак хотел сказать, что это был неправильный выбор, но вовремя прикусил язык. Если бы он спросил об этом раньше, еще на станции, то все можно было исправить.
Нападение турианцев напугало его. Он всегда думал, что готов к смерти, но, столкнувшись с ней лицом к лицу, не решился спросить у Кая Лэнга про Грейсона, потому что не хотел слышать ответ — ответ, который мог стоить ему жизни. Да, он борется за будущее человечества, но сам не готов стать мучеником.
Приходится признать, что во всем виноват он сам. Не было никакой необходимости лично присутствовать при проведении эксперимента. Он мог оставаться в безопасности в своем штабе и регулярно получать все нужные сведения. Но он хотел видеть мучения Грейсона. Жажда мести возобладала над здравым смыслом, и в результате он лишь чудом избежал смерти.
Осознать все это было не очень приятно, но Призрак не был бы самим собой, если бы не умел смотреть правде в глаза. Больше он не допустит подобных ошибок. И не станет наказывать своего лучшего агента за действия, которые сам же спровоцировал.
— Эта операция слишком хорошо спланирована, чтобы оказаться одиночным ударом, — обратился он к Каю Лэнгу. — Узнай по секретному каналу, какие еще объекты мы потеряли.
Первым делом нужно разобраться в ситуации, подсчитать потери, определить, какие силы остались в его распоряжении. И уже потом вернуться к проблеме пленника.
Его нельзя оставлять в живых. И дело уже не в мести. Грейсон превратился в монстра, омерзительное чудовище. Он стал воплощением Жнеца и вдобавок оказался на свободе. Нужно спасать от него человечество.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Грейсон проснулся от воя сирены. Точнее говоря, его обострившиеся чувства уловили раздающийся откуда-то из-за стены звук, и Жнецы, управляющие его телом, заставили своего пленника сесть и открыть глаза.
Он отчетливо все видел и слышал — синтетические синапсы исправно передавали сигналы в головной мозг. Ощущал температуру воздуха, холодившего его кожу. Запах несмытого пота забивал ноздри. Даже вкусовые рецепторы обрели невероятную чувствительность: острый соус из солдатских пайков, которыми он ночью набивал себе желудок, до сих пор щипал язык.
Однако Грейсон воспринимал окружающее хоть и полностью, но как-то отстраненно, словно вся информация сначала фильтровалась, а потом уже поступала к нему. И это не был знакомый и приятный наркотический туман, организм уже очистился от последней принятой дозы. Это что-то другое. Как будто его сознание вышло из равновесия, прервалась непостижимая связь между внешним и внутренним мирами.
Вероятно, так Жнецы показывали свое недовольство, предупреждали Грейсона. Он почувствовал, как сильнее забилось сердце, адреналин начал поступать в кровь. Эта инстинктивная стрессовая реакция вселила в него надежду. Он ведь сам, собственным страхом, ее вызвал. И если его эмоциональное состояние может как-то влиять на организм, значит, не все еще потеряно.
Он попытался вернуть контроль, и схватка с чужаками заставила его на время позабыть о доносящихся издалека звуках другой битвы. Он продолжал борьбу, но и Жнецы не собирались уступать. Они чувствовали его сопротивление, так же как и он ощущал теперь их присутствие гораздо глубже и сильнее, чем раньше.
Испугавшись, Грейсон попытался разорвать эту связь, наполнив свой разум самыми грубыми, примитивными эмоциями: страхом, ненавистью, отчаянием. Он надеялся с их помощью разрушить или ослабить зависимость от механизмов, управляющих им с другого края Галактики, но очень быстро убедился в своем бессилии.
У Пола не было действенного оружия против них, а у Жнецов оно имелось: тысячи раскаленных игл
