совершавшую какие-то странные манипуляции с покрывалом.
— Если ты выстрелишь в меня, тебя повесят за убийство герцога. Мои слуги позаботятся об этом.
— А если не выстрелю, вас повесят за государственную измену, ваша светлость. — Энтони не сомневался — этот старый ублюдок даже не подозревает, что сюда вот-вот явятся Эйнсуорт и Брентвуд.
— Никто не знает о моем участии в заговоре. Я доведу дело до конца. Ганноверские выскочки не должны править Англией. Я намерен уничтожить их, всех до единого, и основать новый правящий дом.
Энтони испытал сильнейшее желание немедленно прикончить негодяя, но вовремя спохватился, вспомнив, что обещал Эйнсуорту не опережать события и дать свершиться правосудию.
— Ну, думаю, твоей шлюхе стоит посмотреть, как ты умираешь, пока я насилую ее. — Молдон нажал на курок.
— Нет! — вскрикнула Виктория, вытащила из складок покрывала маленький пистолет и выстрелила в Молдона.
Герцог грузно осел на пол. Леди Фарли издала пронзительный вопль, подняла глаза на Викторию и вынула из кармана пистолет. Дым, заволакивающий комнату, сгустился, когда Ханна нажала на спусковой крючок.
Виктория вскрикнула и упала на кровать. Энтони кинулся к ней, а в комнату вбежали Эйнсуорт и Брентвуд.
— Проклятие, — пробормотал Брентвуд. — Похоже, здесь произошло настоящее побоище.
Энтони откинул покрывало и увидел рану на плече Виктории. Пуля Молдона прошла по касательной и лишь слегка повредила плечо Энтони, но выстрел леди Фарли, к несчастью, оказался куда более метким.
Только бы пуля прошла навылет! Энтони слегка подвинул Викторию, увидел кровавое пятно и судорожно вздохнул. Он бережно приподнял ее и застыл от ужаса при виде чудовищных отметин, оставленных плетью. А вот выходного отверстия пули не было.
— Эйнсуорт, немедленно пошлите за доктором, — потребовал он.
— Домой, — прошептала Виктория. — Я хочу домой.
— Тсс… — тихо сказал Энтони. — Береги силы.
Он смотрел на нее, и слезы застилали ему глаза. Прижимая к ее ране кусок полотна, он молился, как никогда в жизни.
— Сомертон, я не хочу умереть здесь. Отвези меня домой.
Он поднял глаза к потолку и стиснул зубы. Она никогда ни о чем не просила его. Так может ли он отказать ей сейчас?
— Брентвуд, помогите мне вынести ее и направьте доктора к ней домой.
Когда он взял ее на руки, она потеряла сознание. Энтони надеялся, что от боли, а не от потери крови. Брентвуд проводил их до экипажа.
— Сомертон… — Эйнсуорт запнулся. — Мне ужасно жаль.
Экипаж тронулся с места. В пути Виктория то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Энтони крепко сжимал ее в объятиях, глотая слезы и проклиная себя за то, что втянул ее в это кошмарное дело.
Она на секунду открыла глаза и с улыбкой прошептала:
— Ты спас меня.
— Почему, Виктория? — хрипло спросил он. — Почему ты не назвала им мое имя?
— Я люблю тебя, — еле слышно произнесла она. — Они убили бы тебя. — Она снова впала в беспамятство.
Она любит его? И поэтому не выдала под пытками. Он смотрел на нее, и слезы обжигали ему щеки. Он обращался с ней как со всеми женщинами, заранее защищаясь от предательства.
Но она не предала его.
Она рисковала жизнью из любви к нему. До встречи с ней он не ведал, что такое любовь. А сейчас? Сейчас он понял, как сильно любит ее. Как изменится его жизнь без нее. Как он не сможет быть счастливым без нее.
Он виноват в ее страданиях. И никогда не простит себе этого. Он чувствовал боль от своего ранения и содрогался при мысли о том, что испытывает она — истерзанная плетью, с пулей в глубокой ране.
Экипаж остановился у ее дома на Мэддокс-стрит. Кучер открыл дверцу и помог Энтони, державшему Викторию на руках, выбраться наружу.
— Идите в соседний дом и скажите леди Уайтли, что лорд Сомертон ждет ее здесь. — Он взглянул на кучера. — Не слушайте никаких возражений. Пусть даже вам придется вытащить ее из-под мужчины.
Кучер оправился от потрясения.
— Да, милорд.
Энтони колотил ногой в дверь дома Виктории, пока на пороге не появилась женщина средних лет.
— Доктор уже на подходе. Вскипятите воду и принесите чистые простыни в спальню. Как можно быстрее.
— Боже мой, что случилось?
— В нее стреляли, — ответил он, не желая думать о том, что еще с ней, возможно, случилось.
Энтони медленно поднялся по ступеням, избегая резких движений, чтобы не причинить Виктории боль.
Когда он осторожно опустил ее на кровать, она открыла глаза:
— Спасибо, что привез меня домой.
— Не разговаривай, Виктория. Скоро приедет доктор, он извлечет пулю.
— Пожалуйста, не уходи, — прошептала она. — Мне страшно.
— Я не уйду. Обещаю.
Она кивнула, по ее щекам вновь потекли слезы.
— Я говорила леди Фарли, что приносить в дом остролист до Рождества — плохая примета.
— Что?
Она только молча плакала.
Энтони наклонился и поцелуями осушил ее слезы.
— Прости меня. Это я во всем виноват.
— О Боже! — раздался голос его матери. — Что с ней?
— В нее стреляли.
— Кто?
Энтони покачал головой:
— Леди Фарли. Это долгая история.
— Я предупреждала тебя, чтобы ты оставил ее в покое.
Мать села на край кровати и ласково убрала золотистые пряди со лба Виктории. Энтони помнил это движение со времен своего детства.
В спальню вошла служанка и тихо ахнула:
— Леди Уайтли!
— Мэгги, принеси холодную чистую воду. Если нужен лед, пойди в соседний дом и скажи, что тебя прислала я.
Виктория пришла в себя.
— Леди Уайтли?
— Да, дорогая. Все будет хорошо. Скоро приедет хирург. А ты просто помни, что должна жить. Ради детей, ради друзей… Ради Энтони.
На ресницах Виктории вновь заблестели слезы.
— Он ненавидит меня, — жалобно сказала она, словно не замечая его присутствия. — Он… Он думает, что Бронуин — наша с ним дочь.
