решил поменять тему. — А кстати, знаете ли вы, что ваш Кодзукэноскэ Кира одно время был у меня в учениках?
Кураноскэ, слышавший об этом впервые, широко открыл глаза от удивления.
— Да ну?! Неужели сам изволил изучать премудрости Пути Богов?
— Именно так, — ответствовал Адзумамаро. — Да только все попусту. У него, понимаете ли, налицо черты человека периода упадка. Когда тебя просто не хотят понять, Путь Богов объяснить и постичь невозможно, так что я свои лекции прекратил и туда больше не хожу.
Кураноскэ улыбнулся — ситуация показалась ему забавной. При сравнении с этим ученым мужем, который весь пыл души отдает делу просвещения, пытаясь открыть истинный Путь, личность Кодзукэноскэ Киры представилась ему особенно жалкой и ничтожной.
— Так значит, ничего не получилось? — переспросил он с сочувствием.
Тут вмешался помалкивавший до сих пор Горосаку.
— Что касается его светлости Киры, то я его тоже хорошо знаю. Не раз к нему в усадьбу наведывался с мастером чайной церемонии, да и сейчас хожу.
Кураноскэ несколько насторожился, когда речь зашла о Кире, что представлялось ему совершенно излишним. Однако он невольно заинтересовался темой, поскольку замечание Горосаку оказалось как бы живым продолжением относящегося к прошлому рассказа Адзумамаро.
— А что за мастер чайной церемонии, о котором вы говорите?
— Наставник Сохэн из обители Сихо-ан.
— Тот самый… — задумчиво протянул Кураноскэ, пытаясь под улыбкой скрыть свой интерес к теме, поскольку разговор перешел на усадьбу Киры. — Как же! Его имя мне знакомо. Вот оно что! Так вы, стало быть, вхожи в Сихо-ан?
И Адзумамаро, и Горосаку понимали, что Кураноскэ вынашивает план мести и явно сочувствовали делу ронинов. Оба не жалея сил готовы были опосредованно помогать. По ним было видно, что они горят желанием помочь. Однако Кураноскэ не склонен был так легко вверяться доброхотам, навязывающим свою помощь, и потому в течение всего вечера, до самого ухода, вел себя весьма сдержанно.
Старый Яхэй Хорибэ частенько наведывался к Кураноскэ из Хондзё, неизменно спрашивая с плохо скрываемым нетерпением: «Не пора еще?» Прослышав от командора о встрече у Горосаку, он заметил:
— Это хорошо, командор, что вы сами никаких предложений о помощи не приняли. Мы лучше к ним отправим Ясубэя. Приемный мой сынок — малый не промах, уж он все сделает как надо.
Кураноскэ молча кивнул в ответ, и старик тотчас поспешил к Ясубэю с поручением:
— Командор наш, как всегда, ведет дело без спешки, норовит все обдумать хорошенько… Ты, слышь- ка, ступай да поговори вместо него. Командору-то положение не позволяет, да и вообще лучше нам его по мелочам не тревожить и в такие дела не впутывать. Человек он особенный, так что нам его следует поберечь!
— Будет сделано! — с довольной ухмылкой ответствовал Ясубэй.
И Горосаку, и Адзумамаро во время разговора угадывали за деланым безразличием Кураноскэ нетерпение и беспокойство. Они были весьма обрадованы знакомством с молодым, толковым и бойким Ясубэем и наперебой повторяли ему то, что перед тем говорили Кураноскэ.
— Мастер Сохэн отправляется в усадьбу Киры каждый раз, когда там проходит чайная церемония, и проводит церемонию на пару с хозяином. У него же молодой господин Сахёэ изучает Путь чая. Ежели вы пожелаете кого из своих посватать, я с ним поговорю.
Ясубэй был смущен такой благожелательностью и в то же время обрадован. Он видел, что на этих двоих можно положиться. Тем не менее он, как и Кураноскэ, лишнего не болтал и только тихонько приговаривал: «Вот как? Вот как?» Когда таким образом тема сама собой иссякла и разговор перешел на другие предметы, Ясубэй обнаружил завидное красноречие, блеснув глубиной познаний в различных науках. Когда он наконец покинул дом Горосаку, Адзумамаро с похвалой отозвался о госте:
— До чего же способный молодой человек!
Горосаку вставил, что Ясубэй известен тем, как он отомстил врагу своего дядюшки, с которым разделался в квартале Такаданобаба. Адзумамаро был еще более приятно удивлен таким известием, поскольку по учтивым манерам и сдержанным движениям трудно было предположить подобные качества в молодом человеке. Выходило, что этот способный молодой человек, пожаловавший в Эдо с тростниковых равнин дальнего края Мидзухо, издревле хранящих исконно японский дух, не разделял идею и действие — мысль у него сочеталась с поступком. Должно быть, такой молодец, как Ясубэй, унаследовал все лучшее от своих благородных предков, — размышлял вслух Адзумамаро, обращаясь к Горосаку.
Тем временем Ясубэй направился прямиком в дом, где квартировал Кураноскэ, и подробно рассказал о содержании своей беседы.
— Что, если попробовать кого-нибудь из наших послать в Сихо-ан, учеником к Сохэну? — предложил он.
Кураноскэ поинтересовался, кого же Ясубэй прочит на такую роль.
— Тут ведь нужен человек, до некоторой степени искушенный в изящных искусствах, — добавил он.
— Может быть, Гэнго Отака? Что скажете? — предложил Ясубэй.
— Пожалуй, что так. Я и сам в первую очередь о нем подумал, — согласился командор.
Срочно решено было позвать Гэнго Отаку, подвизавшегося в городе под видом торговца мануфактурой Симбэя.
Вдова покойного князя Асано с обрезанными в знак траура волосами была принята к родителям в именье князя Нагасуми Асано Тосаноками, где она и влачила безрадостные дни. Плачевный вид прелестной молодой женщины, обреченной во цвете лет обратиться к молитвам и постам, повергал всех в скорбь. «Хоть бы ребеночек у нее был!» — сочувственно думали про себя люди, созерцая изо дня в день ее безрадостные будни.
Однако вдова князя Асано, принявшая во вдовстве и постриге имя Ёсэн-ин, с самого начала, еще с того момента, когда услышала о происшествии в Сосновой галерее, проявляла недюжинную твердость духа, которой мог бы позавидовать любой мужчина. Страшную весть принес ей тогда князь Даигаку, ныне разжалованный и сосланный в дальний край Аки. Услышав о том, что сотворил его старший брат в сёгунском замке, Даигаку сразу же бросился с ужасным известием к золовке. Сам он был в ужасном волнении, но супруга князя Асано, напротив, хранила спокойствие. Некоторое время она молча смотрела Даигаку в глаза, словно допытываясь, правду ли он сказал, а затем спросила:
— Кто же был его противник? Он что, скончался на месте?
Невозмутимый тон, которым были заданы вопросы, явился неожиданностью для Даигаку, и так уже пребывавшего в замешательстве. Подробностей он и сам не знал.
— Да я от одного сановника услышал, — будто оправдывался он, — вот и прибежал сразу первым делом к вам, чтобы в усадьбе люди не слишком об этом шумели.
— Что же вы ничего не узнали, бесчувственный вы человек?! Разве это не родной ваш брат? — укорила его золовка.
Красивое лицо Ёсэн-ин раскраснелось. Он была женщина добрая и обходительная, но под обаятельной внешностью скрывалась волевая решительная натура: в случае необходимости она могла взять дело в свои руки и никогда не действовала сгоряча. С той поры она почти прекратила родственные отношения с князем Даигаку. Все от души сочувствовали несчастной Ёсэн-ин, обреченной жить в одиночестве: ведь детей у нее не было, а отношения с единственным братом покойного мужа не заладились. Извинить недостойное поведение деверя она не желала. Перебравшись из замка в дом к родителям, она сумела силой воли обуздать свои чувства и, превозмогая боль, нашла успокоение в суровой внутренней дисциплине. Замужество было для нее смыслом существования, и теперь она не могла представить себе жизни без мужа. Пусть теперь супруг ее лежал в земле, но она по-прежнему ощущала его присутствие, и жизнь ее текла по привычному руслу, в чем она находила утешение.
Однако окружавшие ее люди видели, какие переживания доставляет госпоже, влачащей тихую и печальную жизнь в своем затворничестве, молва о разгульном образе жизни Кураноскэ. Однажды она даже
