свободе.
Мое дыхание до сих пор тяжелое и рваное, а мышцы напряженно подрагивают. В таком состоянии невозможно заснуть. На пару мгновений я поднимаю взгляд на зеркало и первое время ничего не вижу, кроме размытого пятна, которое должно было быть мною. Сердце замирает, а потом возвращается к прежнему ритму, когда начинают проступать отдельные черты. Мое лицо в отражении осунувшееся и слишком бледное, учитывая, что все свободное время я провожу на пляже. Под глазами уже наметились темно-синие круги, которые завтра придется очень долго замазывать тональным кремом.
Я не узнаю себя, и от этого становится не по себе, как встретиться глазами с незнакомцем, так похожим на тебя, но все же совершенно чужим. Звук воды возвращает меня к реальности и заставляет оторваться от зеркала. Он же напоминает мне о жажде. Я наклоняюсь и делаю несколько больших глотков. На языке появляется привкус хлорки и какого-то металла, но мне слишком сильно хочется пить.
Вода спускается по горлу, но не приносит облегчения, словно ее и вовсе нет. Мираж, иллюзия, как в страшном сне, когда ты пытаешься утолить жажду, но она только становится сильнее. Ничего не выходит. Я набираю ее в ладоши и подношу к губам — она прохладная и влажная, но, попадая в рот, становится бесполезной, тут же испаряясь. Какое-то проклятье. Я чуть ли не плачу, опускаясь на колени. Прохладный кафель приводит меня в чувство. Это может быть только продолжением сна. Двумя пальцами я сжимаю кожу на тыльной стороне ладони и все-таки чувствую боль, но иллюзия не падает.
На подгибающихся ногах мне удается добраться до кухни. Лунный свет, бьющий в окно, становится достаточным источником света, гораздо приятнее флуоресцентного. Кувшин на столе быстро пустеет — вода стекает по моему подбородку, груди, намочив ночную рубашку, но, касаясь языка, испаряется, и в горло попадает лишь бесполезный воздух.
Я рычу от бессилия, открываю холодильник и пробую газировку. Она колется своими мелкими пузырьками, но пользы от нее ничуть не больше. Жажда изводит меня, иссушая изнутри. Апельсиновый сок, даже отцовское пиво — все идет в ход, но не приносит результатов. Я падаю на пол, сжимаясь в комок, дрожа и постанывая. От этого нет спасения. Целый мир сжимается до одной единственной потребности — пить. Я слегка прикусываю свои пальцы, чтобы не закричать и не разбудить родителей, но не рассчитываю силы — языка касаются терпкие капли крови. Как ни странно, но это приносит мимолетное успокоение, достаточное для того, чтобы добрать обратно до кровати. Я так и засыпаю, зажав указательный палец зубами.
Меня поднимает будильник. Его нервная трель проникает в сознание, вынуждая подскочить на месте. Я никогда не любила эту веселую мелодию о том, как прекрасно утро. Оно никогда не являлось таковым, и ничто не может этого изменить.
Тело немного ломит, но это лишь малая часть того, что мне пришлось пережить ранее. Я поднимаюсь с кровати, чувствуя лишь легкое головокружение — никаких симптомов близкой простуды. И даже недостаток сна никак не сказывается на моем самочувствии.
Я ощущаю в себе новые силы, совершенно иные, чем были прежде. Кажется, они не знают предела, который, возможно, вообще не существует. Эта мысль позволяет мне улыбнуться.
— Ты это сделала? — Мама смотрит осуждающе, выглядит даже комично в этом заляпанном ярко- желтом фартуке и с разноцветными бигуди в волосах.
— О чем ты? — спрашиваю я, усаживаясь за стол, снова видя перед собой осточертевший бульон.
— Ты знаешь. Ты разлила всю воду и раскидала бутылки? Я целое утро убиралась.
Это все напоминало лишь сон, но мусорное ведро, полное упаковок сока, газировки и пива, говорило обратное. Я действительно вставала ночью и пыталась разгромить кухню.
— Прости, мучила жажда. Не знаю, что на меня нашло, правда, не знаю. Словно приступ какой- то.
— Могла бы прибраться хотя бы, — покачала головой мама, изображая недовольство, но в ее глазах мне удалось уловить тревогу. — Ты меня напугала. Я думала, нас ограбили или еще чего похуже. Ты в порядке?
— Вроде да. — Это было чистой правдой, к тому же я сама не была точно уверенна в своем состоянии. — Лучше, чем в предыдущие дни. Думаю, все вошло в норму. Мне действительно лучше.
— Может, останешься дома, и мы еще раз сходим к врачу?
— Нет, все в порядке. — Мне не хотелось возвращаться в белую гробницу с ужасным питанием и болезненными уколами. — Да не волнуйся ты так. Я хорошо себя чувствую. Зайду на пару часов на работу, мне нужно проветриться.
— Твой домашний арест все еще в силе, — нахмурилась она, скрестив руки на груди. — Никаких незапланированных прогулок, и лучше на работе не задерживайся. Все же, я проконсультируюсь с врачом.
Когда мама вышла, я вылила суп в раковину, даже после этого ощущая его прогорклый запах. На столе стояла небольшая вазочка с печеньем, но, даже взяв одно из них и повертев в руках, у меня не появилось желания съесть его. Будем считать это началом эффективной летней диеты.
— Померяй температуру. — Мама поймала меня уже на выходе.
Я сморщилась, но все же послушала ее, одной рукой придерживая градусник, а другой — расчесывая волосы. Менее чем через минуту приборчик запищал. Мама переняла его из моих рук и тяжело вздохнула.
— Тридцать пять и семь. Прекрасно. Ты даже температуру померить нормально не можешь. Если почувствуешь себя плохо — сразу же домой. Без разговоров.
Я кивнула, хватая сумку и пулей вылетая из дома.
Лиза открыла магазин, перевернув табличку у входа. Парочка покупателей тут же вошла внутрь, заинтересованно рассматривая яркие витрины с различной бижутерией и другими аксессуарами.
— Выглядишь неважно, — заявила она, усаживаясь за прилавок. — Не выспалась?
— Ты как всегда тактична. Могла бы и промолчать. Я пятнадцать минуту цвет лица выравнивала.
— Серьезно же тебя скрутило, где, черт возьми, твой загар? Ты же мулаткой была.
— Тебе бы сделали столько капельниц, я бы тогда на тебя посмотрела. Больше в этот клуб не ногой, не знаю, что и с чем они там мешают, но мне чуть не пришел конец.
— Как скажешь, — усмехнулась подруга, провожая взглядом девушку, которая так ничего и не присмотрела, — Я слышала, открылся небольшой клуб в центре, вместо ресторана «Русь». Отзывы неплохие.
— Я под домашним арестом, прямо как в американских фильмах.
— Твоя мама отойдет через пару дней, ты уж мне поверь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, куда и когда идти. А если что поживешь у меня.
Я согласно кивнула, хоть и считала побег из дома глупой затеей. Все было не настолько плохо, к тому же именно меня стоило винить сегодня за разгром кухни.
— Черт, надень шарфик, вот тот, шелковый, твоя шея выглядит ужасно.
— Да прекрати ты меня пугать, там всего лишь небольшая царапина. — Я все же схватила маленькое зеркало, но оно оказалось мутным, показывая только общий силуэт. Но даже так можно было разглядеть, что царапина покраснела, и как какая-то кожная болезнь, расползалась все дальше по шее. — Черт, гадость какая.
Я схватила нежно-голубой шарфик и прежде чем повязать его, аккуратно потрогала рану — она не болела, но ее края сильно уплотнились, вздувшись как воздушные шарики. Врачи осматривали меня и не заметили ничего подозрительного, а значит, все было в пределах нормы. Я на это надеялась.
