- Ильич.
- Год рождения?
- 1866-й.
- Место рождения?
- Нижний Новгород.
- Имеете претензии по содержанию в подследственный период?
- Нет, не имею.
- Хотели бы что-либо добавить к материалам следствия?
- Нет.
- Чувствуете себя в настоящий момент физически здоровым? Жалоб нет?
- Жалоб нет.
Моложавый чиновник выгнул плечи, чуть запрокинул назад голову.
- Согласно Высочайшему Повелению, - громко начал он, вкладывая в свои слова особо торжественный смысл, - последовавшему двадцать восьмого марта сего года, а также на основании второго пункта тысяча тридцатой статьи устава уголовного судопроизводства издания 1883 года, сын действительного статского советника Ульянов Александр Ильич предается суду Особого Присутствия Правительствующего Сената с участием сословных представителей.
Чиновник вложил гербовую бумагу в лежавшую на столе коленкоровую папку, взял папку в руки.
- Подсудимый Ульянов, в ходе предварительного следствия вы отказались от предоставляемых вам законом услуг профессиональной защиты. В связи с этим первоприсутствующий по вашему делу сенатор Дейер предложил мне, обер-прокурору сената Неклюдову, в присутствии лиц, для этой цели им уполномоченных, вручить вам все материалы вашего дела, а также обвинительное заключение по делу, составленное на основании документов следствия и дознания... В процессе судебного разбирательства с разрешения господина первоприсутствующего вам предоставляется право на самостоятельную защиту.
Он протянул папку.
Саша молча взял дело.
Ротмистр Лютов, Котляревский, комендант и второй чиновник опустились на стулья. Неклюдов вышел из-за стола, вплотную подошел к Саше.
- В свое время, - медленно заговорил он, - я был учеником вашего отца. Весьма сожалею, что довелось встретиться с сыном Ильи Николаевича при столь прискорбных обстоятельствах. Папенька ваш был образцом выполнения долга перед обществом и отечеством. Видимо, пример его не пошел вам на пользу.
Глаза у обер-прокурора были жесткие, непроницаемые, напористые. «Моралист, - подумал Саша, - праведник в вицмундире».
Неожиданно странное, незнакомое чувство бешено полыхнуло в нем, и он с радостным облегчением ощутил, как распрямляется внутри пружина, сдерживаемая до сих пор с таким трудом.
- Здесь не место для разговоров о пользе отечеству, - зло сказал Саша и посмотрел на Неклюдова с такой ненавистью, что у того невольно прищурились глаза. - Потрудитесь выполнять свои обязанности без нравоучений.
Обер-прокурор не отводил взгляда. В зрачках его загорались зеленые огоньки гончей, почуявшей долгий и в общем-то не трудный, но сладостный гон уже подраненной дичи.
- Ах, вот вы какой! - задумчиво проговорил Неклюдов и смерил Сашу с ног до головы своими внезапно побелевшими глазами. - Ну что ж, я рад, что предварительная характеристика, данная вам людьми, знающими вас лучше, чем я, подтверждается. Очень рад.
Он вернулся на свое место, кивнул дежурному офицеру. Тот сделал знак солдатам, и они с быстротой давно привыкшего к своим обязанностям механизма почти одновременно встали около Саши - один сзади, другой спереди.
- На выход, - ленивым и безразличным голосом скомандовал офицер.
Уходя, Саша успел поймать взглядом лицо ротмистра Лютова. Ротмистр неодобрительно покачивал головой, явно порицая легкомысленную выходку подсудимого Ульянова в адрес обер-прокурора Неклюдова,
3
Вернувшись в камеру, Саша отодвинул в сторону оловянную миску с остывшей едой и жадно раскрыл первую страницу дела. Ему не терпелось поскорее узнать, какие же материалы, кроме показаний Канчера и Горкуна, легли в основу обвинительного заключения.
«По указу его императорского величества, - читал он, - предаются суду Особого Присутствия Правительствующего Сената с участием сословных представителей поименованные ниже лица, бывшие студенты Санкт-Петербургского университета:
1) казак Потемкинской станицы области войска Донского Василий Денисьев Генералов - двадцати лет;
2) государственный крестьянин станицы Медведовской Кубанской области Пахомий Иванов Андреюшкин - двадцати одного года;
3) мещанин города Томска Василий Степанов Осипанов - двадцати шести лет;
4) сын надворного советника Михаил Никитин Канчер - двадцати одного года;
5) дворянин Полтавской губернии Петр Степанов Горкун - двадцати лет;
6) купеческий сын Петр Яковлев Шевырев - двадцати трех лет;
7) сын действительного статского советника Александр Ильин Ульянов - двадцати одного года;
8) дворянин Бронислав Иосифов Пилсудский - двадцати лет;
9) дворянин Иосиф Дементьев Лукашевич - двадцати трех лет;
а также:
10) лохвицкий мещанин Степан Александров Волохов - двадцати одного года;
11) дворянин, аптекарский ученик Тит Ильин Пашковский - двадцати семи лет;
12) сын псаломщика, бывший кандидат С.-Петербургской духовной академии Михаил Васильев Новорусский - двадцати шести лет;
13) крестьянка, акушерка Мария Александрова Ананьина - тридцати восьми лет;
14) херсонская мещанка, акушерка Ревекка (Раиса) Абрамова Шмидова - двадцати двух лет;
которые обвиняются в том, что, принадлежа к преступному сообществу, именующему себя террористической фракцией партии «Народная воля», и действуя для достижения его целей, согласились между собой посягнуть на жизнь священной особы государя императора и для приведения сего злоумышления в исполнение изготовили разрывные метательные снаряды, вооружившись которыми, некоторые из соучастников с целью бросить означенные снаряды под экипаж государя императора, неоднократно выходили на Невский проспект, где, не успев привести злодеяние в исполнение, были задержаны чинами полиции 1 марта сего 1887 года;
а также обвиняется екатеринодарская мещанка, народная учительница Анна Андрианова Сердюкова, двадцати семи лет, в том, что, узнав о задуманном посягательстве на жизнь священной особы государя императора от одного из участников злоумышления и имея возможность заблаговременно довести о сем до сведения властей, не исполнила этой обязанности.
Означенные преступления предусмотрены 241 и 243 статьями Уложения о наказаниях.
На дознании и предварительном следствии собранными посредством обысков и осмотров материалами, письменными доказательствами, показаниями свидетелей, оговором самих подсудимых, согласным с обстоятельствами дела, и отчасти признанием некоторых подсудимых установлено:
1. Подсудимый Шевырев 20 ноября 1886 года принес на сходку студентов С.-Петербургского университета по поводу беспорядков 17 ноября 1886 года на Волковом кладбище гектографированное воззвание «17 ноября в Петербурге», от которого и возникла угроза правительству террористическим актом. На вышеозначенной сходке 20 ноября 1886 года впервые были сформулированы террористические цели
