Передние ряды дрогнули, попятились назад, все оглянулись - позади демонстрации Лиговка была тоже перекрыта отрядом конной полиции.
Кто-то, не выдержав, закричал...
Грессер взмахнул рукой...
Буквально в нескольких шагах от первой шеренги казаки начали резко останавливать коней. Лошади, разгоряченные аллюром, обозленные внезапной остановкой, вскидывались на дыбы, били воздух копытами, зло ржали - желтая пена из-под мундштуков и удил летела на головы студентов.
Слева была решетка Литовского канала, позади - конные городовые, впереди - казаки. И только справа путь был свободен - под широкую каменную арку приземистого двухэтажного дома.
Арка вела во двор полицейского участка.
Грессер, проскакав вдоль всей демонстрации, отдал какие-то распоряжения казачьим офицерам и скрылся. Из под арки вышла новая группа городовых и, разомкнувшись вправо и влево, выстроилась по всей длине тротуара - от конных полицейских до казаков. Теперь демонстрация была окружена и оцеплена со всех сторон.
Начала портиться погода. Пошел мокрый снег, стало сыро, слякотно. С канала наползал густой, пронизывающий туман. Ранние сумерки придвинули друг к другу дома, сузили улицы.
В оцеплении шли бесконечные споры - что делать дальше? Саша, Говорухин, Лукашевич, Мандельштам, Туган-Барановский и еще несколько их однокурсников предлагали прорвать казачью цепь и любым способом достичь Невского проспекта, чтобы весть о полицейском насилии достигла центральных районов города.
- Прорвать цепь? - удивленно переспрашивал молодой кандидат в профессора Клейбер. - Позвольте, Александр Ильич, но ведь с нами дамы. Они пострадают в первую очередь.
Девушек-курсисток в оцеплении действительно оказалось очень много, не меньше, чем студентов- мужчин.
- Перед прорывом потребуем у полиции выпустить женщин, - хмуро сказал Саша.
- Нельзя с голыми руками идти на шашки, - нравоучительно говорил Клейбер. - Дело кончится жертвами, кровопролитием. Между тем никто из нас именно сегодня к этому не готовился.
Большинство поддерживало Клейбера. Говорили, что уже сам факт оцепления демонстрации является прекрасной агитацией против существующих порядков и реакционного правительства. Нужно просто стоять и ждать - это и есть наиболее приемлемая и доступная в данной ситуации форма протеста. А известие о столкновении студентов с полицией и так дойдет до центральных районов города. Посмотрите, сколько народу собралось на том берегу канала!
И тем не менее Саша, Лукашевич, Говорухин, Мандельштам, Туган-Барановский и другие их однокурсники продолжали настаивать на каком-нибудь активном выступлении. Если не прорыв, так что- нибудь еще - действенное и значительное.
Они подошли к шеренге городовых на тротуаре.
- Господин пристав, долго нас будут здесь держать? - крикнул Мандельштам тому самому полицейскому офицеру, который командовал городовыми еще утром, у ворот Волкова кладбища.
- Лично вы можете уйти в любую минуту, - ответил пристав.
- Мы хотим уйти вместе.
- Вместе не разрешается.
- Господа, дружно и энергично, - тихо сказал Говорухин и бросился между полицейскими.
За ним ринулись остальные.
- Куда? Назад!
- Вперед, друзья, вперед!
- Александр Ильич, осторожнее!!
- Аня, Аня!.. Ты где?
Схватка длилась несколько мгновений. Мандельштама сбили с ног. Увели под каменную арку во двор участка Туган-Барановского. За ним, ломая и выкручивая руки арестованным, тащили еще несколько человек. Двое городовых насели на Сашу. Огромный Иосиф Лукашевич резким движением оттолкнул одного полицейского, потом второго, быстро втащил Сашу в общую толпу.
Городовые сомкнули расстроенную было шеренгу.
- Вы что же это безобразничаете? - тяжело дыша, злобно заговорил пристав, поправляя сбившуюся портупею. - Хотите, чтобы по закону с вами поступили, как с бунтовщиками?
- Не пропуская нас, вы совершаете беззаконие! - закричали из толпы.
- По одному можете начинать уходить хоть сейчас, - мрачно заявил пристав, - я уже предлагал вам. Вдруг Саша увидел, как из толпы вышла Аня.
- Господин офицер, я могу уйти вдвоем с братом? - обратилась она к приставу.
Тот подозрительно оглядел ее и буркнул, отвернувшись:
- Можете...
Аня сделала Саше знак рукой. Саша вопросительно посмотрел на Лукашевича.
- Будем расходиться?
- Надо успеть «очистить» квартиры арестованных товарищей, - сказал Лукашевич.
Саша молча пожал Лукашевичу руку, кивком головы попрощался с однокурсниками. У всех был взволнованный, взбудораженный непосредственным столкновением с полицией вид. Многие уже устали. День, проведенный на ногах, в нервном возбуждении, давал о себе знать. Настроение падало, наступала усталость, апатия. В этой ситуации предложение Лукашевича, пожалуй, было наиболее правильным, наиболее целесообразным.
Саша вышел из толпы, подошел к сестре.
- Идем.
Аня взяла брата под руку, городовые расступились, пристав цепким, наметанным глазом приметил Сашино лицо и, усмехнувшись, приказал выпустить брата и сестру. Аня и Саша вышли из оцепления.
6
Аресты начались на следующий день. Около сорока участников добролюбовской демонстрации были высланы из Петербурга.
На квартире, где Саша жил вместе со своим земляком Чеботаревым, собрались инициаторы демонстрации. Когда все расселись вокруг стола, Саша поднялся с места:
- Господа, мы не имеем права оставить без ответа высылку наших товарищей. Мы не имеем права молчать. Нужно действовать.
- Предлагаю собрать митинг протеста на Казанской площади.
- Лучше у Зимнего дворца.
- Слабо, господа, слабо.
- Произвести беспорядки во всех высших учебных заведениях Петербурга, а?
- Вряд ли получится.
- А почему нет?
- Слишком громоздкое мероприятие.
- Так что же, господа, что?
- Что-нибудь более серьезное, более основательное.
- Например?
- Покушение...
- Что, что?
- Покушение. А что?
- Нет, ничего... А на кого же, позвольте полюбопытствовать?
- Да хотя бы... ну, скажем, на Грессера, а? Ведь сатрап же, негодяй, весь город спокойно вздохнет, благодарить будут.
