помогал ей, она стала сама ласкать свою грудь. Ей пришлось сделать три или четыре движения, прежде чем он сломался.
Лакс думала о том мгновении, когда аттракцион в развлекательном парке на большой скорости делает глубокую петлю, а потом внезапно все заканчивается. Когда Тревор перестал артачиться и начал всерьез любить ее, Лакс сказала себе: наконец-то я победила.
Занятие любовью длилось ровно пятнадцать минут. Тревор кончил, а Лакс нет. Он слез с нее и пошел в ванную. Спустя мгновение он вернулся, его лицо было влажным и красным от того, что он энергично тер его. Лакс, уставшая и смущенная, улыбнулась ему, надеясь, что он улыбнется в ответ.
— Лакс, — произнес Тревор, — я хочу, чтобы ты вернула мне ключи.
— О! — начала Лакс. — Но…
Но прежде чем она успела что-либо возразить, он уже рылся в ее сумочке, снимая со связки ключей те два, что открывали двери в его квартиру.
— Пожалуйста, оденься.
Лакс сидела в его постели, завернувшись в дорогие хлопковые простыни, которые его бывшая жена купила на распродаже в «Мэйсис». Когда Лакс входила в его квартиру, она думала, что останется на ночь, если не на все выходные. Перевалило за полночь, и она не знала, куда идти. Домой в Квинс? Ехать на метро было уже слишком поздно, а денег на такси у нее бы не хватило. Кроме того, почему он ее выгоняет? Она вернула ему работу. Неприятности в офисе кончились. Придя сюда, в его квартиру, она дала понять, что снова хочет быть с ним.
— Одевайся, Лакс, — повторил он, а она так и сидела, ничего не понимая.
— Ты должна уйти. Уходи. Ты больше не имеешь права сюда приходить.
— Еще как имею. Теперь я могу делать все, что захочу. Я там больше не работаю. Ты можешь больше не волноваться. У меня есть деньги, Тревор. Мне от тебя ничего не нужно. Я никогда не просила у тебя денег, мне они не нужны, так что иди к черту со своими деньгами! Я просто хочу быть с тобой.
— Я собрал твои вещи и отправил их на адрес твоего адвоката.
— Почему?
— Просто уходи, — Тревор начинал злиться. На работе никто ему ничего не говорил, но сам он считал, что ему дали испытательный срок. Он думал, что потерял свою репутацию и будет первым, кого уволят, когда наступят тяжелые времена. Упав с вершины своей карьеры, он вернулся назад, к тому времени, когда ему приходилось лезть из кожи вон и заискивать перед руководством, чтобы чего-то добиться. Он стоил своей фирме 15 000 $, причем совершенно безосновательно. Ему было пятьдесят четыре года, и он понимал, что вряд ли когда-нибудь сможет найти другую работу, если потеряет эту. Его комфорт и безопасность висят на волоске, а он портит репутацию и ломает свою жизнь ради какой-то хорошенькой неблагодарной девчонки! Он не мог допустить, чтобы кто-то узнал о сегодняшней ночи.
— Разве ты не любил меня? — с вызовом спросила Лакс так, словно он нарушил обещание.
— Лакс, тебе лучше уйти, — отрезал Тревор.
Лакс была не готова взглянуть правде в глаза, она боялась признаться себе, что он ее бросает. Всю жизнь у нее были проблемы из-за мужчин, которые пытались украсть ее, запереть, владеть ею и контролировать. Она не допускала даже мысли, что кто-то действительно мог выгнать ее, но, несмотря на все происходящее, в данный момент Лакс была способна сконцентрироваться только на одной проблеме: она не знала, куда ей идти. Ее квартира находилась недалеко, но съемщики уже въехали. Дорога домой в Квинс была долгой, и ей не хотелось ехать на метро в своей короткой юбке.
— Мне понадобятся деньги, — сообщила она Тревору. — На такси.
Лакс вылезла из постели и обнаженная пошла в душ. Она вымылась под горячей водой, вытерлась парой свежих полотенец и бросила их на пол. Пока она неторопливо одевалась, Тревор смотрел на нее.
Лакс застегнула цветастый розовый бюстгальтер, надев сверху белый топ без рукавов, который не скрывал почти ничего. Она нарочно надела туфли на высоких каблуках, которые одолжила у Джонеллы, и демонстративно прошлась, словно по подиуму, болтая на кончиках пальцев трусиками, которые напоминали крошечный лоскуток ткани. Когда Лакс нашла свою юбку, она повернулась к Тревору спиной и, низко наклонившись, подняла ее с пола. Она внимательно прислушивалась, ожидая, что он засвистит, замычит и закричит «о, детка, детка», но Тревор сидел на кровати с унылым и безразличным видом. Его ладони были сложены вместе, он рассматривал кутикулу на больших пальцах.
— Тревор, — начала Лакс, не ожидая, что это прозвучит так. Она хотела, чтобы слова прозвучали мягко и с любовью, но ее голос был хриплым и гневным по многим причинам. Во-первых, она выросла в Квинсе, и это о многом говорило. Кроме того, сейчас внутри нее скулила дворняжка, которую вышвырнули на улицу, которую ждал приют и прочие горести. Она стояла в облачении юности и в туфлях на высоких каблуках и ждала, что он посмотрит на нее. Это произошло не сразу. Когда он наконец поднял глаза, в которых отражалось множество эмоций, но ни капли любви или желания, тогда она поняла, что все кончено. Лакс надела трусики и юбку. Потом схватила сумочку и встала перед Тревором с протянутой рукой.
Он открыл бумажник и вложил ей в руку тридцать долларов. Этого было почти достаточно, чтобы взять такси до дома ее матери, но она продолжала стоять. Он дал ей еще двадцатку, но она не убрала руку и не ушла. Тревор добавил еще две двадцатки.
— Еще, — потребовала она.
Бумажка в пятьдесят долларов легла поверх стопки, но и это не остудило ярость Лакс. Еще одна пара полтинников и три купюры по сто долларов. Она продолжала смотреть на него.
— Это все, что было у меня в бумажнике, Лакс.
Она представила себе, как он потащится к банкомату и снимет с карточки свой ежедневный лимит наличных, но испугалась, что к тому времени у нее начнется истерика. Она не хотела, чтобы Тревор видел ее такой. Поэтому зажала деньги в кулаке, зацокала каблуками и, уходя, злобно фыркнула в его сторону. «Пошел к черту, Тревор», — хотелось ей крикнуть, но так как Лакс с трудом могла дышать, она не рискнула.
Пачка денег жгла карман; ей стало интересно: испытывала ли тетушка «просто-тетка» такую же сильную ярость по отношению ко всем своим клиентам. Лакс спустилась к дороге и попыталась поймать такси, но в спальном районе, где жил Тревор, в этот час было мало машин. Лакс дошла до угла, чувствуя себя крайне некомфортно на высоких каблуках и в цветастой откровенной одежде, которую надела, чтобы разжечь страсть в своем старом любовнике. Мир казался притихшим и безлюдным. Почувствовав страх, Лакс побежала по направлению к огням главной улицы.
К счастью, по пути ей встретилась заполненная людьми закусочная, куда она и свернула.
— У вас хороший гороховый суп? — спросила Лакс, уставившись в меню.
— Если в него накидать побольше ветчины, — ответила официантка, и Лакс заметила, что та слишком сильно накрашена и выглядит так, словно по ночам ей не до сна.
Лакс посмотрела ей в глаза, и официантка увидела на ее лице предательские подтеки туши.
— Как насчет кофе? — попросила Лакс.
— В такой час? — удивилась официантка. — Он вас слишком взбудоражит. Лучше сделаю коктейль с содовой.
— Когда мама была слишком больна и не могла готовить, мой брат, бывало, брал меня с собой выпить по коктейлю с содовой. Он говорил, что его делают из яиц и что это очень полезно.
— На самом деле полезно, — подтвердила официантка. — Сделать вам?
— Не-а, только суп. Но все равно спасибо.
Лакс вернула меню. Официантка почти сразу же принесла суп, а к нему теплый хлеб, масло и пачку бумажных салфеток. Ей хотелось сказать симпатичной посетительнице с красными глазами, что кем бы ни был этот человек, он того не стоит. О, сколько историй о несчастной любви и красивых мужчинах, которые на деле оказывались козлами, она могла бы рассказать!
— У вас все в порядке? — спросила она Лакс, ставя хлебницу на стол.
— Все будет в порядке.
— Ясно.
Лакс промокнула глаза кусочком белой шершавой бумаги, но слезы снова хлынули из глаз, смывая
