Решительный младший лейтенант выразил желание своими глазами увидеть цель. Вместе с Аникиным и Латаным они по-пластунски взобрались на груду щебня, обрушенного вражеским снарядом. Пули летели так плотно, что сбитые ими камешки все время двигались и скатывались с гряды навала. Несколько балок, торчащих вкось и поперек, издавали стук, как будто кто-то размашистыми ударами – сразу по шляпку в древесину – вгонял в них гвозди.
– Восемьдесят восемь миллиметров… – подняв голову над гребнем и поглядев в сторону вражеской баррикады, с каким-то мальчишеским трепетом проговорил Воронов. Тут же его шапка, сбитая пулей, скатилась по битому кирпичу на мостовую.
– Тьфу ты… – выругавшись, Латаный молниеносно схватил младшего лейтенанта за полу шинели и с силой стащил вниз.
XIV
– Жить надоело?! – без всяких церемоний, в сердцах крикнул он и тут же, осекшись, подобрал упавшую шапку и заботливо подал ее артиллеристу.
– Спасибо… – приняв шапку из рук штрафника, деловито произнес младший лейтенант с таким видом, будто ничего не произошло. – Ничего, ничего… – словно успокаивая Аникина и Латаного, своим привычным, осипшим криком добавил он. – Цель уточнили…
Согнувшись, на ходу отряхивая полы шинели, младший лейтенант торопливо засеменил к своему расчету. Латаный и Аникин молча переглянулись и заспешили следом.
– Товарищ лейтенант, – нагоняя, окликнул Аникин. – Помощь нужна? Тягловая?
Младший лейтенант решительно замотал головой.
– Силенки тащить есть. Нам бы прикрытие организовать, пока к стрельбе подготовимся…
– Это сделаем… – кивнул Аникин и, обернувшись к Латаному, переспросил:
– Сделаем?
– В лучшем виде… – с готовностью кивнул командир отделения.
Штрафники разместились на той же куче щебня, где минуту назад командир артиллерийского расчета уточнял местоположение цели и чуть не схлопотал пулю в лоб. Из-за нагромождения балок в самом углу створа улицы они открыли стрельбу по немецкой баррикаде. К этому времени практически все внимание немцев было приковано к тянущемуся вдоль улицы фасаду дома-корабля.
XV
Бойцы из отделений Капустина и Шевердяева, заняв отвоеванные у врага позиции возле оконных проемов, били сверху по вражескому расчету зенитного орудия и пулеметчикам, укрывавшимся за баррикадой и в трехэтажном доме с высокой черепичной крышей, стоявшем по диагонали на противоположной стороне.
Выиграв драгоценные секунды, расчет младшего лейтенанта Воронова при поддержке весомой мускульной силы пэтээровцев сержанта Вешкина установил орудие впереди бронетранспортера таким образом, что ствол нависал над грудой битого кирпича, практически полностью прикрывая нижнюю часть пушки. Левое колесо пушки практически касалось основания афишной тумбы, начисто снесенной снарядом, выпущенным из немецкого зенитного орудия. Оно торчало из мостовой острыми ощеренными осколками обломавшегося гнилого зуба.
Подтянув станины, бойцы противотанковой группы Вешкина тут же залегли в рядах штрафников, добавив в общий хор стрельбы протяжные голоса своих винтовок. Оставшиеся неиспользованными «фаустпатроны» пока держали при себе. С четырехсот метров да еще под таким шквальным огнем, не дававшим возможности тщательно прицелиться, стрельба из ручных гранатометов теряла смысл.
Тем временем младший лейтенант Воронов полным ходом командовал действиями расчета. Его крик то и дело срывался в сипение, которое в неумолкающем шуме боя невозможно было разобрать даже с расстояния нескольких шагов. Но расчет понимал своего командира с полуслова, а может быть, и без слов.
Все: подающий, заряжающий, наводчик – действовали в единой цепочке, как отлаженный механизм. Бойцы артиллерийского расчета, отвечавшие за ящики с боеприпасами, оставались метрах в десяти справа от позиции, на которой расчет установил орудие. Они выступили в роли подающих, поднеся первую пару снарядов к орудию, чтобы были под рукой.
Этим взаимодействием руководил осипший младший лейтенант, с серьезным для своей решительной головы риском выглядывая из-за левого края узкого бронированного щита орудия. Не прошло и минуты с того момента, как пушку выкатили на прямую наводку, как прозвучала команда:
– Цель – номер один! Ого-онь!..
XVI
Короткогубый ствол выплюнул ослепительно-красный сгусток. У Андрея заложило уши. Он выглянул из-за бронетранспортера в сторону выстрела. Снаряд ушел значительно выше вражеского зенитного орудия. Взрыв вспучило на уровне второго этажа фасадной стены, метров двух не долетев до того места, к которому лепился фашистский зенитный расчет. Хотя и получилось мимо, но посыпавшиеся на мостовую пыль и обломки, видимо, здорово досадили немцам, потому что с ответным выстрелом они замешкались.
Воронов, припав к самой кромке щита, уже корректировал наведение цели. Второй снаряд дослан в казенник.
– Ого-онь!
И штрафники, и пэтээровцы, и, конечно же, сами артиллеристы видят, как второй снаряд попадает в верхнюю часть защитного щита. Под воздействием разящей силы 76-миллиметрового фугаса длиннющий ствол фашистской зенитки вскидывается кверху, словно шея раненого жирафа. Ударившись дульным тормозом о стену дома, орудие сползает вниз, в агонии выскребывая металлическим зубом ствола мелованную дугу по каменной стене.
Крики радости оглашают угол площади и улицы. Несколько победных возгласов доносится со стороны дома-корабля, где держат оборону бойцы Капустина и Шевердяева. Все, как первобытные охотники над поверженным зверем, празднуют меткий выстрел расчета младшего лейтенанта Воронова.
Но решительный артиллерист не расслабляется ни на секунду. Расчет уже выполняет его команду, оттягивая пушку с огневой позиции прямой наводки туда, где лежат ящики с выстрелами. Это место, закрытое со стороны улицы углом дома, выполняет для орудия и его расчета роль запасного кармана.
Станину вместе с артиллеристами толкают бойцы из отделения Латаного. Пэтээровцев здесь уже нет. Только что группа сержанта Вешкина, используя замешательство врага, стремительным рывком пересекла широкий уличный створ и исчезла в подъезде дома-корабля.
Этот маневр противотанковой группы Аникин только что согласовал с Вороновым и Вешкиным. Бойцы ушли на усиление дальнего, в глубь улицы смотрящего торца дома-корабля. Весь дальний угол, с первого по четвертый этаж, был буквально окутан пороховым дымом. Немцы буквально поливали огнем это крыло длинного здания, подступающего почти вплотную к выстроенной ими баррикаде.
XVII
Следующие секунды подтверждают, что увод пушки с позиции прямой наводки в «карман» и рывок пэтээровцев проделаны как нельзя вовремя. Фрицы в остервенении начинают бить из пулемета с противоположной от развороченного зенитного орудия правой стороны баррикады. Непрерывные очереди гвоздят угол улицы, с дробным звоном гремят по корпусу бронетранспортера, сметая куски и целые кирпичи с груды, заставляя бойцов вжиматься в асфальт и брусчатку.
В самый край кирпичного навала на углу площади, практически туда, где только что стояла «полковушка», влетает что-то похожее на приплюснутый с боков, раскаленный огненный шар. Гремучая взвесь взметается ярко-красным вихрем, расплескивая во все стороны концентрические круги обжигающего жара. Боец из отделения Латаного, Милютин, оказывается ближе остальных к взрыву, похожему на разрыв реактивного кумулятивного снаряда.
Огненная волна накатывает на его вжавшуюся в землю фигуру и тут же отступает обратно. Но полушубок, больше похожий на короткополый зипун, в который одет этот маленький мужичок с вечно страдальческим выражением лица, занимается пламенем. Красные языки сразу и резко схватывают спину Милютина. Он начинает заполошно голосить, вскакивает и бежит в сторону «полковушки».
– Братцы!.. Погибаю, братцы-ы! – не своим голосом, с подвыванием кричит он.
