сориентироваться.
Приняв такое решение, он совсем успокоился и взялся за текущие дела, коих в отсутствие Марины накопилось предостаточно.
Однако следующего шага Никитина Ветрову долго ждать не пришлось. Позвонил Никитин около полудня. За утро звонков было много, но этот Ветров почувствовал сразу. Вроде бы ничем не отличался от десятков других — самый обычный звонок, но нет — снимая трубку, Ветров чётко знал, что это звонит именно Никитин.
— Доброе утро, Станислав Александрович, как здоровье Антона? Мне доложили, что он заболел. Надеюсь, ничего серьёзного? — В голосе Никитина звучало искреннее сочувствие.
Ветров молчал. Слова Никитина о сыне буквально повергли его в шок. Он опять страшно запаниковал. От появившейся было уверенности не осталось и следа.
— Да не надо так переживать, Ветров, всё будет прекрасно. Молодой, крепкий организм, мамины забота и уход, целительный воздух Карельского перешейка сделают своё дело. Можете мне поверить — через пару деньков будет ваш Антон наперегонки с Гришкой по участку носиться. Я это знаю, Ветров. Вы ведь помните, мой бизнес — знать и защищать.
Наступила короткая пауза. Было слышно, как на том конце провода щёлкнула зажигалка.
— Ну а уж коли я, поверьте мне, чисто случайно затронул тему бизнеса, то давайте её и продолжим. Вы изучили наше предложение? Ну и как вам оно? По-моему, истинно джентльменское и вполне корректное. Я даже, Станислав Александрович, очень хотел бы прямо сейчас услышать ваше уверенное «да», и мы могли бы тогда уже сегодня встретиться и обсудить подробности. Честное слово, нет никакого резона затягивать вопрос. Итак, что вы мне скажете, Станислав Александрович? — И опять голос Никитина стал жёстким и требовательным.
— Послушайте, но я ведь не полный идиот. Я прекрасно понимаю, что если приму ваши предложения, то где-то через год-полтора вы меня просто выкинете из бизнеса. Как же я могу сказать «да»? Нет, нет и ещё раз нет. Притом поймите меня правильно. Я никак не отказываюсь от сотрудничества и готов пойти на определённые шаги навстречу, но только в том случае, если ваши запросы будут уменьшены как минимум раз в пять. Или хотя бы в четыре, а, господин Никитин? — От волнения Ветров говорил очень быстро, глотая целые слова и почему-то шёпотом.
— При желании, Станислав Александрович, вас можно выкинуть из бизнеса вовсе не за год или там полтора, как вы изволили сформулировать, а значительно раньше. НО! Отчего, Ветров, вы так плохо думаете о людях? И потом, простите, а кто же тогда этот бизнес делать будет? Да вы и будете. Без вас бизнес этот никому и не нужен вовсе. Так что вы очень плохо изучили наши предложения. Крайне невнимательно и без должной ответственности. А ведь каждый потерянный день — для меня это упущенная прибыль. А я, кстати, очень не люблю расставаться с деньгами. Очень не люблю. Вы должны это понимать. И вот что ещё: учтите, Ветров, к выполнению своих обязательств я уже приступил. С сегодняшнего дня ваша фирма находится под моей охраной и защитой. Теперь очередь за вами. Притом именно на тех условиях, которые изложены в письме. Неужели мы будем торговаться? Как-то смешно даже.
Вы помните, конечно же: «что наша жизнь — игра…» И мы с вами игроки, Ветров. Игроки серьёзные и профессиональные. Играем на одном поле. Ставки сделаны. Мяч в игре. Секундомер пущен. Я свой удар уже пробил. Теперь ваша очередь. Я жду. Будете затягивать время — накажем. Знаете, как в футболе наказывают? За первый фол получите предупреждение — жёлтую карточку. Два предупреждения — и, пожалуйте, красная карточка. А это уже удаление с поля. Так принято в футболе — вторая жёлтая и сразу — красная. Так и в жизни. Вам это надо? А, Станислав Александрович? Так что давайте, не упрямьтесь, записывайте мой мобильник, и завтра до полудня я хочу услышать только одно ваше слово — «да».
И, назвав номер своего мобильного телефона, Никитин повесил трубку.
С этого момента Ветров как будто бы потерял контроль над происходящими событиями. Он, естественно, присутствовал при них, как-то на них влиял, совершал какие-то поступки, принимал решения. Но делал это автоматически, то подчиняясь интуиции, то просто плывя по воле волн.
Иногда течение чётко вело его по спасительному фарватеру, а иногда кидало в такие страшные омуты и смертельные водовороты, в которых даже более сильный пловец вряд ли бы имел шансы на спасение.
Уже потом, намного позже, когда судьба предоставила Ветрову время, чтобы переосмыслить и оценить всё произошедшее с ним, оказалось, что он почти ничего не помнил. Всё, что навалилось за эти дни на его сердце, нервы и душу — и плохое, и хорошее, оказалось для него абсолютно неподъёмным.
А ведь было и хорошее. Но и оно происходило как бы независимо от него, как в густом, всё застилающем тумане…
В тот же вечер, вернувшись домой, Ветров всё же решил рассказать Марине о внезапно нагрянувшем на них несчастье. Естественно, он не собирался взваливать на неё хотя бы маленькую часть этих чисто мужских дел, просто ему нужно было излить свою душу самому близкому и верному человеку. Однако и этого сделать он не смог. У Антона держалась температура, и выглядел он неважно. Но видно было по всему, что, пусть и медленно, сын всё же шёл на поправку, и за него Ветров уже не беспокоился. Другое дело — Марина. Синие круги под глазами, нездоровая припухлость лица, бледность — всё это сразу бросалось в глаза и очень его тревожило.
— Мариша, что-то ты мне сегодня не нравишься, что с тобой? — обняв жену, ласково спросил он.
— Ну, слава богу, наконец-то приметил! Муж называется. Все соседи у Антона уже давным-давно справляются, когда тот братика ожидает. Один только ты у нас где-то в облаках витаешь. Эх, ты, Стас!
Ну как после этого он мог поделиться с Мариной своими переживаниями и тревогами? Теперь у неё одна задача — родить здорового, крепкого сына. Ветров почему-то не сомневался: будет именно мальчик. А со всеми этими напастями он как-нибудь справится сам. Один!
Утром, войдя в кабинет и устроившись в своём громоздком кресле, Ветров первым делом увидел записанный на страничке еженедельника номер телефона Никитина. Около полудня, страшно волнуясь и совершенно не представляя, что он будет говорить, непослушными пальцами набрал этот ненавистный ему номер. Раздались редкие гудки. Подождав некоторое время и убедившись, что Никитин не отвечает, Ветров вздохнул с облегчением и повесил трубку.
— Не хочет, не надо, — решил он для себя и, надев свой измазанный красками халат, отправился в мастерскую. Работы хватало. Ряд заказов надо было сдавать в самые ближайшие дни.
Два рабочих дня и последующие выходные прошли спокойно. Никитин не проявлялся, и Ветров, погрузившись в работу и дела семейные, старался о нём и не вспоминать вовсе. Да, был некий кошмарный сон, но наступило утро. Он проснулся, и всё плохое, что было во сне, надо постараться забыть и продолжать наслаждаться жизнью, которая складывается для него не так уж и плохо. Вроде бы и застилающий его сознание туман начал потихоньку рассеиваться, утихали и тревожащие его сердце беспокойство и страх.
Но уже утром в понедельник непредсказуемое течение вновь кинуло Ветрова в ещё более страшный для него водоворот событий. И вновь ощущение безысходности и ужаса целиком завладело его сознанием.
Вроде бы вначале всё шло как обычно. Как и каждое утро, перед тем как спуститься в мастерскую, Ветров разбирал почту. Большинство писем с самыми различными рекламными предложениями, не читая, сразу были отправлены в мусорную корзину. Некоторые требовали ответа, но Ветров, отложив их в сторону, решил подождать Марину.
— Пусть разберётся, у неё с письмами лучше получается.
Вскрыв очередной, самый обычный с виду конверт, на котором вместо обратного адреса красовалась большая единица, Ветров с удивлением достал из него листок жёлтой бумаги. Именно в тот момент, когда Ветров держал этот абсолютно чистый, без единой надписи или пометки жёлтый прямоугольник, раздался телефонный звонок. На этот раз предчувствие обмануло Ветрова. Он, было, решил, что это Никитин, но ошибся. Звонила Марина. Уже с первых слов он понял: что-то случилось.
— Стас, дорогой, что делать? Антону намного хуже. Еле привела его в сознание. Он в истерике. Что за люди, Стас? Откуда и зачем такая жестокость? Мне страшно! Не за себя — за Антона. Ну что он мог им сделать? Он ведь ребёнок. Я тебя очень прошу, Стас, приезжай быстрее, пожалуйста. Мы тебя очень
