Соотношение девяносто пять к пяти в нашу пользу.
— Не понял! — Бубукин привстал с пуфика и уставился глазами в каракули Лисина. — Рассказывай.
— Всё просто. Пацан у меня наверху лежит. Там практически шансов нет. Тяжелейшая травма сердца. Да я вам рассказывал.
— Да, — морщит лоб Бубукин. — Припоминаю. С ДТП что-то связано. Ну и что?
— А то, что у него тоже четвертая, резус отрицательный и по изоантигену совпадают. И почки в полном революционном состоянии. Понял, Михалыч?
— А что это меняет? — Бубукин сокрушённо машет рукой. — Кольцов при таком раскладе тем более нас пошлёт. Подальше Херсона этого. И правильно сделает. А пока мы другого Кольцова найдем, ни пацана, ни Маракина на этом свете уже не будет. Царство им небесное! И нам тоже.
— Не пошлет Кольцов. Не пошлет!
— Мне бы твою уверенность, Лисин!
— Потому что послать — это уже не в его интересах будет. Короче, даёте добро, и всё будет тип-топ! Гарантирую! — Лисин зачем-то крестится. — Девяносто пять маракинских процентов и всего лишь пять нефёдовских. Математика — точная наука. А если почка наша до Перми долетит, не стухнув, то и неплохие дивиденды получатся. Почка Нефёдова денег не стоит! Смекаете?
— Ладно, — Бубукин медленно поднимается с пуфика, подходит к окну, — действуй. В случае чего, прикрою. И разберись ты, в конце концов, с этой помойкой. Кручилин, конечно, скорее всего, на пушку берёт. Ну а что, если вдруг на самом деле приедет? Чем чёрт не шутит! Ему ведь и больничные голоса не помешают. Короче, чтобы завтра порядок во дворе навёл. Понял? Всё. Двинул я. Надо в горздрав заскочить.
— Понял, наведу порядок. До свидания, — протягивает руку Лисин.
— Сообщи заранее, во сколько операция, подъеду. Всё! Удачи! — Забыв пожать Лисину руку, Бубукин выходит из кабинета. — Провожать не надо, — раздается из коридора его голос.
Ординаторская. За столом Кольцов с рентгеновским снимком в руках. Лисин нервно ходит из угла в угол. Воротничок рубашки расстегнут. Волосы растрепаны. Всё говорит о том, что разговор идет тяжелый и долгий.
— Вот и всё, — Лисин ослабляет узел галстука. — Маракина зашиваете и спокойно, с чувством исполненного долга занимаетесь сердцем Нефедова. Разрешение на операцию вы получите. Да и над душой я стоять не буду. Вы же этого хотели. Пять процентов ваши. Соглашайтесь. Вот у меня весь план операций. Вечером набросал. — Передает Кольцову листок бумаги.
— Ну в операционной вас во всех случаях не будет. — Кольцов бегло читает бумагу и, скомкав, бросает в урну. — И этого тоже не будет, Степан Андреевич. Никогда! Нам никто не дал и, надеюсь, не даст разрешения на забор у живого Нефёдова почки. Ему шестнадцати нет. Значит, забор вообще запрещён. Даже у мёртвого. Но это не главное. Главное то, что пациенты и со здоровым сердцем могут двух таких операций не перенести. А с его, израненным, какие, к чёрту, пять процентов? Шансы вообще равны нулю. Ради чего? Чтобы вытащить какого-то бандита. Не понимаю!
— А вам понимать и необязательно. Для этого главврач в больнице предусмотрен.
— Так скальпель в руки, Степан Андреевич! И вперёд!
— Что вы предлагаете? — сдаётся Лисин.
— Вот моя схема. — Кольцов передает Лисину исписанный лист бумаги.
Нехотя Лисин достает из кармана очки, водружает на нос.
— Понятно. Почка изымается только в случае окончательной остановки сердца Нефёдова, — читает вслух Лисин.
— Именно так. После того как станет ясно, что чуда не произошло.
— Ещё раз, каков процент чуда, Кольцов?
— Я уже говорил. Не более пяти. Увы!
— Значит, правильно ли я понимаю, — Лисин в упор смотрит в глаза Кольцову, — за то, что Маракин завтра будет с новой почкой, а вы через пару-тройку месяцев дома на диване с любимой женой, у нас девяносто пять процентов?
— Может, даже и больше. Правильно понимаете.
— В ваших интересах, чтобы было больше. Хорошо, — Лисин возвращает лист бумаги Кольцову. — Я согласовываю план. Только, пока вы там с Нефёдовым возитесь, Маракин пусть не в палате результата дожидается, а в операционной. В полной готовности к наркозу. У нас условий даже для краткосрочного хранения органов нет. Принимается?
— Нет возражений.
— И ещё. В мой кабинет установите дублирующий монитор. Я должен контролировать ход операции.
— Тоже нет возражений.
— Ну что же. Тогда пожелаем нам успеха! — Лисин протягивает руку для пожатия.
Кольцов долго смотрит на руку Лисина.
— У нас с вами понимание, что такое успех, очень сильно разнится. Счастливо оставаться.
Так и не подав руки, Кольцов резко поворачивается и направляется к двери.
Палата интенсивной терапии. Маракин в стерильном белье на каталке перед дверью палаты. Совсем рядом каталка с Сашей Нефёдовым. Гуреев лежит в своей койке, почти с головой накрытый простынёй. Выделяется только заострившийся нос. Входит Кольцов.
— Как у нас настроение? У вас, Маракин, вижу, хорошее.
— Превосходное! — Маракин свеж и бодр. — В удачу верю, а после нашей последней беседы и в вас верю!
— Нефёдов, а вы что захандрили? — Кольцов подходит к Нефёдову, сжимает рукой кисть юноши. — Пульс приличный. Вон, Маракин, тот и в удачу, и в меня верит! А вы?
— А я не Маракин! Я уже никому не верю и ни во что! — Голос Саши дрожит.
— Что случилось, Саша?
— Это не у меня случилось! Это у вас! Ведь вы будете бандита спасать! Не я! Так, Сергей Иванович? Вот этого, — Нефедов кивает в сторону занавески. — А ведь именно Маракинские в моей школе наркотой торгуют. Нагло, в открытую. Потому что их менты прикрывают. Теперь там у нас каждый второй колется. Классы полупустые.
— А вы? Вы-то что? Вы-то куда смотрите, родители ваши, учителя? — Кольцов никак не может подобрать правильные слова. — Надо же как-то бороться с этой заразой.
— Мы и пытались. Дима Михеев — одноклассник мой, брат Максим на три года меня старше и я. Хотя нам все говорили, чтобы с этим Маракиным не связывались. — Нефедов вновь со злостью смотрит на занавеску. — К мэру ходили, к прокурору ходили, телевидение просили помочь, даже президенту писали…
— И что? — Кольцов инстинктивно продолжает нащупывать пульс Нефедова. — Что в итоге?
— А в итоге Димка вроде случайно под товарняк попал. В кашу его смолотило. Я вот тут на каталке. Маршрутом «палата — морг». А Максиму, тому вообще хуже всех. Ему менты на дискотеке в карман какую-то таблетку подбросили. Дальше — как обычно — быстрое следствие и показательный суд. Знаете, Сергей Иванович, сколько Максиму дали?
— С нашим судом, Саша, я теперь лично знаком. Ничему не удивлюсь!
— По-моему, все равно удивитесь! — Опираясь на руки, Нефедов приподнимается в кровати. — Одиннадцать лет дали! Строгого режима! Чтобы больше не встревал в бизнес вот этого бандита за занавеской!
— Мало дали, — откликается занавеска. — На самом деле, закон и больше позволяет.
— Мало?! Подонок! — Нефедов чуть не задыхается. — Одиннадцать лет мало?! За что? Максу всего восемнадцать. Школу с отличием окончил, в консерваторию поступил. Мало! Одиннадцать строгого за одну таблетку! Которую подкинули! Такие, как вы, тоннами ворочаете, и ничего! Если и попадетесь, то два-три
