возмущения в Сети станут явными. В России вас может быть максимум тысяч двадцать. И столько же – на всем Западе, у них порядки строже и большее число не укрыть. А на самом деле и здесь и там, скорей всего, вас еще меньше.
Елена, снисходительно улыбаясь, не ответила.
И тут я, неожиданно для себя, взорвался:
– Не выйдет у вас ничего! То, что вы затеяли, – очередная попытка построить коммунизм, пусть не для всех, а только для себя, – попытка обреченная, как все предыдущие! Коммунизм с его социальным равенством был бы идеальной системой, если б только люди без всякого насилия могли согласиться с природным неравенством между ними. Если б каждый был искренне готов занимать в иерархии – а она неизбежна – именно то место, которое позволяют занять его способности. Но люди никогда не примирятся с подчинением, они будут рваться наверх! Вы брезгуете коммерцией, брезгуете политикой, гордитесь своей наукой и не понимаете очевидного: в космических исследованиях конкуренция и междоусобная борьба так же неотвратимы, как в самом грязном
бизнесе!
Улыбка Елены стала отчужденной. Я всё еще кипятился:
– У вас нет сейчас грызни за первенство только потому, что вы вместе противостоите окружающей массе и презираете ее. Но как только вы отделитесь от остального человечества, вы унесете с собой все его болезни! Ваша группировка сама станет для вас всем человечеством, да притом крохотным, замкнутым. Возникнет соперничество, а для сообщества бессмертных людей – это гибель, будь то большое сообщество или маленькое! Ваш пчелиный рой единомышленников, удравший от общей судьбы, сгорит в том же пламени, что и оставленный улей!
Елена непроницаемо молчала.
– А впрочем, плевать мне на ваше будущее! – я махнул рукой. – Меня тогда с вами не будет, и слава богу!
Я был уверен, что она вконец обозлится и уйдет. Но ее лицо вдруг как-то странно смягчилось, она тихо сказала:
– А мне жаль, что тебя не будет.
– Не понимаю.
– И не нужно ничего понимать… – Голос ее задрожал, она учащенно задышала: – Что-то мы с тобой сегодня говорим слишком много… – И потянулась ко мне.
Если она и наигрывала слегка, чтоб завершить ставшую неприятной деловую беседу, то расчет ее оказался безошибочным. Неожиданно покорная, – а не требовательная, как прежде, – страстность Елены помимо воли пробудила во мне ответную нежность. Мировые проблемы, противостояния, интриги, шпионство – всё провалилось на время в горячее, пульсирующее небытие. Остались только мужчина и женщина.
А потом, когда мы лежали, обнимая друг друга, еще слившиеся, но уже бессильные, она вдруг открыла глаза и странным голосом сказала:
– Ты знаешь, какая это ночь?
– Новогодняя, – пробормотал я.
– Глупый! Я сосчитала: это наша третья ночь. Всего третья.
– Роковое число?
Она поцеловала меня в щеку:
– Я с тобой всего третий раз. А кажется, будто знаю тебя давным-давно.
– Всё это очень трогательно, – сказал я. – Тем более что мы оба выполнили свой служебный долг. Ты передала ту дозу информации, которую твое начальство решило вспрыснуть моему, а я эту информацию принял.
Елена яростно замотала головой и попыталась сбросить меня с себя. Но я прижал ее сильнее и зарычал:
– Ты придешь ко мне сама?! Не по приказу, не с чьего-то разрешения! Сама?!
– Не знаю! – растерянно простонала Елена. – Не знаю!
– Но ты хочешь этого?! Хочешь?!
– Не знаю! – стонала она. – Хочу, хочу! Не знаю!…
Днем, после ухода Елены, я попытался заснуть, но у меня ничего не вышло, нервы были как под током. До вечера провертелся на диване, впитавшем запах ее духов, поднялся, вконец разбитый, и позвонил Беннету.
Он оказался не в офисе, а дома, начал было с шуток: «Похвально, Вит, даже в Новый год ты работаешь и не даешь покоя начальству!» Но, приглядевшись ко мне, тут же посерьезнел:
– Докладывай!
Пересказ того, что я узнал от Елены о фирме «РЭМИ», вышел неожиданно коротким, не было настроения. От-бубнил факты – и заткнулся.
Голографический Беннет, сощурившись, в упор смотрел на меня. Ноздри его крупного носа раздувались в шумном дыхании (казалось, я даже чувствовал движение воздуха). Он был по-настоящему взволнован:
– Ты уверен, Вит, что их во всем мире не больше тридцати-сорока тысяч?
– Да, разумеется. Но дело не в количестве, это серьезные ребята. Пусть не сплошные гении, как Елена их аттестовала, всё равно таланта им явно не занимать. Они верят в свою идею, как ранние христиане или первые большевики. И ты мог убедиться – по тому, как они уничтожают своих врагов и сшибают спутники, – что они действительно обогнали мировую науку, по меньшей мере на полвека. Точнее – навсегда. Просто потому, что еще полвека мировая наука не протянет. Вместе со всем миром.
– Черт побери! – взорвался Беннет. – Да ведь это самый страшный терроризм в истории!
– Ничего подобного. Террористы пытаются что-то навязать обществу, а наши приятели хотят одного: чтобы общество их не трогало. Надо их оставить в покое, тогда и они перестанут убивать. Похоже, Елена обрушила на меня свои откровения только для того, чтобы я довел эту нехитрую мысль до тебя.
Беннет задумался.
– Но такого просто не может быть, – сказал он, – взять и отшвырнуть всё человечество!
– Один раз мы сами уже отбросили большинство человечества. Потому что оно мешало нам достигнуть бессмертия. Помнишь мусульманских стариков в лагерях? А теперь, с точки зрения этих поклонников Циолковского, мы все точно так же не заслуживаем ничего, кроме вымирания. Правда, они – спасибо им – не собираются
¦
нас стерилизовать. Зато и содержать в комфортабельных лагерях, кормить, лечить, оплакивать тоже не будут. Мы для них – отгоревшая ступень ракеты, которая выводит их избранное общество к полноценной вечной жизни. Беннет всё еще размышлял:
– Витали, скажи честно: ты думаешь, они в самом деле смогут прорваться?
– Нет, я считаю попытку обреченной. Их компания протянет, в лучшем случае, на несколько десятилетий дольше, чем вся так называемая семья цивилизованных народов. Так же, как сама эта «семья» только на несколько десятилетий переживет уничтоженный ею мировой Юг.
– При чем здесь Юг? – раздраженно проворчал Беннет. – Как остановить стервятников – вот вопрос!
– Никак. Даже пытаться не стоит. Но Беннет уже принял решение:
– Это угроза всему миру, и мы их остановим! – заявил он. – Чтобы отделиться от человечества, стервятникам придется закупить еще уйму оборудования и материалов. Мы введем против них экономические санкции, заморозим их банковские счета. Они не смогут сбывать свои лантаноиды, они у нас не то что сверхзвуковых лайнеров, и ржавого гвоздя больше не приобретут!
– Будет огромная куча трупов, – устало сказал я. – Они начнут убивать подряд всех, кто им мешает, пока мы не отскочим с их дороги.
– Не только они умеют убивать! – загремел Беннет. – Мы свяжемся с российским правительством, и если ваш президент не справится своими силами, пусть пропустит в Петроград войска ООН! Применят против нас прибор вашего сумасшедшего пацифиста, взорвут наши патроны, снаряды и лазеры – плевать, пойдем с
