– Я не дракон, Эйтери. Человек, – некромант как можно аккуратнее провёл последнюю дугу. – Хватит. Многого сегодня не надо.
– Ты не уходи от разговора-то, не уходи! – в свою очередь рассердилась Сотворяющая. – За что ж ты её так мучаешь, Аэсоннэ-то?
– Как я её мучаю? А ты сама-то – смогла бы вот так, – с кем-то, кто тебя насквозь видит и все мысли твои читает?! А? Смогла бы? Ничего своего, даже внутри!
– Как же вы все боитесь, – в голосе гномы прозвучало плохо скрытое презрение. – Мужчины, мужи, воины. А себя открыть той, кто любит «больше жизни», прости за банальность – ни за что. Нет, мы будем героически умирать, а они пусть слезами умываются… А мысли мы открыть боимся, потому что чистые и светлые любимые наши прочтут там совсем даже нечистое и несветлое вожделение к какой-нибудь портовой шлюхе, случайно встретившейся на дороге…
– Да если даже и так! Мысли – они мои, эти мысли! Какие б ни были! Дела – вот что важно, а не то, что в голове!
– Ой, беда с вами, – только и вздохнула Эйтери. – Фесс, об одном тебя прошу. Если Аэсоннэ для тебя и впрямь – как дочь, ты…
– Она мне дочь, – отрезал некромант. – Дочь. Самая лучшая, какую только может пожелать мужчина.
– Ага, чтобы без пелёнок-криков-болезней? Сразу готовая, умная и красивая? – усмехнулась гнома.
– Оставим это, а? Аэсоннэ я не обижу. А если она знает все мои помыслы, то ей известно и то, кто она для меня. Известно, что люблю её, как отец самое дорогое и единственное дитя. На что ж тут обижаться? На мою искренность? Правдивость?
Гнома только махнула рукой.
– Я начинаю, – предупредил некромант, становясь в середину небольшой звезды.
Заклятье поиска сплести нетрудно, когда твёрдо знаешь, что именно требуется отыскать и это «что- то» от тебя не прячется. Линии звезды вспыхнули привычным зелёным светом, мир закружился вокруг, перед взором Фесса возникали опушки лесов, прогалины в их глубине, тихие речки, поля, покосы, редкие деревеньки; и вот, – медленно бредущая заросшим берегом ручья фигура в плаще с парой деревянных клинков за спиною.
Сердце Фесса затрепыхалось, колотясь о рёбра, словно птица – о прутья клетки.
Тонкие руки, одетые корой. Тонкие ветки молодого ивняка вместо волос. Лицо в зеленоватой коре, брови – поросль серебристого мха. И заострённые по-эльфьи уши. Безымянная – ибо создательница так и не одарила её именем – брела на север. Наверное, она даже не смогла бы сказать, зачем и почему. «Вейде создала тебя, – думал Фесс, – чтобы вытащить меня из аркинских застенков. На тот момент в сложной игре королевы Вечного леса моя, роль ещё оставалась недоигранной. Не знаю, как сейчас, когда небо перечёркнуто золотой лестницей, нужно ли ей ещё что-то от меня, но тогда, похоже, эльфийка нуждалась во мне.
Эх. Вернуться бы туда, на Клык, в башню старика Парри. Сколько всего сделал бы по-иному. И самое главное – ни за что не полез бы в Эгест мстить за несчастного Джайлза».
Заклятье меж тем сработало как надо, настиг некроманта и откат – ему Фесс чуть ли не обрадовался; это значило, что мир ещё не сорвался в пропасть, что привычные законы работают по-прежнему.
Эйтери сунула ему в руку скляницу с каким-то снадобьем, Фесс машинально выпил, не чувствуя вкуса, – боль слегка приутихла.
– Ну, а что теперь-то, некромант? – осведомилась гнома.
– Я знаю, где она. Где та, что называет себя Безымянной.
– Допустим. Но ты разве не видишь, что творится?
– Вижу. Но, понимаешь ли, Сотворяющая…
Он заколебался. Сказать напрямик? Обидится, гномы гордый народ.
– Понимаешь, – повторил Фесс, стараясь смотреть Эйтери прямо в глаза, – бывают моменты, когда ты делаешь всё по-своему. И не можешь никому ничего доказать или объяснить, почему поступаешь именно так. Тебе приводят массу разумных доводов, и ты даже не споришь. Потому что говоряидие кругом правы. А ты знаешь, что всё, равно должен делать, что делаешь. Вот и у меня сейчас так. Не мешай мне, Сотврряющая, пожалуйста, не мешай.
– Тебе, пожалуй, помешаешь, – фыркнула гнома. – А говорить тебе говорили, и всё больше правильные вещи. Да только ты не слушал, некромант. Разве ни о чём не жалеешь, а?
– Жалею, – кивнул Фесс. – Отрицать не стану. Но жалею о том, что сам решил, а не что мне насоветовали. Сам сделал – сам перед собой и ответ держу.
– В том-то вся и беда, – грустно молвила гнома. – Ну, что дальше-то, некромант? Куда пойдём?
– Далеко ходить не придётся.
– А не ты ли совсем недавно про Тёмную Шестёрку так красиво нам всем говорил? – Эйтери упёрла кулаки в бока.
– Я говорил, – Фесс и не думал отпираться. – Но мне сейчас надо найти Безымянную, гнома. В глаза посмотреть, – он запнулся. – Душа… столько про неё говорили, а получается… Я боюсь думать, что Вейде такого там начаровала, чтобы вывести душу из живого тела и загнать в деревяшку. А она ведь это сделала. Именно это!.. – Последние слова получились просто диким и кровожадным рычанием.
– А ты не горячись, некромант, – посоветовала Эйтери. – Вейде искусна в самой неожиданной волшбе. Небось и это не просто так сотворила, потому что приспичило ей. Да и то сказать – если бы не она…
– То Рысь осталась бы жива! – выкрикнул Фесс.
– Да? С чего ты взял? Ясно теперь, что серые что-то с ними такое учудили, когда они им в руки попали, такое, что и сказать страшно, сердце в пятки уходит. Попытал бы ты лучше нашего преподобного отче, а то он на словах-то всё за нас, а как до дела дошло, да ещё какого… Не осталась бы в живых твоя Рысь. Она… оно… тут ходит только потому, что Вейде её душу сохранила. Вывела из трупности и сберегла. Жутко, конечно, но сам посуди – гном-то и орк так и остались, как были?
Фесс молча кивнул.
– Хорошо потрудились серые, – голос Эйтери резал, словно нож. – Видно, твои им действительно попались ещё живыми. Спасти не могли, сумели только удержать, но и это, Фесе, великое дело. Не знаю, кто ещё бы так смог. Тут и Ордос бы спасовал, и Волшебный Двор не сдюжил. Вот только зачем это святым братьям?
– Это-то понятно. Они меня ещё в Салладоре уговаривали, мол, сдайся и спасёшь друзей. Я не верил. Не во что было верить. Я точно знал, Эйтери, точно и Рысь, и Прадд, и Сугутор мертвы, а всё иное – ложь, слагаемая лишь для того, чтобы заманить меня в ловушку. Оказалось, нет.
– Инквизиторы тоже лгали.
– Конечно. Играли словами, потому что «не-жизнь» всё-таки отличается от смерти и даже «не- смерти». Но ни орк, ни гном, ни Рысь не ушли в Серые Пределы. И это главное.
– И ты их оживишь? – гнома взглянула на него в упор. – Словно в плохой балладе, где все враги убиты, все наши живы?
– Если все наши живы, то мне плевать, хороша баллада или плоха.
– Так не бывает, – покачала головой Эйтери. – Баллады или не баллады, а связать разорванное не могут даже боги. Душа, отлетев, не возвращается обратно, во всяком случае, так говорят мои книги. Никому и никогда ещё не удалось по-настоящему оживить кого-то, вернув ушедшеего из тех самых Серых Пределов, о которых ты вспомнил. Может, в иных местах… иными руками… но не нашими, Фесс, не руками смертных! Нет такой иглы, чтоб залатать прореху. И ниток таких не сыщется тоже. Оставь ее, некромант, отпусти. Пусть уходит. И Безымянную оставь тоже. Ты всё правильно говорил там, внизу – у нас есть дело, есть план, союз с Тёмной Шестёркой дорогого стоит! А ещё ведь и Спаситель… я людским россказням про него не слишком верила, а эльфы к подлинным хроникам Первого пришествия никого не допускали. Напрасно, получается, не верила. После Западной Тьмы и Салладорца Он – первейший враг. Не желаю, чтобы меня «спасали», а потом ещё и «судили» или что там у Него нам уготовлено. Честно живу, честно умру и в камень уйду, как предки мои. Перед ними и стану ответ держать.
– Эйтери, – Фесс дружески положил руку ей на плечо. – Ты всё правильно говоришь. И со Спасителем
