хочется сказать с иронией – «непобедимый ли?», но последнее «ли?» как-то не выговаривается. Враг, чью броню не пробить никакими заклятьями. Нет, нет, этого не может быть. Стоит лишь напрячь память, спросить Читающего, вспомнить соответствующие разделы… Они плохо готовились к этому бою, яростно корил себя Познавший Тьму. Надо было не пытаться распутать хитросплетения заговора Дальних – в конце концов пусть бы плели себе и дальше – а искать средство для победы над Спасителем, искать, приложив к этому все силы. Перетряхнуть прах забытых храмов, зарыться в наследства одиноких пророков – мы слишком увлеклись повседневным, мы мало разрабатывали новых заклятий и чар, уповая на старый багаж да на божественную мощь. А в столкновении с другим богом её-то и не хватило.
Неназываемый страшен, и его надо сдерживать. Но нельзя было забывать о Спасителе. Они, вернее он, Хедин, Познавший Тьму, не имел на это права, раз уж Ракот только и знал, что играться в образе черноволосого и голубоглазого воителя.
Заклятье! Всё дело в нём. Правильно подобрать слова, компоненты, направления, учесть множество сил, великих и малых, действующих в Упорядоченном. Как к любому замку можно подобрать ключ, так и против любого врага можно найти действенное заклинание, не сомневался Хедин.
Заклятье. Так просто – и так сложно. Ум, вот что требовалось, чтобы победить. Ум, хладнокровие, здравый расчёт. На кажущуюся непостижимой тайну не бросаются с бещеным рёвом, размахивая клинком.
…А Ракот лезет на рожон, забыв обо всём. Разве так можно?
Вот и сейчас. Ну что за наивность, что за ребячество?! Спаситель, приходится признать, велик, могущественен и непонятен. На непонятное не кидаются с клинком наголо. Его атакуют сперва в тиши кабинета, тщательно продумав соответствующий план. Или, раз уж пришлось до срока сойтись на поле боя, – каскадами заклинаний, всей мощью хитроумной магии Упорядоченного. Иначе они проиграют.
Непонятно, что задумал Ракот. Скорее всего – ничего. К сожалению. Взъярился, глаза заткало красным – и он ринулся в бой, забывая обо всём. Сейчас Спаситель его отбросит, и…
– Осторожно, брат! – вороном каркнул Хедин. – Закон…
Он хотел напомнить забывшемуся брату о Равновесии. Но – не успел.
Ракот стянул в тончайшую нить всю силу, что текла сквозь Эвиал, или же огибала его – там, где ещё сохранилась чёрная броня некогда закрытого мира. Тоньше волоса, тоньше наимельчайшей тварной частицы – его оружие ударило неотразимо, навылет пронзив грудь Спасителя и обращая в облака золотого пепла развернувшуюся тропу у того за спиной.
За всех, обманутых, растративших жизни на молитвы и послушание. За всех, кто мог стать героем, созидателем, воином или капитаном, открывателем новых земель, кто дерзнул бросить вызов косному бытию – и не стал, разменявшись на обещание «награды в посмертии», «воздаяния за порогом бытия». Ничего там нет, за этим порогом. Серая пустота, мелькали яростные мысли. Пустота, и её не заполнишь чужой верой, даже самой искренней и истовой.
И я ударяю, я атакую, забыв о законах и Весах. Ответ – на мне. Я приму то, чему суждено обрушиться, но не смиренно, а буду драться вплоть до ногтей и зубов. Драться, перестав быть богом, магом, оставаясь лишь человеком; до тех пор, пока не лопнут перенапрягшиеся мышцы и не выгорят глаза.
Драться, так же, как дерётся сейчас статный воин в чёрных доспехах с вычеканенным на груди царственным змеем, коронованным василиском. Напирая плечом, он с усилием продирается сквозь плотную пелену серого тумана, холодного, словно яд самой смерти. Ракот не знает этого воина, никогда его не видел – но чувствует текущую по жилам того силу, выжигающую изнутри; осталось совсем недолго, и уже от него, Владыки Тьмы, во многом зависит, упадёт воин ничком в стылом море злой мглы – или пробьётся к нему, Ракоту – подобно тому, как пробивались некогда те, кому он протягивал руку.
Названый брат Ракота словно раздваивается, он второй замирает на вершине холма, поднявшегося над волнами серого моря – сквозь муть, пригнувшись и выставив плечо, пробивается воин со знаком василиска.
И в тот самый момент, когда он-первый ринулся на Спасителя, дав волю бушующей ненависти и испепеляющей жажде жизни, он-второй там, на холме, просто протянул руку бредущему сквозь мглу воину. Не дотянулся – но человек вскинул голову, слово почувствовав что-то. Поникшие было плечи распрямились, он налёг на незримую преграду, шаги сделались твёрже, шире и увереннее. Ракот улыбнулся.
Ты придёшь ко мне. И тогда мы поговорим. Никогда, с самого мига освобождения, когда брат Хедин сокрушил мою темницу, я не испытывал ничего подобного.
Не знаю, кто ты, боюсь поверить – но, если мы переживём этот бой…
Как странно – даже будучи Новым Богом, я не мог оказаться разом в двух разных местах. До этого момента.
…Момента, когда я наконец-то вцеплюсь в глотку этой сволочи, оставляющей после себя исполинские кладбища, разумеется, ради исключительно лишь «спасения заблудших»!..
…От удара Владыки Тьмы в ужасе взвыли ветра, море под ними расступилось, оголяя черно- коричневое дно, ещё стоявшие скалы Утонувшего Краба затряслись, обрушиваясь грудами праха. Серые облака сдуло в единый миг, по небесной голубизне расплывалась злобного вида тёмная клякса.
Спаситель остановился. Пошатнулся, схватившись за «пробитую навылет грудь». Закашлялся.
– Оставь его! Он мой! – проревел Ракот, обращаясь к Хедину. – Это поединок!
…Что он делает, брат мой, что он делает?!
Я побеждаю, не знаю, как, но побеждаю, беру верх, Спаситель уже дрогнул!..
Познавший Тьму не удостоил брата ответом.
Коричневокрылый сокол налетел, пронесясь над самой головой странника в алом, за выставленными когтями тянулся длинный шлейф искр, плоть Эвиала рвалась и расходилась, открывая жуткий провал – темнота, холод и ветер, засасывающий всё в ненасытную утробу.
Спаситель пошатнулся. Золотая тропа исчезла, лишь под его стоптанными сандалиями остался крошечный огрызок, однако вот и он рассыпался тонкой, мигом исчезнувшей в провале пылью.
Фигура в алом плаще зависла в воздухе – ткань трещала, срываясь с худых плеч, чёрная щель в теле Эвиала распахивалась всё шире, и теперь уже предостерегающе крикнул Ракот, оставаясь невоплощённым его названый брат не хотел рисковать повторными ударами, но нанесённая миру рана раскрывается, и уже рушатся дальние хребты на соседних островах, море в слепой ярости бросается на берега, оживают огненос-ные горы, извергая потоки лавы. Теряются жизни, как и всегда случается при таких катаклизмах.
Первыми гибли корабли, застигнутые исполинскими волнами, заливало приморские деревушки и портовые города, неблагоразумно возведённые поселения возле древних вулканов стремительно пустели, а дома разваливались и вспыхивали, сжатые в испепеляющих объятиях наплывающей лавы.
Спаситель медленно, словно въявь преодолевая напор ураганного ветра, выпрямился, опираясь прямо на воздух. Ни в каких «лестницах» и «тропах» Он, конечно же, не нуждался – или нуждался в иной ипостаси.
Алый плащ намок и лип к телу – из вроде как пробитой насквозь груди пролилась кровь. Да, оружие Новых Богов получило власть над Ним – вот только хватит ли его мощи, чтобы довершить начатое?
В руках Спасителя серебряным блеском засияла перечёркнутая стрела. Он высоко вскинул её, и небо содрогнулось.
Низкий, непередаваемо грозный зов прокатился по Эвиалу, зов без единого понятного живым слова. Губы Спасителя оставались плотно сжаты – но зов достиг слуха всех без исключения обитателей мира, неважно, разумных или нет, смертных или бессмертных.
Коричневый сокол яростно заклекотал, намереваясь вновь броситься на врага, – щель затягивалась, плоть Эвиала вновь становилась единым целым.
– Нет, брат, нет! На сей раз Ракот успел.
«Он поднимает мёртвых», – услыхали названые братья равнодушный голос Читающего.
– И собирает живых, – едва вымолвил Владыка Тьмы.
Под ними кипело море – отовсюду, когда б ни погибли здесь корабли, к Спасителю по воде, аки посуху, шествовали первые вереницы мертвецов. Не скелетами или зомби – нет, такими, какими были перед самой гибелью. Но глаза – пусты, сердца не бьются и нет дыхания. А там, где они поднялись на поверхность моря, вода начинала кипеть, вспучиваясь множеством пузырей и извергая облака пара.
