истинному вампиру. И теперь она получит силу. Очень много, океаны. Силу, не нужную Дальним. Им её не воспринять, не просмаковать, не пропустить сквозь себя. Несчастные существа, если разобраться.
Никогда ещё Эйвилль не была настолько счастлива от того, что она – вампир. Никакое иное создание не смогло бы насладиться кровью богов так, как насладилась – и ещё насладится! – она. Поистине верно говорят, что вампиры призваны править тварным миром, соединяя в себе власть над видимым и невидимым.
Там, внизу, в обречённом Эвиале, продолжался бой. Тонкие губы вампирши зло кривились: вы все, великие и величайшие, передрались, разрывая друг друга на куски; и дождались – явились другие, единые, слитые в одно, и ниспровергли вас.
Пока ещё вы трепыхаетесь и бьётесь, как рыбы на мелководье, – но я чувствую, как стягивается сеть. И, должна признаться, испытываю при этом несказанное наслаждение.
Эйвилль не выдержала – потянулась, умиротворённо улыбаясь.
Спина вампирши ещё томно выгибалась, когда в сладостное предвкушение ворвалось совершенно новое чувство.
Из наглухо запечатанного мира (не иначе, думала Эйвилль, как волей Дальних!) – от Ракота потянулась тонкая и незримая нить. Пронзая бездны Межреальности, она достигла некоего мирка и там… Вампирша с трудом сдержала яростное шипение. На другом конце нити – человек, убивший её товарку, Артрейю. Человек, прозывавшийся Императором. Наглое, глупое и претенциозное имя.
Да, таковы Новые Боги. Одной рукой бросаете мне подачку, а другую протягиваете убийце вампиров, тех, кто, быть может, и не служил вам, как я, – но был мною создан и выпестован. Неужто мои услуги никогда и ничего для вас не значили, Хедин и Ракот?..
Что ж, значит, я была права, отдавшись под покровительство Дальних. Эйвилль глухо рыкнула, выпуская острые когти.
Ничего, убийца, с тобой я тоже посчитаюсь. Когда закончу пиршество. И моя месть – о, моя месть! – как же сладка она будет, и как станешь ты корчиться от невыносимого ужаса, когда я вырву твою душу из трепещущего тела, сделав тебя моим рабом!
Невидимая ни для кого иного нить вибрировала и гудела. Вампирша невольно насторожилась – на другом её конце человек умирал, но умирал не напрасной смертью: он вдребезги разносил твердыню её новых покровителей, и кровь его пылала таким огнём, что Эйвилль невольно отстранилась; эдакое пламя ничего не оставит от неё самой.
Нить напряглась. Соединив две сущности, две родственные души – неважно, кто человек, кто бог, сейчас они стали равны, – она исправно перебрасывала силу, которой щедро делились друг с другом эти двое.
Эйвилль вновь зарычала, уже не сдерживаясь, – в горле клокотала ярость. Перервать! Рассечь! Оставить их наедине с тьмой и отчаянием! Особенно его, убийцу. Ракота она просто выпьет досуха – кровь богов, не забывай! – а убившего Артрейю разорвёт в клочья собственными руками, вернее, когтями.
Нить бьётся всё сильнее. Неровён час, её почувствует даже такая тупица, как Гелерра. По ней, этой нити, можно прорваться вниз. Два полка учеников Хедина и Ракота – едва ли новые покровители Эйвилль обрадуются такой компании. Они ведь просили привести Новых Богов одних, без армии, способной натворить дел.
Эйвилль забеспокоилась. Как она не сообразила сразу, что появление здесь Гелерры и Арриса с гномами неслучайно? Что, если Хедин составил какой-то контрплан, ещё более глубокий, чем это кажется Дальним? И что творится сейчас внизу? Новые Боги в западне, это Эйвилль чувствовала. Но вот та ли это западня?..
От сытого, истомного ожидания не осталось и следа. Вампирша сжалась, словно пантера перед прыжком. Что же делать?
…А покровители молчат. Ни слова, ни звука. Считают, что всё идёт хорошо и ей нечего беспокоиться?
…Нить бьётся и вибрирует, Эйвилль кажется, что гул разносится на всё Упорядоченное. Человек и бог, бог и человек – и уже не, различить, кто где. Идут друг к другу. Сквозь серый туман, где так хорошо было б укрыться ей, Эйвилль…
…И сквозь чёрную броню Эвиала всё громче начинает звучать грозная песнь ещё одной силы, тоже вступившей в настоящий бой.
Не так-то просто оставаться в целости, когда вокруг почти что мировой катаклизм. Сильвия едва успевала уворачиваться от валящихся валунов, когда у неё за спиной принялись рушиться скалы. Крепости Утонувший Краб больше не существовало, исчезли серые склоны, прибрежные леса – одно сплошное месиво, щедро приправленное огнём и дымом. Тут не осталось ничего, достойного жалости.
Но где же, во имя мрака и тьмы, Наллика с Трогваром?! Или же они просто задурили Сильвии голову вы сокими словами, поймали на крючок? Обдурили, об манули, загнали в пекло?!.
Или всё-таки их что-то задержало? Неудивительно – когда кругом такое творится.
А что теперь делать? Ждать ещё? Но, похоже, от Утонувшего Краба вскоре и так ничего не останется.
…И всё-таки она ждала. Ждала и надеялась – ведь хозяйка Храма Океанов и крылатый воин говорили так красиво, так убедительно; она, Сильвия, умеет чувствовать ложь. И знает – или всё-таки лишь верит? – что ей не врали.
Сильвия решила потянуть ещё. Ещё немного, пока не поймёт, пока не утвердится в мысли, что она тут действительно одна против всех.
Она видела Спасителя. Всхлипывая и трясясь, вжимаясь в камни, показавшиеся в тот миг мягче любых подушек. Вот это – сила. Нет, Силища, потрясение думала Сильвия.
Но нашлись те, кто выступил и против Него, кто бросил вызов почти непобедимой мощи. Те двое – они ударили открыто, красиво. Сильвия видела не всё, но куда больше чувствовала – спасибо чёрному фламбергу.
…И оттого не могла не восхищаться Игнациусом. Невольно, но всё равно. Как закрутил, какую интригу устроил! Смотри, девочка, смотри и учись. Пригодится, даже очень – если только сумеешь отсюда вырваться. А сейчас сиди тихо, очень тихо, ещё тише – даже не дыши, если только сумеешь.
И она не дышала, ждала, прижимаясь к сотрясающимся обломкам. Видела, как привёл в действие давно заготовленную ловушку мессир Архимаг, как чёрный шар канул в распахнутую пасть великой пирамиды, сейчас затянутой шлейфами дыма; видела, как Игнациус – ударом в спину, прошу заметить! – до этого отправил туда мага, схватившегося было с Кларой Хюммель.
Спаситель никуда не делся. Пугающе человеческая фигура парила над тем, что оставалось от Утонувшего Краба, и невольно Сильвия пожелала Игнациусу ещё более полной победы – вот если бы он вдобавок вял верх над Спасителем…
Браво, мессир. Я, последняя из Красного Арка, от души аплодирую вам. У вас стоило бы поучиться. Я согласна на ежедневную порку или на постель; или на порку в постели; или вообще на всё, что вам нравится. Вот только я больше не та, при чьём виде у богатых и знатных старичков начинают блудливо бегать глазки.
Упасть в ноги Игнациусу? – он ведь, похоже, возьмёт верх…
Нет, пробивалось из глубины злобное. Верх возьму я, вернее, его не возьмёт никто. Я, Сильвия. Наследница великого Ордена, до всего дошедшего своим умом. Ходили слухи, будто у деда имелись «тайные советники», да только, я думаю, всё это не так.
Вы все; победители и побеждённые, те, кто внутри пирамиды и кто сражается на её ярусах, – всем вам уготован один конец.
Я подожду ещё лишь самую малость; хотя уже понятно: Наллика не придёт. Так что наслаждаться предвкушением мести – последняя оставшаяся мне радость.
