Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море

Филип. Ну конечно, мало ли друзей заводишь во время войны.

Дороти. Милый, перестань, пожалуйста! Разве мы не любим друг друга?

Филип. Ах, это. Ну, разумеется. Отчего же. Конечно.

Дороти. А разве мы не уедем вместе, не будем жить весело, не будем счастливы где-нибудь вдвоем? Вот как ты всегда об этом говоришь по ночам.

Филип. Нет. Даже через сто тысяч лет этого не будет. Никогда не верь тому, что я говорю по ночам. По ночам я вру без зазрения совести.

Дороти. А почему мы не можем сделать того, о чем ты говоришь по ночам?

Филип. Потому что я занят делом, при котором так не бывает — уезжать вместе, и весело жить, и быть счастливыми вдвоем.

Дороти. А почему?

Филип. Во-первых, потому, что, по моим наблюдениям, ты слишком занята. А во- вторых, все это кажется весьма несущественным по сравнению с целым рядом других вещей.

Дороти. Зато ты никогда не бываешь занят.

Филип (чувствует, что говорит лишнее, но все же продолжает) . Нет. Но когда здесь кончится, я пройду курс дисциплины, чтобы избавиться от анархических привычек, если я их приобрел. Меня, вероятно, опять пошлют на работу с пионерами или еще куда- нибудь.

Дороти. Ничего не понимаю.

Филип. Вот именно потому, что ты ничего не понимаешь и никогда не сможешь понять, мы не уедем вместе, и не будем весело жить, и так далее.

Дороти. Это хуже, чем «Череп и кости».

Филип. Что это еще такое, «Череп и кости»?

Дороти. Такое тайное общество, к нему принадлежал один человек, за которого я чуть было не вышла замуж, но вовремя одумалась. Там все очень возвышенно и страшно добродетельно и нравственно, и тебя приводят туда и посвящают во все перед самой свадьбой, и когда меня посвятили во все, я отменила свадьбу.

Филип. Отличный прецедент.

Дороти. А разве нам нельзя быть как сейчас, пока мы вместе, если уж не навсегда, и любить друг друга, и не ссориться?

Филип. Если хочешь.

Дороти. Хочу.

Во время разговора она отошла от двери и теперь стоит возле кровати; Филип смотрит на нее, потом встает, обнимает ее и, как она есть, в пелерине, сажает рядом с собой.

Филип. А мех мягкий, приятный.

Дороти. От него не пахнет, правда?

Филип (прижимаясь к ее плечу). Нет, не пахнет. И приятно чувствовать тебя под мехом. И я люблю тебя, провались все на свете. А сейчас всего-навсего половина шестого.

Дороти. И пока это так, пусть так и будет, да?

Филип (сдаваясь). Изумительно приятный мех. Хорошо, что ты купила его.

Он крепко прижимает ее к себе.

Дороти. Даже если это и ненадолго, пусть так и будет.

Филип. Да, пусть будет.

В дверь стучат, ручка поворачивается, и входит Макс. Филип встает. Дороти остается сидеть на кровати.

Макс. Я помешал? Да?

Филип. Нет. Нисколько. Макс, это американский товарищ. Товарищ Бриджес. Товарищ Макс.

Макс. Salud, товарищ.

Он подходит к кровати, на которой все еще сидит Дороти, и протягивает руку. Дороти пожимает ее и отворачивается.

Вы заняты? Да?

Филип. Нет. Нисколько. Хочешь выпить, Макс?

Макс. Нет, спасибо.

Филип. Hay novedades?

Макс. Algunas.[148]

Филип. Ты не хочешь выпить?

Макс. Нет, большое спасибо.

Дороти. Я пойду. Не стану мешать вам.

Филип. Ты нам не мешаешь.

Дороти. Ты потом зайдешь ко мне?

Филип. Непременно.

Когда она проходит мимо Макса, тот говорит очень вежливо.

Макс. Salud, camarada.

Дороти. Salud.

Она закрывает дверь, соединяющую обе комнаты, и выходит в коридор.

Макс (как только они остаются одни). Это — товарищ?

Филип. Нет.

Макс. Ты так назвал ее.

Филип. Это просто манера говорить. В Мадриде всех называют товарищами. Считается, что все работают для общего дела.

Макс. Не очень хорошая манера.

Филип. Да. Не очень. Помнится, я сам как-то говорил это.

Макс. Эта женщина, — как ты сказал… Бригес?

Филип. Бриджес.

Макс. Это очень серьезно?

Филип. Серьезно?

Макс. Да. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Филип. Я бы не сказал. Пожалуй, скорее комично. В известном смысле.

Макс. Ты много времени с ней проводишь?

Филип. Немало.

Макс. Чье это время?

Филип. Мое.

Макс. А не время партии?