чурбаном — и николай ослеп. вернувшись из районной больницы из того чурбана он сделал мой санквылтап. с братом они помирились. их жена рожала им детей — и умерла при восьмых родах. я виноват перед санквылтапом: редко в руки его беру — он лежит в шубе пыли на четвертой полке под потолком. при этом если мой дом загорится с четырех концов — санквылтап будет первым предметом который я вынесу на улицу.
я долго мечтал о раскладушке — и вот однажды ее купил. она была сделана в кишиневе. была упругая — и разрисована желтыми листьями. боже — какая красота. из хозяйственного магазина я нарочно шел домой не дворами — а прямыми улицами — чтобы горожане видели раскладушку, а раскладушка — наших горожан. я вручил раскладушку жене и трехлетней дочери — а сам побежал на рынок за свежей форелью и за водкой в фирменный магазин — надо ведь было раскладушку поприветствовать и ввести в круг семьи. днем раньше я приобрел графин — в виде треугольной колбы. без рисунков — без всяких рельефных глупостей: только стекло — и пробкашар. я думал по пути о том что дома почищу форель и порежу, тщательно уберу все кости — улягусь на раскладушке у окна комнаты — на табурете справа от себя поставлю рыбу и наполненный водкой графин — жена усядется за столом рядом — дочь будет играть с юлой у двери на полу и не мешать нам. я очень долго возился на кухне с рыбиной. отмывал руки потом полчаса — стиральным порошком, жидкостью для мытья посуды и тремя мыльными видами. расправил раскладушку — улегся. она мне любовно скрипнула. придвинул табурет. жена уселась на стуле у моих ног. наполнил две рюмки. на две вилки насадил по ломтику форели. сказал про раскладушку короткую речь. мы выпили и закусили. я зажмурился от счастья. справа от меня раздался оглушительный звон. все что было на табурете я увидел на полу. мои форелины в стеклах графина. пятна водки на раскладушке — и под раскладушкой лужа. яркая юла посреди всего этого. притихшая дочь у двери — ожидающая сигнала захохотать или громко расплакаться — голову в плечи вжать. это был высокохудожественный поступок — развалить юлой мой прекрасный стол. я пошептался с раскладушкой. мы решили что был дан салют. я сел и показал дочери кулак — который был знаком к тому что можно начинать смеяться.
евгения евгеньевна родилась в старой майне. это на волге — чуть выше ульяновска. уехала оттуда сразу после школы. выучилась в консерватории в саратове — на музыковеда и виолончелистку. прошла аспирантуру. концертирует. преподает. сейчас евгении евгеньевне около тридцати пяти. русые волосы — коротко пострижена. прыгает с виолончелью из маршрутки в трамвай — где к ней обращаются ‘молодой человек — передайте…’ иногда подлетает на такси к железнодорожному вокзалу — бежит по переходному мосту — и прыгает в отъезжающий поезд под крик проводницы. в поезде этом уже сидят ее коллеги и виолончель. иногда с белым от ужаса лицом поднимается в самолет — и улетает за границу. иногда сидит в саратовских барах с неизвестными никому девицами — и громко смеется. евгения евгеньевна неудачно побывала замужем — за старпомом с теплохода ‘михаил фрунзе’. недавно евгения евгеньевна купила комнату. когда евгения евгеньевна приезжает в старую майну к маме — та с крыльца не здороваясь грозится застрелить ее из поганого ружья. ну что же ты — мама! — сокрушается евгения евгеньевна. — так ведь даже фашисты не говорят! а ты и есть фашист — с такой прической. — отвечает мама и поднимается в дом.
из четверых соседей в купе двое уселись пьяные. каждый ехал сам по себе. эти двое быстро сдружились и налили еще по рюмке. оба были башкирские татары. выпив — и не закусив — один посмотрел на другого и объявил: ты не настоящий татарин — потому что у тебя левый ус короче правого. тот страшно разволновался. сказал: ну спасибо тебе… в ботинках забрался на верхнюю полку и заплакал. потом захрапел. утром был пыть-ях. днем сургут. к ночи — ноябрьск — где они вышли.
в 6600-м / 1092-м году на город полоцк напали мертвецы. невидимые но издававшие стуки и стоны — они целую ночь скакали по улицам на невидимых лошадях — копыта которых оставляли следы — и уязвляли всякого. эпизод относится ко времени княжения в полоцке всеслава чародея. о том как навьи побили полочан упоминается в повести временных лет — в лаврентьевской и в ипатьевской летописях. предивно бысть чудо в полоцке. ночью бывше: стук стон полунощи — яко человеци рыщут беси по улицам… неизвестно со стороны речки полоты они прискакали — или против течения западной двины? ускакали на псковщину или в латвию? вот такое кино минут на десять — самое большее на двенадцать. возможно — анимация.
если грубо идти у обстоятельств на поводу — командировки в район за живой этнографией — это непрерывное глотание спиртного и жесткое покрывание самых ласковых и страстных в мире специалистов районных отделов культуры. естественно мы почти не идем на поводу у обстоятельств. но так или иначе: грусть и отчаянье — нежность и страх — острое ощущение смерти — всегда рядом. всегда трясешься в служебной машине на дороге домой наполненный жестоким укором к себе. и к жизни — дымящейся радостью. с темным лицом. слушать из радио веселую муть. в одном кулаке сжимать в красных нитках холодную пуговицу-ладанку — в другом корвалол не имеющий никакого смысла. перекатывать внутри себя женский голос: спасибо за вечер. он скоро растворится — как и всегда. не верить что боги позволят побыть здесь еще — среди этого дыма. не ставить преграды проплывающим сквозь тебя блестящим крестам из крашеной арматуры. картинам собственных похорон и похорон своих близких.
бабушка из деревни карадули — что на речке мёше — рассказала мне про пыхтелку. он пыхтит-пыхтит по ночам — и съедает друг за другом всех обитателей дома — которые просыпаются и идут взглянуть на источник пыхтения. а как он выглядит — тетя лида? — спрашиваю я. надо будет — сам увидишь. — отвечает бабушка. а можно как-то от него защититься? — продолжаю спрашивать. — конечно нельзя. — а можно не ходить — не смотреть — остаться лежать в постели? — можно. только тогда сам пыхтелкой сделаешься: к полудню уже окочуришься — и будешь по углам пыхтеть.
рассказ володи конькова — изолировщика ‘архангельскспецстроя’. вариант для компании с дамами. нужно представить мужской вариант.
мы стояли восточнее сихотэ-алиня — рядом уже татарский пролив. нам не разрешалось неорганизованно выходить за ворота части — говорили что сожрут тигры — но я был сержантом — и выходил иногда. какие тигры у нас в россии? ну хорошо — пусть рядом китай, японское море. но рожи-то вокруг те же самые. умом понималось — а так не верилось. только я вышел — на клапан как надавило!.. я побежал на горку к ближайшему дереву. сижу под ним. комары кусаются в голую задницу. я их как могу гоняю. думаю — вот природа. хотя — и у нас на севере комары. и вдруг — такой рррев! если представить — ничего получится. где-то совсем рядом. я оглох. подумал что прилетели из космоса или взорвали что-то секретное. оглянулся из-за дерева — и вижу как в метрах тридцати от меня огромный как в цирке тигр ревет и сосну дерет лапой. от поваленной сосны во все стороны летит щепа. я ползком из-под дерева с грязной задницей выкатился — и побежал к части. а тигр все это время орал. так я первый раз в жизни увидел уссурийского тигра.
летние движения большущими теплоходами — синими мускулами широченных рек — неделями — а то и почти месяцами: самое значимое зерно детства. эй вы в корыте! х вам в ж! — весело кричали местные купающиеся — если мы шли к берегам слишком близко. не утоните там в луже! — добродушно отвечали им
