мне так радостен месяц рамазан! так мне дорог! в нашей волго-вятской полосе он — я думаю — самый светлый. в масштабах изумрудного мира. вполне может такое быть. ведь в аравии и в иране в рамазан солнечно и сочно. а у нас на притоках вятки — пустые улицы и мокрый снег. там сандалии и спасающие от жары одежды — здесь резиновые сапоги и утиная тревога небес. листья — сломанные зонты. рамазан подвижен по-лунному — и в последние годы приходится на прохладу: то в ноябрь вдавлен сильнее — то захватывает больше октября. самые северные мусульманские селения — татарские деревни — со всех сторон окружали меня с детства. правоверные ходили — ходят: в месяц рамазан шелестят взгляды — походки пружинят неторопливо: разбиты тротуары — грунтовки разжижены. в глубине спокойных лиц — улыбки-полумесяцы. и на моем лице тоже немножко похожая улыбка. или мне так кажется. благодаря тому что многие живущие рядом люди встречают свой чистый месяц который лучше тысячи остальных, думают о закованном в цепь шайтане отказываясь от питья и пищи — и наши жизни в это время года становятся значительнее и теплее. в деревянных мечетях горит свет. мы знаем что если туда заглянем — увидим вереницы сапог и калош — расставленных на сплющенных картонных коробках. деревенские хазраты — вот это личности! они учились на учителей географии в кирове в казани в ижевске. потом — духовному ремеслу в ливане в ираке в сирии. некоторые — в небесном городе хартум — там где река нил распадается на голубой и белый. или соединяется. как кому нравится. учились на отлично — и охотно расскажут вам о запахах судана — если спросите. о библиотеках йемена — о ветре в портах джидды и бушира — о первой своей любви. коран и хадисы мухаммеда — самая сладкая поэзия. хазраты зажмурятся и прочитают вам арабские стихи — халифа аль-валида, аль-мутанабби, аль-удри… что-нибудь про женские шеи и родинки. глаза у них увлажнятся. скажут: это ведь как коран почти что. они принесут вам гусиного супа пожирнее — и кашу с бараниной — и губадью как солнце. будут сами подливать вам чай и придвигать финики. кушайте кушайте! вы ведь не на посту! рамазан — щедрый месяц! после прыгнут с крыльца в резиновые сапоги — отодвинут ногой индюка от калитки — поспешат в мечеть — меся грязь черки-бибкеевских, чубья- чуричинских или урта-атяшевских улиц — балансируя руками. я за ними — и тоже балансирую. мы гуси — я и хазраты. то и дело нам попадаются курящие подростки. хазраты ахают и хватаются за сердца. окликают по именам курильщиков и грозят кулаками долго и выразительно. ветер. галочьи крики. вот ведь!.. вот!.. а еще в мечеть ко мне на занятия ходили!.. я их не успокаиваю — а огорчаюсь вместе с ними. как на том горящем зеленым костром востоке мне хочется взять расстроенных хазратов ладонь на ладонь — и так идти. в мечети прохладно. все уже собрались. мы с хазратами разуваемся и проходим в маленькую комнату — где сбрасываем куртки. хазраты нахлобучивают тюрбаны и бегут к ожидающим намаз мужчинам — берут микрофоны в руки — набирают в легкие воздуха — нажимают на кнопки отправляющие голоса в хрусткий воздух через высокий балкон. я стою у дверей. надо бы сесть — но мне не сидится. хазраты поют азан. в узких окнах мечети — ноябрьский вечер. вне азана — и месяца рамазан горящего последними рябинами мне трудно представить собственный личный мир. рамазан еще несколько дней продлится. а потом закончится год. в году одиннадцать месяцев. идущий за рамазаном декабрь — уже не год — а чудесная всем награда — подарок от года прожитого — ушедшего в ноябре. я стою у тусклой стены и смотрю людям в спины. и очень жалею о том что среди возможного прочего никогда не стану таким деревенским хазратом — поющим в мечети азан в микрофон — азан плывет с минарета над пожухлой улицей — грозящим пальцами и кулаками курящим в рамазан негодникам.
мы ехали полем из деревни старый убей в убей малый. все это были чувашские деревни — в самой середине дрожжановского района на юго-западе татарии. где-то за перелесками прятались еще убей средний и убей новый. нижний убей когда-то еще был — да его почему-то бросили. этот дрожжановский район — вы знаете — я его называю босния и герцеговина. что-то с ним не так как везде. на вид район как район — татарское и чувашское население. но я его до смерти боюсь — и люблю до смерти. мы ехали на ‘газели’ — дорога была грунтовая и страшно перекореженная. был поздний октябрь — с обеих сторон тускнела земля покрытая многолетними растениями. мы стали нагонять идущий впереди трактор с прицепом. в прицепе по периметру сидели люди — и смотрели как скоро мы приблизимся. люди были сильно закутанными: женщины в двух платках — мужчины с поднятыми воротниками и в зимних шапках — дети в каких-то шубах. все были застывшие как прутья изгороди. сыпал мелкий снег. трактор прыгал на ломаном грунте — люди тряслись но не гнулись — что-то посередине поддерживали. я сразу подумал что в тракторе везут покойника. так и было. скоро мы разглядели край гроба и украшенное мертвое лицо. рядом с трактором бежала собака — и выла. бросалась под колеса. я закрывал глаза чтобы не видеть как лопнет ее дурная башка. мы стали обгонять трактор. в его кабине кроме водителя еще уместились две девушки. трактор внезапно заглох. и наша ‘газель’ заглохла. собака выла и каталась по земле. я открыл окно и сказал: каcар (прости). протянул сидящим бутылку водки из наших дорожных запасов. молодая женщина наклонилась и ее у меня взяла. кто-то с прицепа протянул мне домашнего пива в пластиковой бутылке и несколько конфет. я спросил: каймалла юрать-и? (можно ехать?) мертвый мужчина уселся в гробу и сказал: ыранччен! (до завтра.) мы завелись и обогнали трактор. нам было сильно не по себе весь этот день и последующий. хотя мы конечно понимали что едва ли покойник говорил буквально.
смесь для глинтвейна — привезенная из чехии — в пакетике с ладошку. пакетик прозрачный. на наклейке написан состав. мы и так видим что там. апельсиновые корки корица бадьян гвоздика.
о велосипедных ключах можно сказать стихами. сочинить поэму с таким названием. все без исключения радости и тайны лета — радости и тайны молодости — радости и тайны жизни — любви — можно извлечь и приблизить к себе при помощи этих инструментов. самая красивая фраза нашего мира — это: велосипедный ключ. потому что нет в жизни сложнее объемнее лучше этой плоской наивной с виду фигуры — лежащей поперек ладони. ключами для велосипеда обвешан живот солнца. в вас влюбится каждая женщина — помаши вы перед ее глазами велосипедным ключом. а если чуть-чуть подтянуть ее голую этими ключами — любовь превратится в сказку. велосипедный ключ — в кармане у каждой божественной сущности. и хочется верить что самый старый пан бог велосипедными ключами делал мир. при помощи велосипедных ключей можно найти воду — выманить из земли — да хоть притянуть индийский океан в нолинскую свою квартиру. здесь на земле велосипедные ключи попадаются нам на глаза так редко — вы заметили? и в магазинах-то их обычно нет. и теряются очень часто. все потому что божественные сущности за ними внимательно охотятся и даже из-за них дерутся. а какой нас охватывает трепет — если мы среди хлама веранды или чердака вдруг отроем велосипедный бардачок: приоткроем его: они там? я всегда ношу с собой два велосипедных ключа. (и манок на утку.) не отдам их даже если целая орава огненных колес закатится в мою комнату и примется рыдать.
михаил фиалка. михаил подснежник. перевод фамилии сеспель варьируется. пружинит вышагивает средневолжскими сердцами. круглый от радости год. и в нашем сердце ширятся тоже — холмы покрытые сеспелем.
cеcпeл мишши. михаил сеспель. 1899—1922. чувашский поэт. вместе с константином ивановым (1890 —1915) для чувашской литературы — самая первая пара крыльев — золотого цвета. наследие сеспеля — шестьдесят стихотворений — многие из них в набросках, пометки к роману ‘беглец’ и драме ‘убик’, дневниковые записи, около ста писем. в активном литературном обороте — стихотворений двадцать- тридцать. ‘чувашский язык’ — ‘как умру’ — ‘чувашскому сыну’ — ‘чувашке’ — ‘стальная вера’ — ‘к морю’ — ‘пашня нового дня’ — ‘проложите мост’… медуница писал в основном про то что новый день отлил из рассвета плуг — между оглоблями которого танцует солнце — и выехал так на поля чувашии. родился в деревне шугурово цивильского уезда казанской губернии (теперь деревня сеспель — канашский район). окончил второклассную школу села шихазаны (неподалеку). с 1917 — слушатель тетюшской учительской семинарии (теперь — татарстан). печатался с 1917. с 1918 — в ркп(б). 1919 — по командировке тетюшского
