– За что вы не можете его простить?
– Есть за что! Давно это было, но ведь было!
– Вот и я о том же… Кто старое помянет, тому молотком по голове.
– Да не бил я его молотком по голове!
– Да, но вы же сами признались, что запустили в него молоток.
– Но ведь не попал!
– Да, но попытка была… За первой попыткой могла последовать вторая.
– Я в постель Вадима уложил. И сам спать пошел.
– Вы хоть сами себе верите, Евгений Максимович?
– Себе верю.
– Надеюсь, адвокат вам тоже поверит… Пойду я, – поднимаясь со своего места, сказал Круча.
Тряхнул он стариной, за рядового опера два дня отработал, пора и честь знать. В отдел ему пора, перед начальством за своих подчиненных отчитываться, преступников ловить. А этим делом пусть следователь занимается, пусть сам работает с материалом, который нарыл для него сам начальник криминальной милиции. Он пусть и решение принимает, что с подозреваемым делать.
– Постойте, куда вы? – задергался Костин.
– А что такое?
– Я не хочу, чтобы обо всем этом знала моя жена.
– Я это уже понял, – устало отозвался Круча.
– Может, и нет у тебя любовницы, вы же можете войти в положение.
Вид у Костина был, как у человека, который прыгает с высокой скалы в море, полное подводных, опасных для жизни рифов.
Круча вернулся на место, снова включил диктофон.
– Вадим сказал, что хочет переспать с моей женой! – выпалил Костин.
– Серьезное заявление.
– Он сказал, что убьет меня, пойдет к Серафиме и переспит с ней. Мы стояли на пристани, он повернулся ко мне спиной, а в руке у меня был молоток… В общем, я его ударил. Я находился в состоянии аффекта.
– Так и сказал, что убьет вас? – насмешливо спросил Круча.
Он не верил в объяснение Костина, но готов был его принять, потому что не сомневался в виновности этого человека. А страх перед разоблачением со стороны жены казался Круче всего лишь поводом, чтобы сделать признание. И удобной позицией, чтобы затем отказаться от своих показаний. Дескать, уступил шантажу… Не один он такой умный.
– Да, так и сказал.
– Ну, хорошо, так и запишем…
Круча сел за стол, достал из папки бланк протокола.
Он мог бы позволить Костину написать чистосердечное признание, но ведь это само по себе смягчит степень его вины. А Костин и без того пытается прикрыться сильным душевным волнением, что может скостить срок до трех лет, а при хорошем адвокате и правильном подходе к суду и снизить наказание до условного срока. Костин весьма состоятелен, и ему должно хватить денег на мягкую соломку, чтобы падать было не слишком жестко. Он обязательно это сделает и, возможно, уйдет от справедливого наказания. Это плохо, поэтому Степан Круча отказывал ему в чистосердечном признании. Может, Остроглазов и был отъявленной сволочью, но никому не дано право убивать…
Глава 10
Война войной, а обед по распорядку – так говорили еще в советские времена. С тех пор в этом расписании для штабных ничего не изменилось, но оперативники, как и прежде, почти поголовно страдали хроническим гастритом.
– Не срастаются у нас показания, Степан Степанович, – покачал головой Синицын. Он выезжал на место происшествия, ему и поручили вести дело об убийстве Остроглазова.
– Почему?
– Костин показывает, что ударил Остроглазова в районе двух часов ночи, а экспертиза показывает, что смерть наступила в районе трех часов ночи.
– И что? Может, он время перепутал?
– А его супруга? Она утверждает, что ее муж отправился успокаивать Остроглазова в тридцать пять минут второго.
– Значит, он долго разговаривал со своим братом. До трех часов ночи. А потом ударил его по голове молотком.
– Да, но она утверждает, что Костин привел брата домой. Это было в районе двух часов ночи. Она видела, как он укладывал его спать.
– Это они раньше так сговорились. Просто Серафима Яковлевна не знает, что ее муж изменил показания.
– Ну, может быть…
– Они сами там запутались. Думаешь, надо помочь им распутаться?
– Как?
– Привести их к единому знаменателю… Остроглазов погиб около трех часов, говоришь?
– Да, в районе трех часов ночи… Эксперты воду в легких исследовали. Потерпевший погиб не сразу, какое-то время он барахтался в воде, пока не захлебнулся…
– Так, может, целый час он и барахтался?
– Исключено. Минуты две, не больше. А может, и не барахтался. От такого удара его могло парализовать. Сильный удар, очень сильный…
– Чувствуется мужская рука?
– Чувствуется. Хотя и женщина могла его нанести… Но, скорее всего, мужчина…
– И фамилия этого мужчины – Костин?
– Возможно.
– А еще возможно, что Костин очень волновался, поэтому перепутал время. И возможно, что он действительно уложил своего буйного брата спать. Но того, неугомонного, снова потянуло на подвиги. А может, Костин сам спустился за ним? Они вышли на пристань, он взял молоток и…
– Тогда надо изменить показания.
– Ты следователь, тебе и карты в руки.
– Да, но Костин отказывается отвечать на вопросы. Вину не отрицает, но на вопросы отвечать отказывается.
– Вот как!.. Хорошо, я поговорю с ним.
Круча посмотрел на часы. Не так уж много времени потеряно, сейчас он отпустит Синицына, поедет домой, где ждет его с обедом жена. Борщ будет со сметаной, голубцы. Жанна по этой части блистательная хозяйка, а уж он-то как ее стряпню любит…
Но Синицын не торопился уходить.
– Тогда нужно уточнить, чем именно ударил Остроглазова Костин, – подсказал следаку Круча.
– Как чем? Молотком. Мы нашли этот молоток. Но им никого не убивали. Гипс там есть, а следы крови отсутствуют. Ни волос, ни крови – ничего.
– Молоток больше суток пролежал в воде, – неуверенно сказал Круча. Он и сам понимал, что следы от удара по голове должны были остаться на бойке. Просто не хотелось признавать свое поражение, ну или что-то вроде того… – Больше ничего подозрительного в пруду не нашли? – с надеждой спросил следователя Круча.
– Обрезок трубы, несколько кирпичей, но так они уже давно там лежат.
– Топор возле мангала был, его обследовали?
– Да, конечно. Нет там ничего… Да и большой там топор. Если его топором ударили, то маленьким. Или молотком… Скорее всего, молотком ударили. С прямоугольным бойком. Характер раны показывает на это…
– И где этот чертов молоток? Может, Костин скажет?
