одного.
Потому что не успела Наташа в Москву уехать, познакомилась с чеченцем, тоже молодым- красивым.
Он в их городок на личном «КамАЗе» приехал, товары какие-то перевозил. Богатый человек по местным меркам. Бурная любовь.
Потом стал уговаривать в Чечню с ним уехать: «что тебе в этой дыре жить, а у нас там тепло, войны больше нет и не будет, я на тебе женюсь».
Думала Наташа недолго.
Так она оказалась в Чечне.
Первое время все было неплохо, правда, чувак женатый оказался, с четырьмя маленькими детьми. Но ничего — жил на два дома.
А потом началась война, и он исчез.
Стала Наташа думать, как жить дальше.
У нее был разряд по стрельбе, то ли пулевой, то ли стендовой, не важно, еще в школе получила — в их глухомани стрелковая секция была единственным доступным видом развлечения подрастающего поколения.
Поделилась этой информацией с кем-то из чеченских соседей.
Так Наташа обрела профессию.
Вот, собственно, и вся история простой красивой девушки из российской глубинки.
«Подтянутый» собрался ее отправить куда следует, но вышла проблема с транспортом. В результате оставили девушку на ночь, в яму посадили. У них была для таких случаев.
Брат сидел в траншее, плакал. Товарищи успокаивали, одного не оставляли.
«Подтянутый» с чувством выполненного долга спать лег.
А ночью солдат говорит:
— Братцы, дайте мне в последний раз с сестрой поговорить.
Ну, братцы думают: а чего ж, действительно, человеку в таком деле отказывать. Оружия у него нет, десять минут поговорить можно, отчего же нельзя?
Спустили его в яму по веревке.
Говорили они действительно минут десять. О чем — никто не слышал.
А потом он достал из-за голенища «левый» ПМ и застрелил сначала сестру, а потом себя.
Вот такая история. И это тоже — война.
Десантников отозвали в Ханкалу — город переходил под контроль МВД. Нам это было даже на руку. Нечего больше в Грозном делать.
А материала накопилось много. Пока он не потерял актуальность (мало ли что еще произойдет), надо было срочно монтировать и отправлять в Москву.
Да и как там Гриша?
В первый день, как вернулись, не работали, конечно.
Провели инвентаризацию.
Дело в том, что не забыли мы по нескольку раз навестить кварталы с частной застройкой. От застройки, конечно, почти ничего не осталось, а подвалы целы. Ну, не все, разумеется, некоторые завалило, но в основном.
А в подвалах было что брать. Это я рассказывал уже.
Я только одного боялся, что товарищи мои плохо самолетную инструкцию усвоили. Насчет растяжек. Поэтому они на броне обычно оставались — грузы принимать.
Но это я зря волновался. Растяжки если и были, то повзрывались давно, в ходе активных боевых действий. Правда, парочку видели. Бойцы их аккуратно так сняли.
И еще один всеобщий страх был. В армии любили на эту тему поговорить — что продукты, мол, отравленные. Но это — вообще ерунда. Люди же для себя делали. Они же не знали, что война будет. А если и догадывались — не делать, что ли?
На эту тему во взводе жаркие споры разгорались.
Одни говорили — ладно, для себя делали, а как бежать пришлось — отравили.
Им на это резонно отвечали: если вам бежать приходится, вы в первую очередь думаете, как продукты отравить? Да и вообще, люди тут обычные жили, не злодеи, не боевики — им больше делать нечего?
Впрочем, каждый спор заканчивался одним и тем же: не хотите — не ешьте. Нам больше достанется.
В результате ели все.
А у меня была подлая мысль угостить с нашего стола кого-нибудь из фирмачей. Сначала угостить, а потом сказать, откуда продукты. И посмотреть не реакцию. Да чтоб Муха снял. В дополнение к сокровищнице. Гад я все-таки.
А еще вы можете сказать, что мы — мародеры. Может быть. Только хозяева к своим подвалам если и вернутся, то не скоро. А город перешел под контроль МВД. Так-то.
В общем, провели инвентаризацию.
Результаты впечатляющие. Как прошел вечер, вы уже знаете. Ничего нового.
Следующие несколько дней работали плотно. Сюжеты про штурм Минутки, про снайпершу, про стариков, вообще про жизнь в городе. Мы с Пехотой даже шутить начали. То есть это он наконец начал, я всегда шутил. Работа вообще сплачивает.
Гриша, кажется, немного прибалдел от ежедневных включений. Я включался, когда вообще ничего не было. А при нем уже пресс-центру пришлось наконец начать работать. Столько событий: в город вошли, больницу взяли, молочный завод, консервный, Старопромысловский очистили, Черноречье, наконец, Минутку взяли — не скрывать же.
И все равно Гриша прибалдел. Это я понял тогда, когда он придумал новую форму журналистского творчества — он у меня в прямом эфире интервью брал.
А затем вообще стал намекать, что неплохо бы по очереди выходить. Но тут он щелбан получил. Имею я право отдохнуть? А отдыхать было с чем, я уже говорил.
Да, интересная деталь, пока не забыл. Как-то раз шлялись мы с Мухой по лагерю, так, без особенной цели, просто гуляли, и забрели в расположение Тоцкой дивизии. А дивизия эта в авторитете была — при штурме Грозного важную роль сыграла, Минутку, кстати, десантники вместе с ней брали.
Идем, значит, гуляем, ничего особенного — палатки, кунги, за палатками на площадке ряды танков, штук двадцать, не меньше. Это мотострелковый полк был, кто не знает, мотострелковый — это не стрелки на мотоциклах, это когда пехота на БТРах при поддержке танков. Такие вот армейские байкеры. Но это вам, может быть, интересно, а мне уже надоело все до смерти.
— Муха, — говорю, — надоело-то все как!
— А че надоело-то? Нормально.
— Да что нормально? Что нормально?! Я вот чего понять не могу — мы, ладно, приехали — уехали, поработали, ну, месяц, ну, два. А потом опять возвращаемся к нормальной жизни. А они-то как?
— Кто?
Нет, вы не подумайте, Муха вовсе не тупой. Он… своеобразный. У него какая-то своя, внутренняя действительность. И он в ней благостно существует, а к нам возвращается неохотно. Для этого ему требуется пинок. Либо фигуральный, либо буквальный.
Я прибег к буквальному.
— А? Ты че?
Он попытался ответить мне тем же, но не тут-то было. Дело в том, что Ханкала уже вполне обустроилась к тому времени, в наиболее благополучных частях были даже дорожки выложены бетонными плитами. Но после пинка Муха, понятное дело, с дорожки слетел и завяз по колено в асфальте.
