– Да-да! – отозвалось эхо.
Он засмеялся, эхо подхватило.
– Еще есть вопросы? – обратился к себе Андрей.
Дома он заварил себе крепкого чаю, выпил – и к тете Мане в сельсовет, а если по-новому, то в администрацию. Когда-то бабушка брала у Маниной матери козье молоко.
Когда он рассказал, зачем пришел, она коротко сказала:
– Бери.
– Сколько я должен заплатить?
– Плати, сколько есть.
– Один доллар устроит?
– Смеешься? А где я тебе сдачи возьму?
Он вскинул брови.
– Думаете, сколько я выну из кармана? – удивился он.
– Стольник, сколько еще. Разве они бывают у кого мельче?
– Бывают.
– Рисованные, что ли?
– Стольники бывают рисованные, а которые по одному – нет.
Они посмеялись, он протянул ей бумажку в один доллар, которую держал в кошельке давно. Чтобы деньги водились.
Тетя Маня с сомнением покрутила бумажку, провела под носом, как проводят картонкой, пропитанной духами для пробы в дорогих магазинах. Андрей знал этот жест. А тетя Маня нет.
– Ладно. А чего ты там станешь делать?
– Валенки валять, – сказал он.
– Да-а… Бывают больные и при долларах тоже. Флаг тебе в руки, сынок.
Андрей, приступая к новому делу, решил подготовиться основательно, а не только воспользоваться знаниями соседа. Он поехал в Тверь – туда ближе, чем в Москву,- в областную библиотеку и узнал о валенках много удивительного. Как утверждает великий историк Карамзин, валенки носили еще во времена князя Святослава. А пришли они к русским людям от тюркских народов, которые покрывали войлоком свои дома и пол в них.
Чем больше вникал он в тонкости производства, тем все больше убеждался, что расхожую фразу «Прост, как валенок» можно отнести только к его форме.
Вернувшись из Твери, Андрей призвал своего учителя и заключил с ним устный договор.
– Значит, так, Степан Павлович, начнем возрождение местного промысла.
Соединив теорию с практикой, они сваляли первую пару. Стало ясно, что от прежнего, старинного, способа, который вычитал Андрей в книгах и о котором говорил учитель, никуда не деться. Все как в глубокой древности – крутой кипяток, удушливые пары, это рабочая атмосфера. Сбиваешь шерсть в единую массу сначала на столе, потом на колодке нужного размера.
Он научился вычесывать шерсть, отбивать ее.
– Вот были бы бараньи кишки, – говорил Степан Павлович, – из них сделать струны и отбивать на них. Мягче стала бы, воздушней.
– Все будет, потом, – обещал не столько ему, сколько себе Андрей. – Все будет по старым правилам, – говорил он, приступая к катанию пластины для валенка.
– Ты воды плесни, Андрюха, – подсказывал дед.
Андрей удивлялся ему – редкие дни приходил трезвый как стеклышко. Но Андрей не требовал, потому что без горючего память не включалась.
Он добавлял воды в пластину, в учителя – водки. После этого память Степана Павловича делала «впрыск», и он выдавал:
– Ржаной мучицы чуток. А потом сбрызни уксусом и разомни вареной картошки штуки две.
Труднее всего оказалось выложить пластину, потому что ее потом придется аккуратно загнуть, от этого зависит качество подошвы. Но это уже само катание, оно-то и обещало результат.
Сначала на выкладку у Андрея уходило часа четыре. Он то и дело поднимал пластину, разворачивал, опасаясь, нет ли дырок. И они, конечно, появлялись от нетерпеливого дерганья. Это когда он уже наловчился, управлялся за два.
Из готовой пластины он сворачивал валенок и продолжал катать. А уже после опускал его в горячую воду и ставил в печь – варил. Но такой печи на водокачке не было, он варил в своей бане.
Уже на первой паре Андрей научился многому – выбирать березу для болванок, сушить чурочки, топить печь по всем правилам. Теперь он отличал грубую, зимнюю, овечью шерсть от осенней, полугрубой.
Первые валенки он оставил себе – это были валенки победителя, шутил он. Они служили и образцом.
Первого заказчика привел Степан Павлович, деревенская тетка не решалась сама прийти к молодому мужику в дом. За ней потянулись другие. Он валял некрашеные валенки – темно-коричневого цвета. Если заказывали черные, добавлял краски и кислоты. Он уже понял, что и то и другое портят шерсть, но заказчик – барин.
Андрей оглянуться не успел, как его кладовка заполнилась мясом, салом, вареньями и соками домашней выжимки.
По утрам он пил чай с пирогами. Чем удивлял всех – водку за работу не брал. Ему сочувствовали. «Не иначе больной», – качали головами бабы. «Ага, на голову», – кивали мужики.
К весне Андрей, прохаживаясь по комнате в скатанных собственными руками котах из поярковой шерсти – от первой стрижки ягненка, понял: вот это – дело, которое надо поставить на современный лад. Здорово.
Но как бывает, если у кого-то здорово, то не всем здорово. Ударение на предпоследней «о». Сначала на него наезжали остатки местных мужиков – чем болеешь, если не пьешь. Он пил только молоко, не козье. Он читал, что от него дети бывают дебилами. Ему казалось, местные мужики его перепили, а потом за водку взялись.
В тот вечер он вернулся из Твери и увидел черную, обуглившуюся водокачку. Он остановился, не мог идти дальше. Он неотрывно смотрел на то, в чем еще утром видел свое дело.
Но наконец, оторвав от раскисшей тропы ноги, он понял – у всякой печали есть радостная сторона. На водокачке нет готовых валенок – он держал их в своей бане. Нет и шерсти – она лежала на чердаке. Сгорели валики, биты и прочая утварь.
Осторожность заложена в нем самой деревенской природой – никогда не держал в одном месте все ценное.
Итак, у него снова нет ничего. Как права мать, жизнь его – сплошные завитушки.
– Мы знаем, кто поджег, – говорила тетя Маня. – Жалко, Андрей Иваныч. Хочешь, доллар-то верну?
Он с усмешкой посмотрел на нее. Потом вдруг сказал:
– Хочу.
– Да бери. На память.
– Спасибо. Вы мудрая женщина, – сказал он. – Всегда нужен капитал, чтобы начать дело не с нуля. – Он подмигнул ей. – Положу под проценты и вернусь.
Вот теперь ему точно ничего не оставалось делать, как воспользоваться предложением сотоварища по училищу.
– Ждем, Андрей Иваныч, – сказала тетя Маня.
Он не сомневался, что вернется и запустит дело на другой виток. Тем более теперь он знал как.
Что ожидал он увидеть сейчас в Сетявине? Которое вот уже рядом, за поворотом. Тем более он обещал позвонить тете Любе сразу, как только приедет. Она сама порывалась поехать с ним на родину предков, посмотреть валенки, которые скатал Андрей, потрогать их руками.
Андрей испугался. Он не рассказывал, что сгорела его мастерская. Он боялся, что без него мужики спалят и дом. Спас его генерал, который пообещал свозить жену лично. И не с пустыми руками.
– Если хочешь, Любаня, – он посмотрел на нее так, что она покраснела, Андрей догадался – таким
