Одна особенно нахальная сойка решила игнорировать пса и в мгновение ока поплатилась жизнью. Пес ловко прыгнул на зарвавшуюся птицу и лапой перебил крыло. Забравшись с новым трофеем на лося, он разорвал птицу на клочки, как бы наглядно давая понять, что это же самое ожидает и других подобных нахалок. Возмущению птиц не было границ, но Рыжик стойко перенес их непристойную болтовню. Вскоре пес окреп настолько, что у него назрела потребность тратить силы. Молодость брала свое. Он вновь твердо и уверенно стоял на снегу, а жажда движений, погонь, молниеносных бросков не давала покоя. Вокруг шумела, дышала, звенела большая лесная жизнь, и только он, оказавшись словно на островке огромной и бурной реки, остался не у дел. С основной задачей — выжить — он справился. Теперь нужно суметь отстоять лося. Медведи спят по теплым берлогам и вылезут наружу, когда основательно пригреет солнце. К этому времени он постарается разделаться с тушей. Волков он не встречал. Вчера к нему наведалась рысь. Рассвирепевший Рыжик не раздумывая бросился на непрошеную гостью. Как ни шипела рысь, ни выгибала спину, она не смогла привести пса в смятение, вселить в его душу страх. Желтым смерчем налетел он на пятнистую кошку и сбил с ног. Второй атаки не последовало. Рысь поспешила забраться на толстую ель и, развалившись на суку, смотрела вниз огромными зелеными глазами. Охрипнув от беспрерывного лая, пес отошел от дерева и дал рыси спуститься на землю. Она, не раздумывая, бросилась наутек. Рыжик не стал ее преследовать. Приходили на запах лосиного мяса и другие, более мелкие хищники. Частенько пес просыпался от шума прыгающих с дерева на дерево куницы, соболя. Стоило ему поднять голову и глухо заворчать, как нарушитель тишины и покоя черной молнией взлетал на верхушку дерева и, рискуя упасть с огромной высоты, прыгая по ветвям, стремительно уносился прочь. ...Еще несколько дней прошли в томительном ожидании чего-то нового, волнующего, способного скрасить сытую, но лишенную движений, губившую его физически, одурявшую и утомлявшую бездельем жизнь. Сойки и воронье, поняв, что пес не собирается делиться с ними добычей, постепенно разлетелись по своим кормовым угодьям. «Жадный пес! Жадный пес!». Хрипло кричали они на прощание, пикируя над Рыжиком. В одно прекрасное утро он погрыз мороженого мяса, а затем решительно побежал в гору. Как приятно было возле сломленного бурей кедра поймать рыжую белочку. Пес ошалел от счастья. Будто заново народившись на свет и только сегодня вдруг осознав, до чего прекрасна жизнь, он стремительно носился меж уснувших деревьев, грудью раздирал посмевшие встать на его пути зеленые кусты можжевельника и голые прутья смородины. Он рос, мужал, становился шире в груди. Он казался себе большим - и сильным, способным на отчаянную схватку с любым зверем. Теперь пес добрую половину суток проводил в ежедневных вылазках. Досконально изучив район, в котором, судя по всему, ему придется провести остаток зимы, он немного успокоился. Вскоре чувство пробуждения, возрождения к жизни прошло, сменило яркие краски на более прозаические тона. Опять он большую часть времени проводил возле добычи. Бесконечная тишина закованного в ледяные цепи леса казалась опостылевшей, дряхлой старухой, не способной на радость, веселье и ликование. Она нудно звенела в ушах бесконечным единообразием, забивала нос запахом тлена. Единственная забота — добывание пищи — отпала. И поневоле превратившись в раба лосиной туши, он, как фанатичный жрец, по три раза в день совершал свой собачий религиозный обряд, обходя добычу по кругу. Обитатели леса уже знали, ,что на небольшой полянке возле своей добычи поселился ужасный, кровожадный зверь. Зайцы обходили полянку далеко стороной, рябчики, которых очень трудно заставить сменить место жительства, и те улетели прочь от грозного соседа. Разная пернатая мелочь не обращала на пса внимания. А он, подолгу наблюдая за крохотными пичугами, радовался возможности почувствовать себя не одиноким. Рядом суетились, порхали с ветки на ветку малюсенькие синички. Он умиленно глядел на них, и если бы вдруг какая-нибудь свалилась ему в лапы, он наверняка бы предоставил ей возможность улететь. Изредка в тайге слышались раскаты выстрелов. Стреляли далеко, и пес не обращал на это внимания. Но однажды эхо от выстрелов прозвучало так близко, что Рыжик не на шутку встревожился. В этот день он не смыкал глаз, вслушиваясь в зимнюю тишину. Выстрелы не давали покоя. Ему ли не помнить печальную осень в пещерах. Из многочисленной стаи остались в живых он и Альба. Близился вечер. Серые, тени окутали лес сиреневой дымкой, превращая каждое деревце в живое существо. В последний раз вздохнул печально бродяга-ветер и улетел к усеявшим клочок неба над головой блеклым звездам. «Тук-тук»,— стучит собачье сердце. Рыжику так хочется узнать, что же произошло в лесу, от нетерпения он не находит себе места. Потоптавшись возле туши, он, наконец, решился и побежал на место выстрелов. Вскоре он почуял запах дыма, а вслед за ним увидел яркие всполохи огня, то взметавшегося к верхушкам черных елей, то приседавшего на белые сугробы. ТАЕЖНАЯ СТРАНА С вечера замела поземка. Ветер надсадно шумел в проводах. Сизый дым, вырываясь из печных труб, стлался по крышам. Низкое небо, затянутое одной большой серой тучей, придавило поселок сырой тяжестью, вдавило рубленые домишки в белые снега. Серая мгла лежит на деревьях и кустах, на заборах и на огородах. Затерялся в тайге поселок лесорубов Соболиный, плененный вечерней мглой. Черная полоска леса растворилась в подступившей вплотную к селению ночи. Безлюдно на улицах. Не на шутку разыгравшаяся метель разогнала детвору по домам. Поздним вечером под выходные Степан Круглов возвращался с работы, шагая утонувшей в белых сугробах пустынной улицей поселка. Он ничуть не сожалел о переезде. В районном центре ему три года пришлось ютиться в комнатенке гостиничного типа. На новом месте его жене, преподававшей в школе русский язык и литературу, сразу же выделили хороший домик из трех комнат. Ему нашлась работа по специальности — электриком. А если учесть, что ничего так Степан не любил, как сибирскую тайгу, то и понять его внутреннее состояние не составляет особой трудности. Он как бы обрел второе дыхание. Вот и сейчас мысленно он уже бродил по тревожно молчаливому лесу, легко скользя на подаренных старым конюхом, в прошлом большим охотником, лыжах, подбитых снизу лосиной шкурой. Лыжи легко шли на крутизну, совершенно не скользя назад. —Ты, паря, знаешь, сколько я лосей ухлопал на подбивку лыж?—спросил его конюх, торжественно вручая бесценный дар. —Не знаю,— смущенно признался Степан.
