— Попроси, чтоб сделала! — донесся до меня слабый голос Юстаса, — Попроси… теперь-то уж что… Она одна так умеет!
Лагерь уже был разбит, солдаты разводили костры, чистили оружие, понемногу располагались на ночь. Я не нашел Йевелин и, стараясь не паниковать, спросил у одного из ребят, где Линнетт. Он указал мне на палатку. Там я нашел ее — ее и Флейм.
Моя несчастная брошенная возлюбленная лежала на боку, подтянув колени к груди и отвернувшись к стене. Ее трясло, несмотря на меховое покрывало, которым ее укрыли. Линнет сидела рядом и смотрела на нее. Когда я вошел, она встала, и в ее взгляде было еще больше враждебности, чем раньше.
— Где она? — еле слышно спросил я.
— Я сказала, чтобы она уходила, — спокойно ответила Линнетт. — Ей нельзя здесь быть. Она сказала, что пришла к тебе. И уйдет с тобой. Должно быть, ждет где-то вне лагеря. Она и правда не уйдет без тебя, — ее голос на миг дрогнул. — Я это… видела.
— Эван…
Надо было выскочить вон, но ноги у меня вросли в землю. Ее голос звучал так слабо… так… беспомощно… отчаянно… как будто ей больше не на кого и не на что было надеяться в жизни, кроме меня.
Я смотрел, как она перевернулась на спину, приподнялась на локтях, потом попыталась убрать мокрые волосы с лица. Линнетт хотела снова ее уложить, и тогда она заплакала. Тихо и очень горько. Блестящие ручейки бороздили ее исхудавшее лицо, а я пытался вспомнить, как целовал его… эти веки, губы, скулы… пытался — и не мог. Как будто это было не со мной. С кем-то, кем я никогда не был.
— Она тебе сказала? — прошептала Флейм, глядя на меня и больше не пытаясь встать. — Сказала?
Сказала что?.. Я не понимал и почему-то не решался переспросить.
Может быть, боялся услышать ответ?
— Сказала? Она тебе сказала?
— Флейм, успокойся, — снова попыталась Линнетт, поглаживая ее по взъерошенным волосам, но она вдруг вспыхнула и, сев, снова спросила, уже почти громко:
— Она сказала тебе или нет? Про нас? Сказала?! «Про нас»? Кто это «мы»? Ты и я? Или… нет… ты и Йевелин не можете составлять «мы»… Каким образом?..
— Флейм…
— Пусти! — выдохнула она и откинула покрывало. Я увидел, что ниже пояса на ней ничего нет, но это отозвалось во мне не возбуждением, а мучительным, ноющим страхом в горле. — Она не сказала тебе! Ничего не рассказала! Да? Ну так спроси ее! — в этом крике было столько торжества и столько муки, что на миг я утратил чувство реальности происходящего. Дым чадящего факела у входа в палатку просачивался внутрь, ел глаза, Флейм плыла, утекала, таяла, и ее крик был будто бы чем-то отдельным, цельным, самодостаточным… — Просто спроси ее! И послушай… что она ответит! Просто! Послушай!
— Пошел вон! — круто развернувшись, вдруг в ярости закричала Линнетт.
Повторять дважды мне не пришлось.
Ночь была холодной, но мягкой, сочной; сладко пахла сухая трава, небо мигало звездами, оглушительно стрекотали сверчки. Я шел мимо тихо потрескивающих костров, негромко переговаривающихся людей, которые меня не знали, и чувствовал себя таким одиноким и чужим, как никогда прежде. На миг я остановился и поднял лицо к небу, и мир вокруг меня исчез, а может быть, я исчез для него — не думаю, что есть какая-то разница.
Я нашел бы Йевелин быстрее, если бы звал ее. Но я не звал и немного побродил по кустарниковым зарослям, прежде чем увидел одинокую фигуру, сидящую спиной к дереву, охватив колени руками.
— Йев, — сказал я, и она вздрогнула, но ничего не сказала.
Я сел рядом с ней, спиной к тому же дереву, и тоже охватил колени руками. Гул голосов здесь не был слышен, только сквозь низкие заросли виднелись красноватые огоньки костров. От земли тянуло сыростью.
— Как сходил? — вполголоса спросила Йевелин, не оборачиваясь и не касаясь меня.
— Как думал, так и сходил. Всё-таки не надо было нам сюда приезжать.
Я старался, чтобы в голосе у меня не было упрека, но, кажется, ничего не получилось. Йевелин промолчала. Я попытался представить себе ее лицо и не смог.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — помолчав, тихо спросил я.
— Я тебе уже всё рассказала, — быстро ответила она. Слишком быстро, чтобы я мог ей поверить.
— Всё? Точно всё?
— Ты считаешь, того, что ты уже знаешь, мало?!
— Не уходи от ответа.
— Я всё тебе рассказала.
Мы снова помолчали. Я попытался нашарить на земле какую-нибудь веточку, но ничего подходящего не нашлось. Алые огоньки в просветах чащобы плакали от одиночества.
И тогда я понял, зачем мы приехали сюда. Зачем я вернулся в дом, которого у меня никогда не было, в мою крепость без стен и ворот. И зачем Йевелин пошла за мной.
Мне было страшно, но я зашел слишком далеко, чтобы отступать.
— Давай-ка поиграем, — сказал я, и она содрогнулась.
Тебе уже снова страшно… как и мне?.. Йев…
— Что?
— Давай поиграем, — повторил я, глядя на огни. — Помнить? Мы играли в замке твоего мужа. В ответы. Ответы без вопросов. Ты мне рассказала… про цапель…
— Чего ты хочешь? — в ее голосе был почти тот же ужас, что когда-то в глазах. Я быстро повернулся к ней, схватил за плечи, развернул к себе. Она нерешительно попыталась высвободиться, и тогда я взял ее лицо в ладони. Ее кожа была холодной, как моя, а глаза блестели в темноте, и в них был уже совсем другой страх.
— Теперь можно будет задавать вопросы, — ответил я.
Мне показалось, я ощутил, как ее щеки вспыхнули под моими руками. Йевелин слабо мотнула головой, будто пытаясь протестовать, но я не собирался отпускать ее. В Черничном Замке нас обоих отпустил Шерваль, но здесь нет Шерваля, и нас некому отпустить.
Мой ад страшнее, Йев, потому что в нем нет других демонов, кроме нас.
— Что ты сделала Юстасу?
— Он…
Я ударил ее. Наотмашь, со всей силы. Пощечина вышла оглушительно громкой. Не дав Йевелин опомниться, я снова схватил ее лицо в ладони и встряхнул, заставляя смотреть мне в глаза. Флейм, голая от пояса и ниже, мокрая от пота и слез, плясала в зрачках Йевелин, вызывающе, похотливо, жутко, как ее фантом, которого вытащил из листа пергамента сын моего жреца…
— Отвечай, что ты сделала Юстасу!
— Н-ничего! Я… я просто… его… с ним…
— Ты знала его до того, как он приехал в Даллант?
— Да, — она всхлипнула, моргнула, но Флейм, мокрая, злая, не исчезла из ее зрачков, — Я ехала тогда… из Билберга… встретила его в постоялом дворе… где-то в Порталессе.
— Ты переспала с ним уже тогда?
— Да…
— И попросила приехать к тебе в Даллант?
— Д-да…
— Ты сказала, что ты замужем? Или хотела посмотреть, как твой муж отдаст его своим собакам?
— Йй-я…
От новой пощечины из носа у нее брызнула кровь. Я снова не дал ей отстраниться и притянул к себе еще теснее, так близко, будто собирался поцеловать… но я ведь не собирался.
— Эван… — она почти плакала, а кровь, черная в слабом свете звезд, текла ей на верхнюю губу — Я
