Мы помолчали. Я не мог понять, зачем он пришел, и почему-то думал, что на самом деле он просто предоставляет мне возможность выговориться. Глупо — мне нечего было ему сказать.
— Этот человек… Ристан… где он теперь?
— Мертв, — жестко сказал Алоиз, хотя что-то дрогнуло в его глазах. — Его убила Стальная Дева.
В самом деле? А мне ведь так и не довелось узнать, как эта малышка убивает. Йевелин говорила, что она ранила Дарлу мечом, но что-то я не видел при ней меча…
— И как же она это делает?
— Не знал, что ты так кровожаден, — усмехнулся Алоиз.
— Как, Жнец дери?
— Она разрывает на куски. Руками, — спокойно сказал он.
Боги… ну, этого следовало ожидать, зная мою Йев. Только…
Йевелин! Ты же сказала… про Дарлу… откуда резаная рана?! Йев! Проклятье, ты слышишь меня или нет?!
Эван… я…
Она разрывает на куски! Эти ребята на редкость привязчивы к методу убийств. И у Стальной Девы, похоже, сроду не было меча. И откуда бы, ведь на то она и дева! Йевелин! Ты… ты всё-таки солгала?..
Ну да…
Ох, Йев. Ты такая…
— Чему ты улыбаешься? — резко спросил Алоиз. Я перевел на него взгляд.
— Вы бы предпочли, чтобы я с воплями бился головой о стену? Еще успею, не переживайте. Я вижу, преждевременная кончина летописца Безымянного Демона не слишком опечалила верховного жреца?
— От Ристана всегда было больше хлопот, чем пользы, — слегка нахмурился тот.
— Почему же вы его просто не убили?
— Слуги Демона не могут поднимать руку друг на друга! — резко бросил Алоиз. Кажется, мне удалось вывести его из себя. Одно загляденье.
— А-а, — протянул я, — Так надо было раньше напустить на него Стальную Деву. Или Рыцаря. Или… А принеси-ка мне пергамент. И мальчика пришлите… я надеюсь, он в добром здравии?
Лицо Алоиза окаменело. Я немного смягчился.
— Что вы делать-то станете с этим Демоном? Неужели, правда, думаете, что сможете его… подчинить?
Алоиз развернулся и вышел вон. Я потянулся и стал разглядывать потолок. Совсем не такой живописный, как потолок моих прежних апартаментов в этой гостинице, зато тут был настоящий грибок. Зеленовато-серый и мерзко пахнущий. Хорошо хоть не над кроватью — не хотел бы я, чтобы эта дрянь как-нибудь рухнула мне на лицо.
Мне показалось, или при моем последнем вопросе Алоиз испугался?
Они считают, что просто воспользуются энергией наших сердец. Энергией нашей крови, которая была когда-то пролита… здесь. Ристан считал иначе. Он думал, что крови мало. Что нужны души… обязательно две. И только две, никак не больше. Ничего лишнего. Ничего третьего. Никакой любви, даже черной.
Особенно черной.
Йев?
Я не хотела…
Я так тебя и не спросил: а что ты всё-таки натворила в столице?
Ничего.
Ничего? Да брось. Столько было туманных намеков. У всех просто язык к гортани присыхал, когда об этом заговаривали, никто толком и ответить не мог. Так как? Кого ты там убила?
Никого. Правда, я ничего там не сделала.
Почему я должен тебе верить?
Не знаю. Наверное, не должен.
Ты действительно любишь меня?
Ты… правду тогда сказала?
И, ну-ка, самый сложный вопрос: что это меняет?
Я вел тебя, пока ты тащила меня за собой, мы перепробовали столько разных игр, мы так изменились, мы так устали, мы решили не убегать… Из твоих глаз исчезла Флейм, и что-то, я знаю, исчезло из моих, раз я спокойно это пережил. И это, и то, что я больше никого никуда не веду. А ты никого никуда не тащишь.
Вот это и есть любовь?.. Когда просто не надо правил?
Проклятье, что мы тут в таком случае делаем, а?! Я вскочил, лихорадочно потирая взмокшие ладони и оглядывая камеру. Пять на пять шагов, голые каменные стены, дверь из цельного дерева, запираемая снаружи на засов. Положение тяжелое. Можно сказать, безвыходное. Рыть подкоп? Глупо, сразу заметят. Да и нечем. И дверь не высадишь.
Вот если бы нарисовать другую дверь… и кто-нибудь ее вытащил… сделал настоящей, живой… А мы бы в нее просто взяли да и прошли. Но кому это под силу? Только прыщавому лопоухому мальчишке, который ни за что не захочет нам помочь. Крайне обидно, что на подобные фокусы способен он один. Оживлять почти живое…
Оживлять почти живое?
Я так и не понял, ей или мне принадлежала эта мысль, да и какая разница? Достаточно было вспомнить горький вкус ржавой воды в перерезанном горле, и запах земли, и сильные жестокие руки, которые оживили почти мертвое… почти живое?.. почти мертвое…
И вспомнить лицо того, кто это сделал.
— Проклятье, Йев, что же ты раньше мне не сказала! — закричал я.
Проклятье, проклятье, почему до меня так поздно доходит?! Надо просто сказать «стой», надо просто поднять его забрало, надо просто попробовать самому! Не бежать и не насиловать — просто самому!
Я ведь могу!
Я почти демон.
Я быстро окинул камеру взглядом. Потом начал ощупывать стены. В одном месте нашлась небольшая неровность. Я несколько раз с силой провел по ней внутренней стороной запястья, сдирая кожу. Когда потекла сукровица, сцепил зубы, но довел дело до конца.
Их ошибкой было то, что они дали мне простыню. Красное на белом видно даже в темноте.
Я рисовал ворота. Не храмовые — их я слишком плохо помнил. Просто другие. Ворота наружу. Туда, где я никогда не был. Где никогда не был никто, это наше место, наш мир, мы пойдем в него вместе.
Йев, ты поняла? Давай, как я. У тебя, наверное, есть там свечи. Рисуй пеплом. Пожалей свои бедные тонкие ручки. Но рисуй, рисуй скорее, у тебя тоже получится. Ты ведь здорово рисуешь, просто отлично. Нарисуй то, чего ты не будешь бояться.
А потом знаешь, что делать, да?
Да.
Ворота получились неровными, с косыми, плохо подогнанными друг к другу створками. Я нарисовал их приоткрытыми и, еще только заканчивая, услышал тихий отдаленный скрип. Мерный и умиротворяющий. И стук — легкий быстрый стук капель о сталь. Там идет дождь, Йев. Там всё еще идет дождь.
Я выпрямился, не глядя, стряхнул кровь с запястья, хотя знал, что так просто оно кровоточить не перестанет. Стало очень холодно — боги, еще холоднее, чем было. Да что же это такое?
Капли барабанили громче.
Я стоял, не дыша, перед растянутой на полу простыней, вымазанной моей кровью. Это не было рисунком, даже схемой — просто нелепые кривые линии, начерченные кровью на простыне, ну и что? Для меня эти каракули были почти живыми. Оставалось только убрать глупое «почти».
Теперь я знал, что умею это делать.
И поэтому шагнул.
Железная створка больно ударила меня сзади по плечу. Я подался вперед, едва не поскользнувшись в мокрой траве. Стояла ночь. Хлестал косой ливень, дорогу преграждали широкие темные лужи, а лес вдалеке был почти неразличим сквозь завесу воды. Я мгновенно промок до нитки и не сразу расслышал сквозь шум
