Боги, что с нами?
Я заставил себя открыть глаза. Ноги держали плохо, и я покачнулся, когда шагнул к Йевелин. Ристан смотрел на нас, но его глаз я не видел — их подернула красная дымка.
Вздохнула Йевелин — шумно и очень удивленно. Что увидела она? Йев, что ты увидела?
— Ристан… — в ее голосе звучала неуверенность, смешанная со страхом.
Это словно привело меня в сознание. Я тряхнул головой, выпрямился, осмотрелся, радуясь вернувшейся ясности взгляда. Лицо Йевелин было совсем белым, а лицо Ристана — таким же приветливо- сочувствующим, как когда я впервые увидел его внизу, и внезапно меня захлестнула волна нелепого, радостного облегчения.
— Я подумала… — по губам Йевелин скользнула неловкая улыбка, я и понял, что она чувствует то же самое. — Подумала, если это действительно так… возможно, вы пришли, чтобы убить нас.
Ристан спокойно, отечески улыбнулся.
— Ты совершенно права, — сказал он. И я впервые узнал, что такое тьма.
ГЛАВА 42
— Мертвы?!
Стул с грохотом падает на пол. На полу ковер — черный, мягкий и теплый, как тьма. Но от этого грохота лопаются барабанные перепонки.
— Ты сказал, они мертвы?! Оба?!
— Да, милорд. Простите…
— Как? Почему?!
— Неизвестно точно. Какой-то трактир на дороге к заливу. Они встретились там с человеком, выдававшим себя за пилигрима. Поднялись с ним наверх, а через четверть часа пилигрим спешно покинул трактир. Хозяину это показалось подозрительным, он поднялся… Уже ничего нельзя было сделать.
Грохот… какой грохот… как мучительно, как… Перестаньте… нельзя…
— Что с телами?
— Похоронили в тот же день. В ближнем селе. Зачем же так громко… зачем? Перестань, пожалуйста… зачем?..
— Где этот пилигрим?
— За ним послали погоню, но он нашелся меньше чем в миле от трактира. Он… был разорван на куски. Наверное, волки. Милорд? Какие будут дальнейшие распоряжения?
Просто замолчи… замолчи и дай мне… самому…
— Милорд?..
Страх. Да? Страх? Надо содрать с тебя кожу за такие известия… Четвертовать… на кол… на дыбу… тебя, раз некого больше, боги… Что же еще?
Что же теперь остается?
— Ты можешь идти.
Что же теперь остается? Кроме этого грохота…
Он зажимает уши и опускается на колени. Голова всё ниже, ниже, ниже… Не надо… пожалуйста…
Грохот смолкает.
Но он все также стоит на коленях в бессмысленной черной комнате, зажав уши руками и низко склонив голову.
Что-то текло мне в рот, и повсюду пахло землей.
Я очнулся от двух этих ощущений — слившись воедино, они как будто стали чем-то третьим… чем-то большим составляющим. Открывать глаза было больно, словно веки внутри наполнены осколками стекла. Собственное лицо казалось мне посмертной маской — кожа на нем стянулась и словно затвердела. Тело меня не слушалось, и отчего-то я не мог сглотнуть.
Кажется, именно в этот миг я вспомнил, что произошло.
Впрочем, нет… я не мог этого вспомнить. Или оно не произошло. Наверняка нет — всего лишь воображение. Или сон. Или что-то еще, но явью оно быть не могло, хотя я чувствовал этот удушливый, сладковатый запах земли и что-то текло мне в рот… текло, а я не мог проглотить… Что-то не так с моим горлом.
Я снова попробовал открыть глаза, превозмогая дикую боль в ресницах. Честное слово, у меня болели ресницы. Никогда не думал, что такое возможно. Их будто жгло огнем, и сквозь их подрагивающие, непомерно огромные силуэты я видел небо. Темно-серое, пасмурное. С неба падали листья — желтые и красные, но желтых больше. Крупные, будто вырезанные чьей-то умелой рукой… сначала нарисованные, а потом вырезанные.
Я хотел позвать Йевелин, но из горла, с которым было что-то не так, не вырвалось ни единого звука.
И что-то текло мне в рот. Это не было неприятно.
На миг меня будто подкинуло вверх, резко и очень грубо. Я выгнулся, чувствуя, как тело сводит судорога, задохнулся, попытался выпрямить позвоночник, искривившийся неестественной дугой. Потом рухнул обратно, смаргивая влагу с болящих ресниц, и почувствовал под затылком твердое. Будто я лежал на валуне. Я моргал, а влаги меньше не становилось. И только тогда я понял, что это просто дождь. На ресницах и на губах у меня были капли дождя. Только вкус у них немного странный.
— Йевелин.
Нет, не получается. Я попробовал приподняться. И тут же что-то жесткое сдавило мои плечи, а валун под затылком задвигался. Я услышал раздирающий уши скрип и увидел тень, наползающую на небо. А потом — вечно опущенное забрало Ржавого Рыцаря. Он сидел, держа мою голову у себя на коленях. А по моему лицу барабанил дождь.
Йевелин…
Сквозь прорези шлема на меня пристально смотрела сырая тьма. Впрочем, нет, это не было тьмой — теперь я знаю, что надо этим словом называть. Каждое слово имеет только одно значение. Которое в него вложил тот, кто сказал его первым. Теперь я знаю, что он имел в виду.
И сейчас, глядя в эту сырую нетьму за проржавевшими стальными прутами, я совсем не испытывал страха. По правде говоря, не думаю, что я испытаю его еще когда-нибудь. Я просто не понимал. Мне хотелось спросить Рыцаря, что он делает здесь, что здесь делаю я, что случилось, где Йевелин. Но я не мог — у меня болело горло. Я не мог даже глотать дождь, текший по моему языку.
Тень надо мной стала гуще. Темные капли стали срываться со шлема Рыцаря мне на лицо. Несколько упало на губы, и я слизнул их. Снова этот странный вкус. Такой странный…
Ноги Рыцаря снова зашевелились. Рука в железном наруче потянулась к моему лицу, холодные стальные пальцы прикоснулись к губам. Я почувствовал, как ржавчина царапает мне кожу.
Ржавчина. Вот что это за привкус…
Я приоткрыл губы и медленно лизнул ржавую сталь. Горькая дождевая вода потекла в мое горло.
Ржавый Рыцарь поил меня своей кровью.
Я пил ее, не отказываясь, не думая, не колеблясь — я просто знал, что должен ее пить. И с каждым глотком, отдававшимся мучительной резью в горле, я все больше чувствовал себя живым. Дождевая вода, смешанная со ржавчиной, текла по моим жилам, и я вдруг почувствовал, как во мне гулко, натужно ударило сердце. Сначала один раз, потом другой, прогоняя новую кровь по моему телу. Эта кровь была вкусной. Горькой, но такой вкусной.
Йевелин.
Я приподнял голову, пытаясь осмотреться. С неба сыпались мокрые листья, их становилось все больше, они опадали мне на ноги и грудь, а потом соскальзывали дальше, на землю. Беззвучно, безотказно. Деревья вокруг были голыми и черными, а земля оранжево-желтой, мучительно яркой, только справа эта
