что она остановит свой выбор на мужчине, которому придется покупать себе мебель, а не наследовать.
– Ну, может, это к лучшему, – успокаивающе сказала Меррин. – Вы даже не представляете себе, какую уродливую мебель нам приходилось держать в доме, когда я была ребенком. И только потому, что она принадлежала нашей семье уже много лет.
В поездке время тянулось медленно, в воздухе веяло серостью и холодом. Меррин смотрела в окно, на проносящиеся мимо сельские угодья. Все детство они с сестрами провели в Северном Дорсете. Их жизнь ограничивалась детской, классной комнатой и деревней Фенридж с ее окрестностями. Правда, несколько раз они все же ездили в Лондон. Из родных путешествовал только Стивен и тем самым приобретал в глазах Меррин еще больший авторитет. Она сама никогда не выезжала дальше Бата. С Китти она впервые познакомилась, когда Гаррик приехал с ней после свадьбы в свое поместье Старкросс. Сейчас Меррин казалось странным, что Гаррик решил провести медовый месяц в пяти милях от места, где проживал любовник его жены. «Китти, – подумала она, внезапно испытав порыв чувств. – Китти, должно быть, предложила ему туда поехать. Она хотела, чтобы Стивен был рядом».
Впервые за прошедшие годы Меррин испытала ненависть к Китти Фарн. Милая красавица Китти, которая заставляла плясать под свою дудку и Стивена, и Гаррика. Меррин безумно к ней ревновала, и не потому, что Китти любила Стивена, а потому, что Меррин тоже хотелось внимания Гаррика. Это было нечестно. И девочка, в свои тринадцать, очень ревновала и обижалась.
Ридинг они проехали быстро, хотя много раз останавливались, чтобы поменять лошадей. В Ньюбери сошел настройщик роялей. А как раз перед Хангерфордом они чуть не столкнулись с частным фаэтоном, которым правил какой-то безответственный молодой человек. Он промчался мимо омнибуса буквально в нескольких дюймах.
– Ох уж эти юные коринфяне [13] , – посетовала миссис Мортон, щедро одаряя соседей леденцами. – У вас есть братья, леди Меррин?
– У меня был брат, но он умер, – ответила та. – Он отлично умел править фаэтоном.
Мерное покачивание кареты навевало сон. Внутри было жарко и душно, тем более что миссис Мортон предусмотрительно захватила лишнее одеяло и настояла, чтобы Меррин его взяла. Проходил час за часом, уже начало темнеть. В снежной метели они добрались до Бата, потом был номер в гостинице «Белый олень» – Меррин всю ночь провела без сна, слушая, как храпит за стенкой миссис Мортон. Холодным солнечным утром их посадили в другую карету, по комфорту сильно приближавшуюся к почтовой. И вот, незадолго до полудня, они с миссис Мортон и ее дочерью добрались до крошечной приморской деревеньки Килв в Сомерсете. Меррин заказала себе обед и спальный номер в гостинице и наняла повозку с пони, чтобы позже покрыть оставшиеся несколько миль до предместья Шипхем.
Приближался вечер. На улице было холодно, с моря дул ледяной ветер, приправленный снегом. Сидя в повозке, Меррин ежилась и дрожала от холода в своей шубке. Почти оказавшись на месте, она понятия не имела, что сказать лорду Скотту. Наверное, надо было сначала послать ему письмо, подумала она. Не стоило поддаваться своему нетерпеливому желанию узнать правду. Но Меррин казалось, что все ее будущее зависит от понимания прошлого, и, подойдя к цели так близко, она просто не могла ждать.
Извозчик высадил ее у въезда в Шипхем-Холл. Меррин положила руку на кованые ворота, за которыми начиналась подъездная дорожка. Дом стоял чуть в стороне от дороги – елизаветинский особняк из дерева и кирпича, такой скромный фамильный домик. Где-то в саду слышались детские голоса – их обладатели, закутанные в шарфы и муфты, громко перекликались в лабиринте живых изгородей, что виднелись за лужайками слева от дома. Няня в чепце и хрустящем белом переднике, выглядывающем из-под пальто, сама казалась немногим старше своих воспитанников – она бегала, смеялась и валялась в снегу вместе с детьми, хотя уже и задыхалась от бега. Меррин заметила, что среди играющих есть довольно большая девочка лет семи-восьми, с темными волосами, заплетенными в длинную косу. Она держала за руку малышку лет двух от роду. Еще там был маленький мальчик лет пяти и светловолосая девочка, постарше, чем остальные дети. Она потеряла свою шляпку, и ее волосы – точно такого же оттенка, что и у самой Меррин, – сияли в неласковых лучах зимнего солнца.
Няня протянула руки к младшей девочке, и та, радостно смеясь, в них упала. Старшие же все вместе направились к дому и стали подниматься на террасу по оледеневшим ступенькам. Они шли склонив головки друг к другу, явно обсуждая что-то важное. Меррин услышала, как из дома их позвал женский голос:
– Сьюзен! Энн! Идите домой, да не забудьте вымыть руки! Скоро будем пить чай!
У Меррин екнуло сердце. Она пригляделась к девочке с волосами цвета позолоченного серебра.
– Сьюзен! Энн! – громче позвала девочек женщина и вышла на террасу. Высокая, в поношенном цветастом платье, из-под кружевного чепчика выбиваются густые темные волосы с легкой сединой. Улыбаясь, она взяла девочек за руки. Они повернулись, чтобы войти в дом, и у Меррин чуть не остановилось сердце.
На мгновение ей показалось, что она видит Китти Фарн, повзрослевшую, постаревшую, но все такую же симпатичную, круглолицую и улыбчивую. Меррин, видимо, невольно сделала какое-то движение, потому что ее заметили и остановились. Девочка по имени Сьюзен посмотрела прямо на Меррин. У нее были ярко-синие глаза – точно такие же, как у Меррин с Джоанной. Она нерешительно улыбнулась, и Меррин увидела, как на щеках у нее появились ямочки, точно как у Тэсс. Меррин вцепилась в кованые прутья забора. Холодный металл обжигал руки даже через перчатки. В ушах зашумело, и ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Няня по-прежнему играла с младшими на лужайке. Меррин слышала их смех и голоса, но они доносились откуда-то издалека.
Меррин охватила паника. У нее осталось только одно желание – бежать! Подальше от залитого солнцем сада и синеглазой девочки с золотистыми волосами. Перед глазами у нее внезапно замелькали картинки, события разматывались, словно катушка хлопковой нити. Как странно, что иногда вдруг в памяти возникают давно забытые мелкие детали. Меррин сейчас вспомнила, что в последний вечер, когда она видела Китти, ее фигура показалась ей сильно округлившейся. Ей, тогда тринадцатилетней девочке, Китти показалась просто толстой. Меррин даже подумала, что она, наверное, очень несчастна и потому ест много сладкого.
И, думая об этом сейчас, она поняла, что Китти выглядела беременной.
Меррин заставила себя тронуться с места, но ноги, казалось, налились свинцом. Она чувствовала, что дрожит в своей шубке. Она совершенно замерзла. Эта девочка, должно быть, дочь Стивена, ребенок, о котором никто не знал, за исключением Гаррика, поняла она. Он-то, без сомнения, знал о девочке, но делал все от него зависящее, чтобы сохранить ее существование в тайне, в том числе и от Меррин. Ее затопило холодное, как зимняя ночь, отчаяние. Она так любила Шуну, маленькую дочку Джоанны, а дочку Стивена она бы просто обожала. Меррин показалось, что ее сердце сейчас разорвется надвое.
Она услышала за спиной скрежет каретных колес, и затылок у нее кольнуло от нехорошего предчувствия. Меррин медленно-медленно обернулась. Она знала, что это Гаррик. И подумала, что он, видимо, приехал защищать семью Китти и ее ребенка, как делал все последние двенадцать лет.
Гаррик спрыгнул с брички и зашагал к Меррин. Пошел крупный снег, с неба стали падать большие белые хлопья. Гаррик выглядел усталым, щеки его покрывала щетина. Меррин осознала, что он, должно быть, всю ночь провел в дороге.
– Меррин, – начал было он и протянул к ней руку, но Меррин отшатнулась.
Ее охватила дикая боль, заслонившая все остальное.
– Ты знал, – произнесла она. – Ты знал, как отчаянно я скучаю по Стивену. У меня ничего от него не осталось, абсолютно ничего. – У нее сорвался голос. – И все это время тебе было известно, что у Стивена остался ребенок. Ты собирался на мне жениться, но не собирался об этом рассказывать.
Снег летел Меррин в лицо, она сердито смахивала его вместе с обжигающими слезами ярости и отчаяния. Уголком глаза она заметила, что похожая на Китти женщина спускается по ступенькам и направляется к ним. Она заметила, как Гаррик взглянул на нее и снова перевел взгляд на Меррин.
– Нам надо поговорить, – начал он, но замолчал, поскольку Меррин отрицательно покачала головой.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказала она. – Я не хочу тебя больше видеть.
Женщина подошла к воротам.
– Гаррик! – с улыбкой позвала она. – Мы не знали, что ты приедешь. Ты бы предупредил. – Она посмотрела на Меррин и перестала улыбаться.
Меррин повернулась и пошла прочь. Она чувствовала себя окоченевшей внутри и снаружи. И думать она могла только об одном: что эта девочка – дочка Стивена, а Гаррик ничего ей не сказал. Все становится понятно, подумала она. Гаррик сказал, что произошла ссора. Он узнал, что Китти беременна от Стивена. Возможно, они сказали ему, что собираются сбежать, и Гаррик застрелил Стивена из ревности и мести. А потом организовал заговор молчания вместе со Скоттами, чтобы родственники Стивена никогда не узнали о существовании его ребенка.
Меррин снова скрутило горе, вонзилось в нее как острый нож. Она даже не представляла, что такое бывает. Огромная боль и гнев. И еще что-то почти незаметное – тихий-тихий внутренний голос, который, несмотря на все доказательства, продолжал шептать, что она не права. Что человек, который
