Птицелов

– Нельзя. Магистрат никогда не примет короля, способного на такие глупости, как Алектио. Он показал себя… неуправляемым. И к тому же глупцом, раз не понял, что до поры надо вести себя тихо, и не предвидел реакции ордена на свои выходки.

– Значит, это он убил короля?

– Он. И Ольвен. Но замысел был его. Ублюдку, видите ли, надоело ждать. И он боялся, что весной Артенья снова пойдёт на столицу. Бороться с ней на стороне Артена он больше не хотел, у него почти закончились средства. А надо было ещё что-то оставить на собственную войну с герцогиней. Недальновидный дурак, одним словом. Это худшие качества, которые можно вообразить у короля.

– С чего ты взял, что сын Артеньи не будет ими обладать?

Дерек снова вздохнул.

– Сын Артеньи будет таким, каким мы его вырастим. Если он окажется силён, это пойдёт во благо Хандл-Теру, если слаб – мы сможем управлять им на благо Хандл-Теру. В любом случае, король-ребёнок десяти дней от роду – это лучше, чем король-рёбёнок возрастом под сорок. Шалости первого безопаснее.

– Так, значит, дело в этом? Вы с самого начала хотели получить ребёнка Артеньи и усадить его на трон?

Дерек не ответил. Он всё ещё не отнимал ладоней от глаз.

А ведь всё сходится, подумал Лукас. И мятеж Артеньи, поставивший её вне закона, без шансов на регентство, и смерть Артена, и двусмысленное положение Ольвен и Алектио… Да, сходится очень хорошо.

Даже слишком.

– Почему ты не привёз ребёнка? – спросил Дерек.

Отличный вопрос. По большому счёту, с него следовало начать. Лукас сам задавался им не раз с тех пор, как пошатывающаяся фигура Марвина исчезла в ночи и он снова обрёл способность рассуждать здраво. Так почему же вы снова опростоволосились, мессер Птицелов? Почему, едва увидели в Нордеме своего подкидыша, напрочь забыли обо всём остальном?

Он молчал дольше, чем следовало. Потом пожал плечами.

– Ты послал меня за Артеньей, а не за её щенком.

– Но и не за твоим щенком, если уж на то пошло.

Лукас напрягся. Нет, вот теперь-то уж он не позволит выманить себя на Марвина. К Ледорубу Марвина. К Ледорубу и в преисподнюю этого дурного, упрямого, неисправимого мальчишку…

– Если они решили освятить ребёнка, – продолжал Дерек, – кто бы ни принимал это решение, это означает, что его хотели узаконить как дитя, рождённое под дланью Единого. А поскольку сами они язычники, то такая необходимость означает только одно: они хотят заявить его претендентом на трон.

– Кто «они»? Ты сам говорил, что Лайам…

– Если бы я знал, кто, у нас стало бы намного меньше проблем, – вздохнул Дерек. – Но поскольку я впервые слышу об этом от тебя, одной головной болью у меня теперь больше. Так или иначе, это не были военачальники герцогини. Они рассеяны по Длани и ждали её сигнала к новой атаке. Местонахождение всех их нам достоверно известно. К тому же никто из них не знал, что она беременна, хотя это была главная причина, по которой она осенью прервала наступление. На ранних сроках она скрывалась в Мекмиллене, у одной из своих приближённых дам, пока ищейки Артена не вышли на её след, и только тогда перебралась в Нордем.

– Мекмиллен? – переспросил Лукас. – Может, там…

– Исключено, – отмахнулся Дерек. – Мекмилленом правит вдова, озабоченная только собственным сыном. Когда Артенья пряталась там, её люди пытались прельстить месстрес Ив будущим местом при дворе, но она отвергла все предложения. На редкость неамбициозная дама, хотя и отъявленная язычница.

Месстрес… как он сказал? Месстрес Ив?..

Глупости. Почудилось. Или просто совпадение. И не важно, что Лукас знал только одну женщину с таким именем. И что Марвин тоже её знал… неведомо как, но знал. И не важно, что Марвин был в Мекмиллене, когда его послали убить герцогиню… Он был там, искал её и ушёл невредимым, зная, где искать дальше.

Нет. Глупости. Нет.

Хотя он знал, что да. Просто знал. Мекмиллен… Вот, стало быть, за кого она вышла замуж. Лукасу почти не пришлось напрягаться, чтобы вспомнить: замок Мекмиллен находился всего в нескольких днях пути от Уэнберри, родового поместья её отца, где они вместе счищали с крыши снег…

– …потому что если бы они вздумали освятить ребёнка не в форте, а в часовне за его пределами, мы бы об этом узнали, – Дерек, кажется, вовсе не заботился, слушает ли его Лукас, и сейчас это было как нельзя более кстати. – Ладно. Погоди, мне надо подумать.

Лукас, разумеется, не стал возражать. Ему тоже надо было подумать – или нет, не надо, ведь он дал себе когда-то зарок не думать о ней. Больше. Не. Думать. О ней. И ни разу его не нарушил – сны и обрывки смутных то ли ощущений, то ли воспоминаний не в счёт… Но он поклялся себе, выйдя из ворот замка Уэнберри в последний раз восемнадцать лет назад, и это было единственной клятвой в его жизни, которую он не смел предать. Потому, должно быть, у него и хватило сил её хранить, что он был столь легкомыслен в отношении всех остальных своих клятв.

Но теперь он думал. Думал, и думал, и не мог, не хотел останавливаться. Марвин видел Ив. Видел её, говорил с ней, касался её. Знал, кто… кто она для меня. И не сказал мне об этом. Всё, что он сказал, – это что я её не стою. И, проклятье, в этом он был абсолютно прав, но только разве я и прежде этого не знал?

– Лукас.