– Проезжайте, – процедил тот сквозь зубы, и Лукас проехал.
В свой столичный дом он заходить не стал, избегая лишнего душевного расстройства, ибо судя по тому, что творилось в Таймене, у него были неплохие шансы застать свой особняк разграбленным, если не сожжённым дотла. Дорога от северных ворот города к храму Первопрестола, где Лукас надеялся застать Дерека, вела через торговый квартал и рыночную площадь, и, проезжая через них, Лукас мог убедиться, что досталось им немало. По улицам явно прокатились погромы. Впрочем, большинство лавок уцелели и сейчас стояли с наглухо закрытыми дверями и ставнями, но существенная часть домов лишилась и дверей, и ставен. Кое-где виднелись следы пожара, впрочем, видимо, быстро пресечённого – иначе выгорел бы весь квартал: каменных зданий здесь почти не было. Торговля шла своим чередом, но не очень-то бойко – большинство купцов, похоже, просто побоялись выходить на улицу, и только самые смелые отчаянно спекулировали хлебом и оружием. Новой Таймене, следовавшей сразу за торговыми рядами и состоявшей в основном из особняков знати и наиболее богатых лавок, досталось куда больше. Среди почерневших от копоти домов царило полное запустение, и непросохшие ещё лужи крови поблескивали под лучами по- весеннему тёплого солнца. Кое-где валялись трупы, но уже кварталом дальше было прибрано, а дворники деловито засыпали песком кровавые лужи на мостовой. Снег в городе окончательно сошёл, оголив почерневший за зиму камень. Да уж, что весна, что бунт здесь, похоже, чувствовали себя весьма уверенно.
Лукас проехал по этим улицам как мог быстро, стараясь никого не пришибить. Его лошадь волновалась от запаха крови и всхрапывала, и Лукас даже не пытался её успокоить, ибо сам себя чувствовал не многим лучше. Проклятье, что ж тут случилось-то? Бунт подавлен, но ещё вчера в Таймене, судя по всему, было весьма жарко. Интересно, дошла ли чернь до королевского замка…
Первопрестольный храм был оцеплен патрицианцами. Они казались невыспавшимися и очень злыми, многие были покрыты кровью; кровь залила и нижние ступени лестницы, ведущей ко входу в святилище. Десяток простолюдинов всё ещё растаскивали трупы, усеявшие площадь перед храмом. Все дома в округе были наглухо заперты.
– Стоять! – рявкнул самый злой и самый невыспавшийся из солдат – видимо, сержант. Крови на его плаще было столько, что алая длань Единого на нём почти терялась. – Куда прёшь? Ходу нет!
Лукас предостерегающе поднял ладони и медленно спешился. Потом вынул из-за пазухи грамоту Дерека и, держа её на виду, двинулся к оцеплению. Однако сержант, похоже, совершенно очумев от событий прошедшей ночи, выхватил меч и снова заорал:
– Стоять, кому сказано!
– Срочная депеша для магистра Айберри, – сказал Лукас, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Велено передать лично. Он здесь?
– Нет! – рявкнул сержант. – Нет здесь магистра Айберри! Ни шагу!
– Я стою, – заверил его Лукас и, выдержав короткую паузу, добавил: – Где я могу его найти?
– Почем я знаю?! Ни шагу, сказано!
Прямо перед Лукасом проковылял простолюдин, волочащий за ноги обезглавленный труп. Лукас чуть посторонился, давая ему пройти.
– Магистр Айберри должен сей же час получить послание. С кем я могу поговорить?
Сержант ответил взглядом, вместившим всю его лютую ненависть к отсутствующему начальству, потом обернулся через плечо и гаркнул:
– Колин!
– Да, мессер!
– Живо внутрь, скажи, тут бесы гонца принесли. К магистру Айберри. Туда и назад, бегом!
– Есть, мессер!
Один из солдат, видимо, несказанно радуясь возможности хоть на минуту покинуть пост, потрусил ко входу в храм. Его сапоги оставляли кровавые следы на ступенях. Лукас смотрел на него и думал, что, возможно, патрицианцы владеют ситуацией отнюдь не так хорошо, как ему показалось сперва, если уж у них не хватает людей, чтобы сменить этих солдат. Неужто большую часть сил пришлось пустить за стены замка? А впрочем, ведь не ясны ни причины, ни масштабы бунта. Похоже, вспышки его в столице пока единичны, но кто знает, что начнётся, если всё то отребье, что попадалось Лукасу на дорогах, хлынет в Таймену?
Солдат вернулся довольно быстро.
– Магистр Айберри сейчас не принимает.
Так не принимает или отсутствует? Лукас решил, что не стоит уточнять. Вместо этого он сунул сержанту кошелёк и прежде, чем тот успел набрать воздуху в грудь для очередного ора, тихо и твёрдо сказал:
– Передай ему: Птицелов будет ждать там, где травили Гусятника. Если передашь, получишь увольнительную на три дня.
При обещании увольнительной на скривившемся было лице стражника проступила такая надежда, что Лукас невольно пожалел о впустую потраченных деньгах. Право слово, сейчас пара часов сна для этого парня куда как важнее, чем дармовая выпивка. Но Лукас всё же выразительно сжал его кулак вокруг кошелька, прежде чем развернуться и уйти. Коня с площади он увел под уздцы, шагом, чтоб не раздражать лишний раз ни прибирающих трупы мужиков, ни солдат из оцепления.
Гусятником звали одного не в меру ретивого единобожца, запоминавшего каждое богохульство своих соратников и строчившего доносы в ведомства Храма. Лукас и Дерек состояли с ним в одном полку лет пятнадцать назад, и после того как по результатам доносов оба получили по дюжине палок от капитана- патрицианца, отловили Гусятника и заставили его серьёзно пожалеть о содеянном. Оказалось, что это не так просто – парень всё время крутился возле начальства и редко оставался один, поэтому пришлось дождаться окончания кампании и праздничной пьянки в Таймене. Тогда-то Лукас сумел убедить Гусятника, что именно благодаря его стараниям раскаялся в своём безбожии и был наставлен на путь истинный. Гусятник краснел и млел, заливаясь в равной мере вином и Лукасовым враньём, и уже на второй день их новообретённой дружбы без раздумий последовал за Лукасом в таверну «У сивого мерина», где столь же доверчиво согласился продолжить задушевный разговор в задних комнатах. Дерек уже ждал там. Он тогда был таким же отчаянным безбожником, как и Лукас, и думать не думал о патрицианском плаще, а отбитые пятки у него болели ничуть не меньше, чем у Лукаса. Обошлись без крови, и орать особо Гусятнику не дали,
