– Я так не могу.
– Я велю принести что-нибудь другое.
– Нет! Ив! Я так не могу. Посмотри на меня. Нет, не так. Ты мне не ответила. Ты простила меня? Да или нет?
– Ты приехал сюда, чтобы задать мне этот вопрос? – спросила она с сарказмом, но и вполовину не так ядовито, как можно было от неё ожидать. Лукас вновь почувствовал озноб. Он не знал, как себя вести. Если бы она была равнодушна, или холодно вежлива, или в гневе, или если бы с рыданиями бросилась ему на шею – он бы ей подыграл. На холодность ответил бы нежностью, на искренность – лестью, и они расстались бы, совершенно довольные собой, подтвердив ожидания друг друга, и готовые отпустить наконец эти глупые воспоминания юности и жить дальше, как жили.
Ему и в голову не могло прийти, что она этого не хотела.
– Я не знаю, что тебе сказать, – вырвалось у Лукаса. Ив коротко рассмеялась.
– Ты в самом деле изменился, мой дорогой. Прежде ты всегда это знал.
– Не смейся.
– Разве я смеюсь?
– Ты изменилась меньше, чем мне сперва показалось.
– А, так ты сперва решил, что я постарела?
– Я не сказал «постарела»!
– Но ты об этом думал, разве нет?
Он потянулся к ней через стол. Ив откинулась на спинку кресла.
– Не надо.
– Почему? Ты же подошла ко мне…
– Не знаю, зачем я это сделала. Ох, Лукас! Лукас Джейдри! Посмотри на нас! – она снова рассмеялась, но смех стих очень быстро. – Два дурака, которым столько друг другу нужно было бы сказать, если бы они встретились лет на десять раньше. Зачем ты приехал?
– Ты разве этого не хотела?
Её щеки запылали от гнева, и он проклял себя со своими птицеловскими замашками, которые не желали отпускать его даже теперь, даже здесь.
– Хотела ли я! Да дня не проходило, чтобы я не представляла, как ты войдёшь в эту дверь. Вот уж не думала, что войду сама, а ты будешь храпеть в кресле, завалившись на подлокотник.
– Я храпел?
– Нет. Но ты всё-таки очень мило краснеешь, можешь продолжать в том же духе.
«Два дурака, – подумал Лукас. – Ты права, всё это глупо, нам нечего сказать друг другу, мы смешны, и даже сами это понимаем, но вот только теперь – ты поверишь мне, Ив? – только теперь я по-настоящему вспомнил, за что любил тебя много лет назад. Я смутно помню, что наделал глупостей и причинил тебе боль, поэтому у нас ничего не вышло, но я и подумать не мог, что вспомню, как тебя любил. Вспомню что-то помимо того, что всё время пытался забыть».
Надо было сказать что-нибудь, и из всех высокопарных, нелепых, мальчишеских фраз, что вертелись на языке, Лукас сказал лишь то, что имело хоть какой-то смысл.
– Расскажи мне, как ты жила.
Она строго посмотрела на него и сложила руки на талии, как почтенная матрона. А, собственно, почему «как»? Он ведь даже не знал, сколько у неё детей.
– Обычно жила. Как все. Вышла замуж, рожала сыновей. В живых сейчас, правда, только один. У меня рождались слабые дети, а зимы у нас суровые.
– Я видел во дворе мальчика, – сказал Лукас и почувствовал, как она напряглась. – Рослый, тёмные волосы. Лет двенадцати.
– Ему тринадцать. Это Эдрик. Он мой второй ребёнок. До него была девочка, но она прожила только несколько дней. Я почти сразу забеременела снова, чтобы утешить мужа.
– Мужа, – сказал Лукас и сам испугался прозвучавшего в голосе отвращения.
Ив вздёрнула подбородок и стала похожа на девчонку, с которой Лукас счищал с крыши снег.
– Отец выдал меня за Рэйделя Мекмиллена тем же летом, – сказала она, и в её голосе не звучало вызова, только оскорблённая гордость. – Он был хороший человек. Любил меня и моих детей. И, да, я тоже любила его, ты ведь обязательно об этом спросишь.
На самом деле он не собирался, но ответ его всё равно ошеломил. Ив заметила это и рассмеялась.
– Лукас Джейдри, задери тебя Ледоруб и все его бесы! Ты в самом деле думал, что я умру с тоски по тебе? Что останусь старой девой, или меня выдадут насильно, и я буду представлять твоё лицо всякий раз, когда мой муж будет брать меня? Нет. Мой Рэйдель был красивым мужчиной, и лицо у него было нежным. Мне нравилось смотреть на него, когда мы занимались любовью.
– А вот это ты делаешь зря, – сказал он очень тихо, но Ив, как и прежде, легко распалялась и не умела останавливаться вовремя.
– Почему зря? И делаю что? Ты явился сюда через восемнадцать лет после того, как опозорил меня и поднял руку на моего отца, и ещё хочешь услышать, что я все эти годы одного тебя и ждала! Ты почти прав, мой дорогой, я тебя ждала. Я в страхе ждала, что ты вернёшься и завершишь начатое. Что ты накажешь меня за то, что я показала тебе, как ты омерзителен, и что не захотела тебя такого. Пока мой муж был жив,
