Капитан вытащил саблю из ножен, оглядел лезвие и примирительно сказал:
— Вы уж простите мне мою резкость, Ричард. Я, наверно, обидел вас.
— Не то, чтобы очень. — смутился Шарп.
— Простите. Ради Бога, простите.
Радость от того, что натянутость меж ним и Фредериксоном исчезла, сменилась острым приступом вины, едва Шарп вспомнил о Люсиль.
— Вильям… — начал майор, но осёкся.
Момент для признания был не слишком подходящий. Харпер, услышав извинение капитана, довольно лыбился, и Шарпу расхотелось откровенничать:
— Я тоже, Вильям, вёл себя не ангельски.
— Это всё мир. — улыбнулся Фредериксон, — К чёрту мир! Да здравствует война!
Он отсалютовал друзьям саблей. Боевой азарт проснулся в Шарпе. К чёрту мир, думал майор, к чёрту Джейн, к чёрту Россендейла, к чёрту Люсиль! Да здравствует война!
Выбравшись из падубов, друзья обогнули спящую деревню. Лаяли учуявшие перехожих чужаков собаки. Ниже селения, у самого моря, белели мраморные колонны. Фредериксон датировал их поздней Римской империей и, хоть с ним никто не спорил, принялся с жаром доказывать свою точку зрения. Далеко за полночь дорога вильнула в глубокую расщелину, тёмную, как спуск в ад.
Друзья остановились.
— Паршивое местечко. — высказался Харпер.
— Для засады идеально. — поддержал его Фредериксон.
Шарп поморщился. Лезть во мрак не хотелось. Выбора, однако, не было. Пытаясь обойти расщелину, стрелки могли заблудиться.
— Хочешь-не хочешь, а идти придётся. — подвёл итог Шарп.
Крутые склоны оврага поросли кустарником. Желая осмотреться, Шарп полез наверх, но лишь без толку ободрал ладони о ветки ежевики. Дно лощины то поднималось, то опускалось, и за очередным извивом открылся относительно прямой участок, тянущийся километра три, расширяясь и переходя в равнину, отчёркнутую сбоку пляжем. Пустынность пейзажа и царящая вокруг тишина убаюкивали, будто говоря: это не Испания, где враг притаился за каждым кустом, это мирная благословенная Италия. На севере, далеко впереди, гнилыми зубами чернели низкие горы. Где-то там стрелков ожидала Вилла Лупиджи. Шарп мотнул головой, указывая на горы друзьям:
— Конец нашего пути.
Фредериксон задумался. Харпер замурлыкал под нос что-то на гэльском. Капитан, поотстав от идущего первым ирландца, вполголоса поинтересовался у Шарпа:
— По-вашему, он найдёт себя вне армии?
— У Патрика редкий талант всюду чувствовать себя, как рыба в воде.
— Счастливчик. — вздохнул капитан, — Мне бы так.
— Да бросьте, Вильям. Вам на войне везло, неужто в мирной жизни не повезёт?
— Дай-то Бог. Если женщине-свинье повезло, значит, и у меня надежда есть.
Офицеры замолчали. Харпер пел всё громче, и эхо металось меж отвесных стен расселины.
Фредериксон поправил на плече ремень винтовки:
— Харпер счастлив в браке?
Догадываясь, куда клонит капитан, Шарп ответил:
— Очень. Какой бы субтильной ни казалась его Изабелла, хватка у неё железная.
Фредериксон жадно ухватился за ответ друга:
— Как и у мадам Кастино, правда?
— Правда.
— В жизни ей досталось.
— Бывает и хуже. — кисло заметил Шарп.
— Бывает, конечно. Только у неё бытьё — не мёд. Семья погибла, поместье на ней, а она не жалуется. Сильная женщина.
Шарп сделал попытку сменить предмет беседы:
— Сколько, по-вашему, нам ещё идти по оврагу? Километр, полтора?
— Да, наверное. — невпопад согласился Фредериксон и воодушевлённо продолжал гнуть свою линию, — Знаете, я для себя решил: еду в Лондон, выхожу в отставку и пулей в Нормандию! Когда, пользуясь вашей метафорой, не удалась эскалада[17], надо вести осаду по всем правилам. Крепости берут упорством. Так?
— Ну… Так.
— А уж я-то буду упорнее упорных. Засуну куда подальше гордыню и буду осаждать мадам Кастино, пока она не скажет: «Да!»
Признания было не избежать.
— Вильям. — сглотнул слюну Шарп.
— Да, Ричард? — будущее счастье с Люсиль, нарисованное капитану воображением, наполнило его благодушием.
— Мне надо вам кое-что сказать… — начал Шарп, ужасаясь тому, что собирается сделать.
На долю секунды он поддался искушению оставить всё, как есть, забыть о Люсиль Кастино, пусть сама выпутывается, когда к ней прилетит окрылённый надеждой Фредериксон.
— Слушаю вас?
— Женщины — помеха дружбе…
Фредериксон хмыкнул:
— Вы боитесь, что мы будем редко видеться после свадьбы? Вздор, Ричард, вы всегда будете желанным гостем, где бы ни жили мы… — он запнулся и с дрожью в голосе добавил, — Мы с Люсиль.
— Нет, Вильям, я не об этом… Я… — заторопился Шарп.
Его прервал выстрел, нарушивший безмятежность ночи. Вспышка озарила правый откос пологого расширяющегося буерака. Фредериксон метнулся влево. Шарп кубарем скатился с дороги вправо. Харпер в шаге от него взял наизготовку семиствольное ружьё. Пуля не задела никого из них. В темноте кто-то засмеялся.
— Кто там? — крикнул Шарп по-английски.
Тишина.
— Видишь ублюдка, Патрик?
— Ни черта я не вижу, сэр!
Весело насвистывая, на дорогу впереди вышел человек. Он не таился, будто плевать хотел на трёх съёжившихся метрах в тридцати от него солдат. На нём был длинный плащ, а в руке ружьё. Харпер взял чужака на мушку, но на косогорах за незнакомцем встали силуэты его приспешников. Защёлкали взводимые курки.
— Разбойники? — предположил Фредериксон, оттягивая ударник винтовки.
Шарп тоже поставил винтовку на взвод, хотя понимал, что на их выстрелы немедленно ответит залп.
— Вот твари. — процедил он сквозь зубы.
Дурья башка, он совсем забыл о бандитах, которых в Италии развелось, как на собаке блох. Шарп встал, двигаясь как можно более раскованно, чтобы дать понять засевшим впереди мерзавцам, что он их не боится:
— Вильям, с ними договориться возможно?
— Насколько мне известно, обычно возможно. Только самое малое, чего мы лишимся — нашего оружия.
Фредериксон тоже поднялся и обратился к незнакомцу по-итальянски:
— Кто вы?
Тот хихикнул, медленно приблизился к стрелкам. Подойдя к Шарпу, он спросил по-французски:
— Помните меня, майор?
На лице Шарпа в свете луны отразилось недоумение. Незнакомец фыркнул и сбросил с плеч плащ.
