— Это принадлежит императору. — предупредил Кальве.
— А Дюко — мне.
— Пожалуйста. — согласился генерал.
Он запустил руку в груду жемчужин и, подняв горсть вверх, позволил им протечь сверкающими струйками сквозь пальцы.
— Сэр! — напряжённо позвал Харпер с террасы. Ирландец смотрел на юг, — Сэр, думаю, вам стоит взглянуть.
Кальве с Шарпом вышли к Харперу.
— Merde! — выругался Кальве.
— Дерьмо. — согласился с ним Шарп.
К вилле приближался батальон пехоты. За ними виднелся эскадрон кавалерии. До передних рядов маленькой колонны было меньше километра. Тени батальона тянулись до самого пляжа. Вот почему кардинал дал Кальве все карты в руки.
Потому что козыря он приберёг для себя. Мавр сделал своё дело, и Его Высокопреосвященство послал солдат пожать плоды победы Кальве.
Дюко хихикнул. Его друзья не бросили его в беде, сказал он, и теперь Шарпу с генералом придётся несладко. Харпер пинком заставил француза умолкнуть.
— Мы ещё можем отступить, — угрюмо прикинул Кальве, — Но без сокровищ.
— Ну, часть-то мы унесём… — философски рассудил Шарп.
— Части мало. — холодно оборвал его Кальве, — Императору нужно всё.
Неаполитанская пехота разворачивалась линией в три ряда у подножия утёса. Конники пришпорили лошадей. Неаполитанцы явно собирались окружить виллу. Кальве, Шарп и их спутники ещё имели в запасе несколько минут, которых, возможно, хватило бы домчаться до холмов на севере. Однако это означало бы бросить сокровище, раненых и Дюко.
Деревня, где должны были ожидать Кальве его парни с угнанной лодкой, неаполитанцев не заинтересовала, да что толку? Пехота расположилась в аккурат между виллой и селением. Три офицера выехали вперёд, и Шарп предположил, что скоро на виллу пришлют парламентёра.
Кальве угрюмо приказал гренадёрам пересыпать содержимое сундука в ранцы, наволочки и мешки. К гвардейцам присоединился Харпер. Он восхищённо прищёлкивал языком, любуясь игрой света рубинов, изумрудов и бриллиантов. В сундуке лежали несколько мешочков с золотом, десяток подсвечников, прочее — драгоценности. Ларь был почти в метр высотой, сокровища заполняли его на треть, заставляя предположить, что немалую долю их Дюко спустил.
— Сколько ты потратил? — пошевелил очкастого майора носком сапога генерал.
Тот не ответил. Он чаял скорого спасения.
Поскучав, неаполитанские офицеры, по-видимому, решили взять быка за рога и направили коней по южному склону утёса. Пыль клубами поднималась из-под копыт.
— Что это за ряженые? — удивился из-за плеча Шарпа Харпер, — Они к первому причастию приоделись?
Ирландец презрительно сплюнул за перила. Его неудовольствие было вызвано униформой приближающихся офицеров. Никогда Шарп не видел форменной одежды столь яркой и непрактичной. То, что не было белым, было золотым. Белые мундиры, белые панталоны, белые меховые шапки. Золотые фалды, золотые лацканы, золотые шнуры-этишкеты. Даже отвороты высоких ботфортов, и те золотые.
— Поди пойми, что делать с эдакими франтами? — фыркнул Харпер, — То ли стрелять, то ли целовать?
Шарп облокотился на балюстраду. По лицам офицеров-неаполитанцев из-под меховых головных уборов стекал пот. Их главный, чьё звание Шарп затруднился бы определить, натянул удила и кивнул стрелку:
— Вы — француз? — по-французски же уточнил он.
— Я — Ричард Шарп, майор армии Его Британского Величества. — по-английски ответствовал стрелок.
Тот опять кивнул и по-французски представился:
— Полковник Паницци.
Грязный, как чёрт, англичанин не торопился отдавать ему честь, и полковник вздохнул:
— Что британский офицер делает в Неаполитанском королевстве?
— Друга навестил.
Паницци был молод. Концы нафабренных, тщательно подбритых усиков залихватски торчали вверх. Отделанный золотом край белого воротника, выступающий из-под начищенной кирасы, потемнел от пота. Полковник сомкнул на миг веки, примиряя себя с дерзостью чужеземца, и спокойно осведомился:
— Генерал Кальве с вами?
— Я — Кальве. — отозвался француз, — Вы-то что за сатана?
Итальянец изящно склонил голову:
— Полковник Паницци, честь имею.
— Доброго утречка, полковник, и счастливого пути!
Паницци пощипал кончик уса. Его спутники, совсем юнцы, хранили на лицах бесстрастное выражение. Полковник утихомирил нетерпеливо перебирающую копытами лошадь:
— Довожу до вашего сведения, что вы незаконно вторглись на землю, владельцем коей является князь церкви.
— Да хоть папа римский! — рявкнул Кальве.
— Земля и всё, что на ней находится, охраняется Неаполитанским королевством, а потому я предлагаю вам незамедлительно удалиться.
— А если я откажусь?
Паницци пожал плечами:
— Тогда я буду вынужден применить силу, чего мне очень не хотелось бы, учитывая репутацию легендарного генерала Кальве.
Лесть пришлась по вкусу тщеславному французу, однако у него было указание императора без сокровищ не возвращаться, а Кальве относился к тому сорту людей, что ради исполнения воли человека, которого признали повелителем, разбиваются в лепёшку.
— Применяйте. — нахально заявил он, — Посмотрим, кто кого. По эту сторону вечности немного найдётся ребят, по праву хвастающих, что дрались с Кальве.
Паницци приподнял уголки губ. Медленно, так, чтобы его жест не выглядел угрозой, он вытащил саблю и указал ею на ряды пехоты. Красноречиво. Шесть сотен неаполитанских штыков против дюжины гренадёров.
— Ваша храбрость, как я уже говорил, легендарна.
Намёк сдаваться был ясен. Кальве покосился на батальон. Развёрнутые знамёна слегка шевелил бриз. Бойцы выглядели утомлёнными и равнодушными.
— Неужто будете драться, полковник? — поддел итальянца Кальве.
— Дело солдата — выполнять приказы, а я — солдат.
— Достойный ответ.
Кальве нахмурился. Схватка выходила неравной, но он тоже был солдатом, и у него тоже имелся приказ.
— Допустим, мы вам сдадимся? — гадливо полюбопытствовал он.
Паницци изобразил удивление:
— «Сдадимся»? Что вы, генерал, ни о какой сдаче и речи быть не может! Вы — гости Его Высокопреосвященства, почётные гости. Мой полк — на более чем эскорт, подобающий гостям вашего ранга.
Кальве оскалился:
— А если мы предпочтём отказаться от чести быть гостями Его Высокопреосвященства?
— Вы вольны идти, куда вам угодно.
— Вольны?
