«Есть, – понял Эд, смолкнув. – Он попался. Я сказал наобум, на основе едва уловимых догадок, – и попал в яблоко с тридцати шагов. Второй раз за этот день».
Ещё прежде, чем он кончил говорить, Дэйгон Одвелл подошёл к креслу и тяжело опустился в него, медленно и осторожно, совсем по-стариковски. В нём куда меньше воли к борьбе, чем было когда-то… Но намного больше, чем необходимо для того, чтобы конунг мог спать спокойно.
– Значит, эти ублюдочные жрецы всё-таки двурушничали. Я так и полагал. – В сгустившихся сумерках Эд уже почти не различал его лица, и оттого, возможно, голос Одвелла показался ему особенно надломанным, по-старчески дребезжащим. – Сучьи дети. И они ещё меня называют мологовым отродьем… Ну а что потом? Что на сей счёт думает твой конунг, парень? Когда мы совместными усилиями раздавим наконец этих неуничтожимых Эвентри? Я возобновлю переговоры с храмовниками, и он об этом знает. В чём моя выгода – очевидно, но в чём выгода для него?
– Я могу говорить только о собственных догадках, мой лорд.
– Говори.
– Я думаю, – сказал Эд, – что лорд Грегор тоже боится этого щенка.
Потом он добавил вполне невинным тоном:
– Холодрыга, не находите? Затопить бы камин…
– Нет. Мои старые кости терпят, и ты потерпи. – Лорд Одвелл снова побарабанил пальцами по подлокотнику. – Если задуматься, всё это просто смешно. Двое стариков, поджавших хвосты перед сопливым мальчишкой…
– Или перед призраком сопливого мальчишки, – сказал Эд. – Это немного меняет дело. Или вы не боитесь призраков, мой лорд?
Одвелл ухмыльнулся – в точности как тогда, когда Эд напомнил ему о силе предсмертных проклятий. Нет, Дэйгон Одвелл не боялся призраков. Он был умным человеком и боялся живых.
– Призрак! Я видел его в бою вчера. Могу тебя уверить, парень живёхонек. Мне не удалось пустить ему кровь, но не сомневаюсь, что забила бы бойко.
– Почему он тогда называет себя так? Почему взял… это имя?
– Может, он и не Эвентри вовсе? – с неожиданной мягкостью закончил Дэйгон Одвелл его невысказанную мысль. – Это ты имеешь в виду, мальчик? Это тебя тревожит?
Эд ничего не сказал. Ни отшучиваться, ни лгать не мог. Не хотел.
– Конечно, он не Анастас Эвентри, – сказал лорд Одвелл наконец. – И не Уильям Эвентри. Хотя… он, пожалуй, похож на Уильяма больше, чем любой из его братьев.
Какое-то время они сидели в тиши, в промозглой, сырой темноте. За окнами выл ветер.
– Так что мне передать великому конунгу? – спросил Эд тоном, который возвращал их к самому началу разговора.
– Ты ничего не будешь ему передавать, – рассеянно отозвался лорд Одвелл. – Но он узнает о нашей беседе, не сомневайся. В конце концов, я думаю, он действительно предлагает это всерьёз, иначе не прислал бы мне такого заложника. Если же это уловка, и он пытается пустить мне пыль в глаза… что ж, я надеюсь, ему будет неприятно тебя потерять.
Не дожидаясь ответа, лорд Одвелл встал и подёргал за шнур у камина. На зов явились не слуги, а четверо стражников в полном вооружении. Эд понял, что они караулили вход всё время, пока длился разговор. Лорд Одвелл кивком указал им на Эда.
– В темницу и заковать. Ты, – он посмотрел в лицо старшему из стражников, – лично ты – головой отвечаешь. Без грубости. Обращаться по-людски, кормить вдосталь. Всё, увести.
Эд встал. Двое стражников уже стояли по обе стороны от него.
– Не медлите с решением, мой лорд, – спокойно сказал он. Дэйгон Одвелл смотрел на него несколько мгновений, потом кивнул. Эд слегка поклонился ему и повернулся к двери.
«Милосердный Гвидре, – думал он, когда тяжёлая дверь закрылась за ним и он стал под конвоем спускаться по винтовой лестнице в непроглядную тьму, – как сильно порой надо стараться, как долго нарываться и изобретательно врать, чтобы всё-таки угодить в каземат. Право слово, я уж думал, мне придётся его просить».
3
В пятый день первого осеннего месяца у Катарины Индабиран было необычайно много хлопот. Она не ждала возвращения мужа так скоро – отбывая около полудня с отрядом своих соратников на место вчерашнего боя, он сам сказал ей, что они не вернутся раньше заката. Катарина заверила его, что к тому времени всё будет готово – и, едва отъезжающие пересекли подъёмный мост, поспешила на кухню, где с самого рассвета кипела работа. Повар Индабиранов был человеком старой закалки, он умел сделать сочной даже курицу, умершую от старости, и был непревзойдённым мастером десертов. Однако перспектива приготовить целиком быка, сделав кушанье не только впечатляющим, но и съедобным, слегка его напугала. Катарина видела это и обмирала от страха, что будет, если повар не справится. Спорить с мужем она не пыталась, давно зная о бесполезности любых пререканий: женщина в доме Индабиранов знала своё место, как знали его и слуги, поэтому все выслушали дикое требование лорда Никласа и, наскоро помолившись каждый своим богам, взялись за дело. Что поделать – уж слишком Никлас жаждал произвести впечатление на лорда Одвелла, почтившего их своим визитом и принесшим долгожданную победу над проклятым мальчишкой Эвентри… Так он говорил, а Катарина слушала, пытаясь прикинуть, как подать на стол блюдо, размером превосходящее человека в шесть раз, и не допустить при этом свалки.
И если бы этот бык был её единственной заботой! Лорд Одвелл привёл с собой двести пятьдесят воинов, а затем, совершенно неожиданно, к ним присоединилась сотня солдат лорда Пейревана, и всех их надо было где-то разместить, накормить, напоить элем и проследить, чтобы они не слишком буйствовали и не хватали служанок посреди двора. Всё это Никлас также предоставил её заботам: она была здесь хозяйкой; всё, что не касается войны, дело леди, а не лорда. Часть союзных солдат удалось расселить в замковой казарме, к большому неудовольствию воинов Индабирана, вынужденных теперь ютиться вдвоём на одной койке – и это лишь для старших чинов, простые же солдаты спали прямо на полу как попало, но им всё равно надо было раздобыть одеяла. Остальных пришлось расквартировать на конюшне, в амбарах, в пекарне, даже на кухне, хотя это немедленно привело к скандалу – бравые воины так и норовили стащить лишний окорок или бутылку джина. А ещё стягивались крестьяне из окрестных, уцелевших в недавней резне деревень, приносили срочно потребованный оброк провизией и скотом, и за этим тоже надо было следить. Большинство дел, конечно, вёл управляющий, но и на долю леди Индабиран оставалось столько работы, что она ни разу не присела с самого утра и всё равно была отнюдь не уверена, что всё идёт как следует. Прогнать со двора старшин лорда Одвелла, высыпавших из казарм и пожелавших развлечься тренировкой, она так и не сумела – они лишь откровенно рассмеялись ей в лицо, когда она попросила их освободить подворье, потому что сейчас прибудет стадо коров из Дубовой Рощи. В результате коров принимали прямо перед входом в замок, и Катарине осталось в отчаянии наблюдать, как толкущееся мычащее стадо топчет и пачкает двор перед главными воротами, который она всего час назад велела как следует вымести.
И, будто все боги в тот день ополчились на Катарину, почти сразу после этого вернулся Никлас.
Ей вовремя сообщили об отряде, показавшемся за поворотом дороги, и она едва успела подняться к себе и переодеться в торжественные одежды своих цветов. Она не сделала этого в прошлый раз, когда Никлас вернулся с поля боя – наконец-то победителем! – и получила от него за это жестокий выговор. Заниматься волосами не было времени, и Катарина просто стянула их в узел и накинула на голову покрывало. Спускаясь по лестнице, она уже слышала крики и суматоху внизу – ворота распахнулись, её лорд со своими воинами, друзьями и господином въехали в замок. Перед самой дверью Катарина задержалась и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она устала, но день только начинался. Убедившись, что сердце бьётся почти ровно, а лицо сохраняет неподвижность, она ступила во двор, чтобы приветствовать своего мужа и его гостей.
Их вернулось меньше, чем уехало: с собой лорды взяли дюжину пленников, захваченных во вчерашней битве с Анастасом Эвентри, и ни один из осуждённых не вернулся назад. Катарина знала, что с ними случилось, – она слышала, какую забаву предложил лорд Пейреван вчера вечером, когда они праздновали победу. Никлас любил такие забавы, и обычно они затягивались надолго, поэтому Катарина, захваченная врасплох столь быстрым возвращением мужа, изо всех сил старалась скрыть отчаяние. Никлас сердито сверкал на неё глазами из-под кустистых бровей и два раза спросил про быка. Катарина ответила, что всё
