Тебе держать ответ

что делаю. Может, именно поэтому Отвечающий – всегда мальчишка.

Смех Тома оборвался.

– Что, уже появился новый?

В его устах это звучало так… буднично. Так закономерно.

– Именно об этом я и собирался спросить у Алекзайн, – бросил Эд, тщетно пытаясь скрыть досаду. – Она послала ко мне какую-то девицу, бродяжку роолло, и с ней передала мне эту прекрасную новость. И, проклятье, я знаю, что она не солгала! Я чувствую это, чувствую его! Он…

– Погоди, – осадил его Том. Эд умолк, ещё больше раздосадованный тем, что его перебили, – ему так хотелось наконец выплеснуть все свои тревоги человеку, которому не надо было объяснять их непростую суть. – Когда это случилось? Когда ты встретил эту девицу?

– Два месяца назад в Сотелсхейме. Она…

– Это невозможно, Адриан. Янона покинула Алекзайн двенадцать лет назад. Как я понимаю, все эти годы ты был предоставлен самому себе – она действительно очень в тебя поверила… Но кем бы она ни пришла к тебе снова – это не Алекзайн.

Тёмные полные губы… блестящие глаза, волосы, заплетённые в косы, пыль на подоле, месившем грязь на всех дорогах мира… «Роолло забирает то, что хочет забрать, роолло крадёт песню и оставляет её себе». И тихое, тёплое «Теперь можно» у самых губ.

Янона Неистовая хотела взять себе своего Отвечающего, своего мученика – и взяла. Много раньше, чем он это понял.

– Ты прав, – сказал Эд. – Том, ты прав… я такой дурак.

– Ты не дурак, Адриан, – сказал Тобиас Одвелл мягко. – Я давно тебе говорил: не будь к себе чересчур суров, помнишь? Просто ты не принадлежишь самому себе. И никогда не принадлежал. Так же, как я. Я зову это безумием, а ты зови как хочешь.

«Нет, нет… Неправильно, всё не так! Это был мой выбор. Ты же сам говорил мне, Том: сделай выбор и держи за него ответ… я так и старался делать всю свою жизнь! И теперь ты, ты сам говоришь мне, что это был всего лишь мираж… что выбора не было с самого начала ни у кого из нас…

Так легко в это поверить – и отдаться течению божьего дыхания, отдаться Её рукам… и снять с себя тяжесть ответственности, потому что не моя вина – но Её воля…»

– Почему она не умирает?

– Как она может умереть, Адриан? Она ведь богиня…

– Нет! Я про Алекзайн. Почему она так страдает и… не может умереть?

Том сжал губы. Эд внезапно понял, что не следовало задавать этот вопрос, что он не хочет слышать ответ.

– Не надо, – быстро сказал он, – не отвечай…

– Я же сказал тебе: Янона безумна, – вот и всё, что ответил Том, и Эд застонал от отчаяния, от ужаса, от муки – за Алекзайн, за Тома и за себя, оттого, что был связан с богиней, которая способна на такое…

Способна любить своих несмышлёных детей-человеков так сильно, что всегда возвращает им отнятое. Сто лет жизни она забрала у девы по имени Алекзайн – и вернула их ей, когда перестала в ней нуждаться. Не отняла жизнь, но только позаимствовала её. И теперь вернула обратно. Каждый год, день и час.

«Что она отняла у меня? – подумал Эд. – И каким вернёт?»

Ну что же ты, Адриан – ведь ответ тебе уже известен. Она отняла у тебя твой клан. Твою семью. Твоих братьев. И возвращает теперь, разве ты ещё не заметил? Она вернула тебе даже Анастаса – в глазах Бертрана, ослепших от ненависти, и в глазах вашей матери, ослепших от горя…

Эд Эфрин, человек без имени, человек с жизнью, вывернутой наизнанку, опустился на корточки и закрыл лицо руками. Так он сидел долго, жмурясь, стискивая зубы до боли в скулах, давя в себе дикий, звериный крик – единственное, чем он мог бы выразить эту муку. Потом он встал. Он сделал свой выбор много лет назад и держал за него ответ.

И времени, чтобы сделать это, у него оставалось всё меньше и меньше.

– Я должен найти нового Отвечающего. Если Алекзайн мне в этом не поможет, помоги ты. Скажи… тогда, в самом начале… Она ведь и тебе дала знать, что родился новый Отвечающий и твоё время на исходе. Да? Так откуда ты знал, кого и где искать?

Ответ обескуражил его:

– Она сама сказала мне. Я тогда жил в горах – в той хижине, ты помнишь… Она стала приходить в мои сны и рассказывать о тебе. Я долгое время отмахивался от них, не хотел ввязываться в это снова. А потом подумал, что ты вряд ли будешь умнее меня. Ведь ты был даже младше, чем я сам в те годы, когда узнал о том, кто я…

– Зачем она это делает?

– Что?..

– Зачем Янона рассказывает своим Отвечающим, что их время на исходе? Зачем называет имя… – Эд хотел сказать «соперника», но только мотнул головой. Том понял его. Эд видел, что сам он никогда не задавал себе этот вопрос.

– Может быть, – помедлив, наконец сказал Том, – мы связаны крепче, чем думаем. Может, мы должны… как бы инициировать друг друга. Может, именно от своего предшественника Отвечающий должен узнать, кто он таков.

– Но ты-то узнал об этом прямо от неё. От Алекзайн.

– Да. Потому что человек, Отвечавший до меня, покончил с собой через год после моего рождения.

Кратким всполохом в памяти: яркий румянец, болезненно разгоревшийся на бледных щеках.

«…Проник в лагерь Фосигана… подбросил моровые останки в ручей… Он был так глуп, так слаб… Он отчаялся…»

«…И убил себя, когда понял сполна, что сотворил. Об этом ты мне не сказала».

Такой выход никогда не приходил ему в голову. Это тоже было слишком удобно.

– И может быть, – медленно проговорил Том, поднимая на него глаза, – может, именно поэтому я не смог… я не понял, что от меня требуется. И не сумел быть в ответе.

Эд рассмеялся – сухим, каркающим смехом.

– Как это можно не суметь, Том? Ты можешь вынести свою вину или нет, но она всё равно есть, и никуда от этого не деться.

– У меня к тебе просьба.

– Я выполню, если смогу.

– Убей Алекзайн. А потом меня.

Эд солгал бы, если бы сказал, что удивлён или разгневан. Ему уже приходилось убивать – нечасто, но приходилось, и он это делал. Он знал, зачем. И сейчас тоже знал, зачем. Возможно, это часть того, за что он в ответе – если бы он не был столь сговорчив и не отдал себя Яноне так охотно, быть может, Алекзайн всё ещё была бы прежней… всё ещё оставалась бы прекрасной и жуткой куклой, ведомой бесплотной рукой богини.

– Почему ты здесь, Том? – спросил Эд. – Почему не вернулся в свой дом в горах?

– Я не могу оставить её. Я за неё…

– В ответе.

Том отвернулся. Эд покачал головой.

– Я не могу выполнить твою просьбу. Всё, что ты должен сделать, сделай сам.

– Ты жесток, – тихо сказал Тобиас Одвелл, и Адриан Эвентри ответил:

– Да. Я знаю. Мне очень жаль. Я не хотел быть таким. Я… – он хотел, должен был добавить что-то ещё, но его просили не о словах, а о милости, которой он не мог оказать, потому что считал это малодушием. «Я тоже в ответе, – подумал он с болью, – за Тома, за беспомощную старуху, забота о которой сводит его в могилу и в то же время не даёт права уйти, за Вилму, которую должен был тогда взять с собой, и всё могло быть совсем иначе… Я в ответе, но что я могу, кроме как убить их? Ничего».

Но убивать он больше не хотел.