Однако его разочарованию также не суждено было задержаться надолго, потому что как только створки двери закрылись за юным Фосиганом, старший Фосиган улыбнулся и сказал:
– Что ж, лорд Эдвард, попрошу теперь вас на лобное место.
Эд встал. Поклонился, обошёл стол и занял место между троном и углом стола. Ближе всех к нему сидел сенешал, он слегка откинулся на стуле и смотрел на Эда внимательно и пристально, без неприязни, но и без особенно тёплых чувств.
– Я к вашим услугам, мой лорд.
– Не сомневаюсь. И ты оказал мне услугу – пожалуй, что даже несколько – этой ночью, не так ли?
– Именно так, – не стал отпираться Эд.
– Это был ваш долг, сударь, – резко сказал сенешал. Эд взглянул на него через плечо. Его слегка раздражало, что теперь он единственный в этой комнате – не считая виночерпия – стоял, тогда как остальные сидели и как будто всерьёз верили, что собрались здесь судить и порицать его. Впрочем, во взгляде конунга этих намерений не читалось.
– Разумеется, – сказал Эд, – это был мой долг. И я могу лишь благодарить богов, что оказался в нужном месте и в нужное время для того, чтобы иметь возможность исполнить его со всем возможным рвением.
– Что, бордель и впрямь дрянной? – полюбопытствовал конунг.
– Хуже не бывает, – признался Эд.
Сенешал фыркнул, писарь заскрипел пером ещё усерднее.
– Что же ты таскаешься по таким дрянным борделям, а? – грозно спросил лорд Фосиган. Эд сокрушённо развёл руками. Референдий смотрел на них, не скрывая изумления. Если бы в таком тоне вёлся разговор между лордом Грегором и Квентином, это не удивило бы никого… но с Квентином говорили как с преступником, а с Эдом – так, словно он был конунговым сыном. Они никак не могли к этому привыкнуть, хотя должны были, ведь так было всегда…
– Ты можешь добавить что-то к сказанному Квентином?
– Могу, мой лорд.
– Отлично. Рассказывай.
И он рассказал.
Лорд Фосиган слушал его с тем же видом, с которым словесно порол своего сына. Однако остальные слушатели заметно оживились – даже сенешал. И немудрено – услышать то, что говорил Эд, ранее они никак не могли. Лишь слуга утратил интерес к разговору – беспутные выходки конунгова сына явно интересовали его куда больше, чем государственная измена.
– Ортойя? Ты совершенно уверен, что он назвал именно это имя? – спросил конунг, пристально глядя на Эда. Тот кивнул:
– Совершенно. И, да простит мне великий конунг, я не удивился – ведь в бордель Квентина привёл именно Ланс Ортойя. Я узнал его, ещё когда увидел мёртвого на полу, но тогда, разумеется, ни о чём не подумал. Признаться, я и вовсе был уверен, что этот человек напал на меня, а не на Квентина.
– Что тебя переубедило?
– Он не пытался убить или ранить меня. Только оттолкнуть.
– Больше ты ничего не успел у него спросить? Только имя того, кто его послал?
– Простите, мой лорд, но я всегда спрашиваю именно это, когда мне пытаются перерезать горло в подворотне, – жёстко улыбнулся Эд. – Личный интерес, знаете ли.
– Однако ты не можешь быть уверен, что его мишенью был именно Квентин, а не ты.
– Не могу, мой лорд. Но посудите сами. Ланс Ортойя приводит Квентина Фосигана в бордель. В один из самых дрянных и дурно охраняемых борделей, прошу ещё раз заметить… и, если необходимо, задокументировать, – добавил Эд, слегка поклонившись в сторону сцепившего челюсти референдия. – Ланс Ортойя, младший, если не ошибаюсь, племянник лорда Микаэля Ортойя – далеко не первое лицо в клане, жизнью которого не столь страшно рискнуть. Именно в эту ночь они идут именно в этот бордель и выбирают именно эту шлюху… прошу прощения, мой конунг… эту даму, и именно с ними затевают ссору завсегдатаи борделя.
– Ты уверен, что они завсегдатаи?
– О да, мой лорд, – беспечно отозвался Эд. – Я там часто бываю, так что могу быть уверен.
– А кого-нибудь из Ортойя ты там прежде видел?
– Нет, мой лорд. Никогда.
Сенешал уже не менее пяти минут гримасничал, пытаясь подать конунгу сигнал, но тот упорно игнорировал его, неотрывно глядя на Эда.
– Я слежу за твоей мыслью. Продолжай.
– Итак, даже если предположить, что ссора в борделе была случайностью, то предположить такое о нападении на улице уже намного сложнее. Стрела не попадает дважды в одно яблоко, мой лорд. Квентина ждали при выходе – на случай, если ему удастся уцелеть в драке. Убийца у двери должен был лишь подстраховать на случай, если инсценировать пьяную драку не удастся – что и произошло по вине вашего покорного слуги.
– Домыслы, – отрезал референдий. Эд помнил, что он состоял в отдалённом родстве с Ортойя, хотя и не принадлежал к их клану, и его волнение можно было понять.
– Я бы согласился с благородным лордом, мой конунг, если бы не выбил из убийцы признание. Имя Ортойя он, повторюсь, назвал вполне внятно.
– А затем умер, – задумчиво проговорил конунг.
Эд развёл руками.
– Прошу прощения. В последнее время мне часто не счастливится на слишком сильные удары.
Сенешал, водивший дружбу с Бристансонами, вспыхнул и выпрямился. Конунг медленно перебирал пальцами, как всегда делал в большой задумчивости. Эд молча ждал вердикта.
– Эдвард Фосиган, – сказал он, – в присутствии этих свидетелей вы обвиняете клан Ортойя в покушении на убийство моего сына и наследника, лэрда клана Фосиган, а следовательно, в измене?
Эд ждал этого вопроса. Не в первый раз – и, он надеялся, не в последний. «Ты говорила, чтобы я поторопился, Алекзайн… что ж, делаю, что могу. И пока выходит недурно».
Он сделал вид, будто медлит, а затем сказал то, чего от него ждали:
– Я не могу выдвинуть такого обвинения, мой конунг. Но я могу свидетельствовать, что человек, напавший на меня и вашего сына, назвал своим заказчиком Ортойя. Более я ничего не могу сказать.
Конунг вздохнул. Он казался разочарованным. Эд мог понять его – уж от кого, а от Ортойя он не ждал удара. И был, в целом, прав, но это уже не имело значения. Эд знал нрав лорда Фосигана, знал его и сенешал, и побледневший референдий, и послушно скрипевший пером писец. И все они знали, что немало благородных лордов в правление Фосигана сложили головы по куда менее тяжкому обвинению.
Конунг встал и, хрустя пальцами, прошёлся по зале. Подол его соболиной мантии волочился по полу.
– Жаль, – тяжело вздохнул он, ни к кому не обращаясь. – Как жаль, что этот убийца мёртв. Не мешало бы подвергнуть его пытке. У тебя и впрямь несчастливая рука, Эд.
– Но, великий конунг, ведь… – начал было сенешал, однако референдий перебил его:
– Да позволено мне будет напомнить, что, буде и впрямь присутствовал преступный заговор, не помешало бы подвергнуть допросу держательницу этого… этого прискорбного заведения, а также мужчин и женщин, бывших свидетелями происшествия…
– Уже сделано, – равнодушно отозвался конунг. – Увы, они не смогли сообщить ничего вразумительного. Всё отрицают начисто. Верно, Олрид?
– Святая правда, мой конунг, – отозвался сенешал. – Палачи, впрочем, ещё работают с ними. Есть вероятность, что они хранят верность…
– Вы оптимист, друг мой, – вздохнул конунг. – В наше время ничтожно мало осталось людей, способных быть настолько верными, чтобы хранить молчание в руках опытного мастера в течение двенадцати часов.
Писарь громко икнул. Все взгляды обратились к нему, лишь конунг смотрел в окно, будто и не слыша
