– Четвёртый год страна живёт взаймы. Мы с вами пашем, зарабатываем, а кто-то занимает и занимает. У кого? А кто даст – у Международного валютного фонда, у Америки. Но теперь всё больше берут у своего народа, у российского бизнеса. Все берут – от нашего рукастого правительства до нахрапистых князьков в субъектах Федерации. И набрали столько, что проценты по долгам отдавать больше нечем. Вот и решили объявить: извините, платить больше не можем, – кирдык. У них это называется «дефолт».
– Теперь самое интересное: где здесь мы? Ни ГКО, ни ОФЗ, как я уже сказал, у нас нет, а значит, мы с вами денег правительству не занимали. И это – по понятиям: с босяка можно получить только с мёртвого и то – лишь ссаными трусами. Выходит, пусть волнуются те, кто жировал на эти немыслимые проценты? Им, конечно, не позавидуешь, но лично мне ближе к телу рубашка моего холдинга.
Толстый вынул из кармана доллар.
– Вот он, зелёненький, родной. И купил я его всего за шесть «деревянных», точнее – за 6 рублей 21 копейку – недорого. Вчера приобрёл, двенадцатого июля. А как вы думаете, если я решу заполучить такую же заморскую бумажку, скажем, двадцать пятого декабря, во что она мне обойдётся? Какие будут мнения?
Присутствующие зашептали, и в этом шелесте неоднократно прозвучало – «валютный коридор».
– Правильно, коридор? – подхватил Толстый. – Его установили, чтобы никому было неповадно устраивать нам «чёрные» вторники и прочие дни недели, начисто лишённые светлых жизнеутверждающих тонов. Пусть курс доллара протискивается по этому узкому проходу, не взлетает и не падает. Только это вам не дохленький рубль, это американский орёл – птица свободолюбивая. И если его сегодня зажали в «коридоре», завтра он может из него вырваться на свободу, и тогда мало никому не покажется.
Коридорчик-то этот висит на тоненькой ниточке дряхлых способностей Центробанка удерживать «зелёненький» финансовыми методами. А российские финансы, как уже говорилось, «поют романсы». Так что в канун нового, 1999 года, этот доллар мне, несчастному, меньше, чем за двадцать рублей, не видать.
– Кто же это посчитал? – Кинжал как чувствовал, что именно этот суслик из Минфина первым не выдержит провокационной, тщательно проработанной речи Толстого.
К такому повороту был готов и Захарыч:
– А подсчитал ваш коллега, он сидит рядом с вами в 42-м кабинете вашего министерства. Фамилию назвать или не надо?
Чиновник из Минфина сложил губы куриной гузкой и сел.
Через минуту, буркнув «срочно вызывают», он заторопился к выходу, нещадно давя на кнопки мобильного телефона.
Ох и любил Толстый всякие, даже самые, казалось бы, незначительные триумфы!
– Что же, так сказать, в сухом остатке? А вот что. К примеру, у моего кореша Кости Фанеры из Петрозаводска на счетах его лесоперерабатывающего комплекса лежит двести миллионов рублей. Прости, братан, сколько у тебя там на самом деле, я не знаю. Эти деньги находятся в постоянном движении – покупка леса, всякой прочей необходимой хрени, продажа готовой продукции, оплата аренды и коммунальных услуг, выплата зарплаты, отчисления налогов, в общем, законная хозяйственная деятельность. И вот однажды утром Косте Фанере звонят на одно из многочисленных карельских озёр, где роскошный клёв, и говорят: у нас теперь не двести миллионов рублей, а только пятьдесят. Мой дорогой кореш на популярном русском языке, от которого вся рыба враз уходит на самое дно, интеллигентно спрашивает: какая же это сука и куда увела остальное? А ему объясняют, что воры тут ни при чём. Просто наше родное правительство отказалось платить по долгам, а от этого все кинулись скупать доллары, и они подорожали в четыре раза. Ведь что такое наш с вами «деревянный»? Сам по себе он – пшик, ничего не значащая бумага. Каждый из нас, когда слышит какую-нибудь сумму в рублях, тут же делит на шесть, чтобы понять, сколько это в долларах, то есть настоящую цену вопроса.
Толстый помолчал, закрыл свою книжку.
– Конечно, я всю схему упростил – нагло, вплоть до безобразия. Но суть того, что нас ожидает, думаю, вы уловили, – если мы загодя не подготовимся к грядущему обвалу.
Довольный успешным началом этого трудного разговора, он присел, встряхнул огромным белоснежным платком и вытер заблестевшую от напряжения лысину.
Поднялся Желвак:
– Бродяги и господа! Наши эксперты подсчитали, что резкое обесценивание рубля произойдёт между концом августа и концом сентября. Лично я под этим прогнозом подписываюсь, – если вам интересно моё мнение. Но хочется услышать вас. Может, кто-то считает иначе? Или кто-нибудь из присутствующих думает, что вся эта малопонятная байда не имеет к холдингу никакого отношения? Прошу высказываться.
11
Первым попросил слова председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум.
– В последнюю неделю я достаточно много общался с инициатором этого схода, Леонидом Сергеевичем Брутом. Двадцать пять лет работаю в банках и думал, что знаю о движении денег всё. Господин Брут мою уверенность поколебал. Но и только.
Действительно: обвал национальной валюты – это катастрофа. Гораздо лучше плавная девальвация. Пусть бы рубль обесценивался постепенно и укреплялся только по мере развития экономики. Но, господа, это – азы, которые знает любой первокурсник. А у нас в правительстве работают экономически грамотные люди. Они ни за что не допустят такого развития событий. Я подготовился к сегодняшнему сходу тщательно и скрупулёзно. И не только полистал книжки, но и провёл социометрическое исследование – опросил девятнадцать моих коллег об их отношении к возможному обвалу рубля. И хочу вам здесь со всей ответственностью объявить: никто из моих друзей, знакомых, друзей моих знакомых и знакомых моих друзей в такой поворот событий не верит. Ни один человек! А всё это – банкиры и финансисты.
Вадик Бирнбаум был здесь самым опытным финансовым деятелем. В обвал рубля он не верил, потому что был глубоко убеждён, что этого быть не может именно потому, что не может быть никогда. Он был далёк от мысли, как любил повторять Толстый,
что так бывает – и муха бздит, и слон летает. Тем более, в России.Не витал в облаках Вадик Бирнбаум, а иногда – надо.
– Принять решение о подготовке всей финансовой системы холдинга к обвалу национальной валюты – очень ответственное и рискованное дело, – продолжал банкир. – Представляете, мы должны будем свернуть весь импорт продуктов питания, а это больше половины наших доходов. Надо будет перевести все активы в доллары, а вдруг!
– не дай Бог! – наш Кинжал и его советники ошиблись, и доллар чуть-чуть подешевеет? Вы представляете, какие убытки мы понесём! Наш бизнес закручен на обороте огромной массы рублёвых средств, в том числе и наличных. У нас одного чёрного нала… – Бирнбаум споткнулся и посмотрел на чиновника из МВД. На помощь пришёл Желвак:
– Вадим Иосифович, не опасайтесь, говорите смело, здесь все свои.
– Мне говорят, что холдинг может серьёзно подняться именно на предполагаемом дефолте.
К примеру, если набрать максимально возможное количество кредитов, то на фоне масштабного банковского кризиса эти кредиты можно будет не возвращать. Но, господа! Кто сейчас даст гарантию, что банковский кризис будет именно таких масштабов? Извините, много говорить не хотелось бы, я бы такого решения не поддержал.
Финансовый консультант Миша Ушкарский был немногословен:
– Мне доподлинно известно, что деньги в стране есть. Только в «кубышках» у физических лиц больше тридцати миллиардов долларов. Господин Брут не всё знает об истинном положении вещей. Исследователь он неплохой, но кабинетный. Можно вопрос, Сергей Палыч?
– Валяй, финансист.
– Скажите, Леонид, э-э, Сергеич, сколько, по вашим данным, получило правительство с помощью раскритикованных здесь с таким сарказмом государственных бумаг?
