бросков набирал очки, попадая в определенную цифру на циферблате часов. Скорее всего, они играли на деньги, судя по горячности спора, когда камешек попадал в пустое поле между цифрами.
Леха смахнул с носа каплю, посмотрел на свои часы и подумал: «Еще и десяти нет, а я уже в о-о- очень жарких странах! Ну, точно, елки, как у нас в середине марта. Даже хуже! Где, спрашивается, персики и ананасы для советского прапорщика? А ведь должны быть. Я, может, в детстве как раз именно ананасов и не наелся, а точнее, вообще их не видал, а потому и поперся хрен знает куда, как царевич за Кощеевым яйцом! Где патруль? Почему такой недогляд?! А ну! Где тут у вас главный по этим делам генерал?! Машину к перрону не подали!» — Леха курил, посматривал по сторонам и улыбался своим мыслям.
Поскольку южнее города Ростова, куда он один раз в детстве ездил в пионерлагерь, ему бывать не приходилось, то все, что ниже по глобусу, ему представлялось сплошным ананасовым раем.
Теперь же, в неминуемом наступлении скорой жары, Леха сильно засомневался. Сначала, по мере черепашьего движения поезда в сторону «пуза Земли» — экватора, за окном плыли унылые дождливые степи, а затем потянулись серо-желтые пески, среди которых под холодным дождем ходили мокрые облезлые верблюды с круглыми рахитскими животами на длинных худых ногах. А когда за окном стали смутно проступать горы, окутанные свинцовыми облаками, и вообще против всякого ожидания пошел снег, то Леха даже впал в легкое уныние, минут на пять. Но, оглядев дремавших на полках троих молодых узбеков, ехавших с ним от Ташкента в одних пиджаках и тюбетейках, уважительно, но наотрез отказавшихся порубать за компанию украинского сальца, он решил, что в Термезе наверняка уже стоит теплынь, раз эти хлопчики голяком туда навострились.
Но город Термез хоть и считался южной окраиной государства, а все же с погодкой подкачал.
Леха снова посмотрел на свои часы, которые горели в пасмурных сумерках зеленоватым фосфорным светом. Он часто и безо всякого повода обращал к ним взгляд и мысли, как к тем людям, оставшимся уже очень далеко. Циферблат новеньких командирских часов казался ему теплым окошечком, через которое он теперь мог общаться с ними.
Носильщики между тем продолжали спорить, упорно соревнуясь в снайперском мастерстве.
«Шикануть, что ли?» — подумал Леха и швырнул окурок на рельсы.
Он взял чемодан и подошел к носильщикам:
— Мужики, вам судья очки считать не нужен? А то могу помочь!
Носильщики серьезно уставились на него. Они смотрели и молчали, будто соображая, брать его в судьи или нет, прикидывая, сколько он запросит за свои услуги.
Не дождавшись никакой реакции, Леха продолжил:
— Ясно! Шутка не прошла. — И поставил чемодан на тележку. — Тогда поехали!
Один из носильщиков, лет сорока, отрицательно покачал головой и ответил:
— Нет, не поехали!
— А чего не поехали? Обед, что ли? Рано еще! Иль уже проголодались?
— Нет обеда. Рубал дашь, тогда поехали! — ответил носильщик.
— Рубал тебе?! — засмеялся Леха. — Дам! Поехали!
Носильщик подскочил, толкнул в плечо соперника по стрельбе камнями, тележка которого стояла рядом, подвинул чемодан на середину своей тележки и прытко понесся через вокзал к центральному выходу. Леха за ним почти бежал.
— Надо было ему два рубля дать и самому с ветерком прокатиться. Как шурует! Застоялся сивка- бурка! — думал он, глядя на бегущего впереди носильщика, тележка которого скрипела несмазанными колесами, сильно виляя из стороны в сторону.
Носильщик громко топал на бегу сапогами и кричал так, что люди невольно вздрагивали и отскакивали в сторону еще задолго до его приближения.
Отдавая обещанный рубль, Леха спросил носильщика:
— А ты чего везти мои шмотки сразу не хотел, другого народу ведь все равно не было?
Тот хитро сощурил и без того узкие азиатские глаза, поправил на себе теплый халат и с некоторой обидой в голосе ответил:
— Военные платить не хотят! Им надо, чтоб за так возил. Слова плохие кричат, когда говорю, что за подвозка до выхода пятьдесят копеек платить надо!
— А чего же ты тогда с меня рубль взял, дядя? За полтинник я сразу согласился бы и еще тебе очень хорошие слова сказал бы про нерушимую дружбу народов!
Носильщик улыбнулся сквозь свои реденькие усики.
— Я полтинник с гражданских беру, а с военных теперь рубал!
— А с чего же к нам такая немилость?!
— Ты рубал мне дал, значит, пятьдесят копеек заплатил за того, какой мне вчера не отдал.
— Ясно. Короче говоря, войсковой долг перед тобой погасил. А тебе случайно в камушки никто из военных за последние дни денег не проигрывал? А то я должок-то отдам!
Носильщик понял шутку и рассмеялся. Потом посмотрел по сторонам и тихо сказал:
— Если чеки есть, можно поменят на рублы. Человек одын есть, он меняет.
— Какие чеки?
— Дэнги такие новые — чеки валютные. Оттуда. — Он качнул головой куда-то в сторону. Леха понял откуда.
— Нет, у меня таких дэнэг нэту. Будь здоров.
Леха понятия не имел, о каких чеках спрашивал узбек. А само слово «валюта» для него было чем-то весьма неопределенно вредным и явно попахивало предательством Родины.
Он взял чемодан и пошел в сторону от вокзала. Неподалеку стояла колонна военных «ЗИЛов».
Рядом с головной машиной топтался солдат-регулировщик с перекинутым за спину автоматом. В одной руке он держал два красных флажка, а в другой — сигарету. Завидев идущего к нему прапорщика, он выпрямился, положил сигарету на бампер машины и отдал ему воинскую честь. Леха тоже козырнул в ответ и спросил:
— Где старший?
— Вон… — солдат указал на машину.
В кабине, уткнувшись головой в скрещенные на передней панели руки, спал капитан, погоны которого хорошо просматривались через лобовое стекло. Рядом с ним, опираясь на руль, спал водитель. Леха в нерешительности остановился, размышляя, стоит ли прерывать их сон.
Регулировщик продолжал курить. Угадав Лехины мысли, он пояснил:
— Ждем сопровождения. Бэтээр должен подойти. Боеприпасы развозим по частям. Днем и ночью возим, без передыху. Я уже перекрестки путать начал. Этой ночью разок не в ту сторону срегулировал, крюка километров пятнадцать по пустыне нарезали, в другую часть боеприпасы чуть не отдали. — Он протяжно зевнул. — Самому спать охота.
— Ну и что? Те согласились боеприпасы взять?
— Да конечно, кто ж откажется?! Привезли, значит, надо брать. Наши уже под разгрузку стать хотели, но вовремя выяснилось, что пехоте танковые снаряды без надобности. Тогда и поняли, что это я не на ту дорогу колонну направил. А там, в темноте, когда вокруг уже колея на колее, можно запросто направления попутать.
— Наказали тебя?
— Нет. Командир, — он снова указал на кабину, — и сам которую ночь только по паре часов спит. Я ж не нарочно. Пусть поспит еще, не стоит будить. Бэтээр скоро подойдет, тогда и поговорите.
— Ладно. — Леха тоже закурил.
Солдат был явно рад компании и продолжал разговор:
— А вам в какую часть надо? — он кивнул на чемодан.
— В рембат. У меня по документам только номер полевой почты и никакого адреса. — Леха пожал плечами.
— Да какие там адреса — пустыня. Там улиц нету. Только вешки для ориентира на дорогах вкапывают. Днем вкопают, а ночью их техника посбивает, вот и путаешься. — Он снова зевнул. — В рембат, говорите? Сейчас глянем. — Солдат вытащил из-за пазухи карту и развернул ее. — Ща-а-а, мы найдем, где тут у нас рембатик сховался! — Он начал медленно водить пальцем по карте.
