генеральной мечте всей своей жизни Леха перенести, конечно, не мог. За прошедшие месяцы он выудил из районной библиотеки все книги о морских баталиях и путешествиях, набрался такого, что, считай, уже сейчас был достоин минимум бескозырки, не говоря уже о пуговицах с якорями. А тут какая-то сухопутная блесна в душу, блин, кашляет?!
Леха, раскрасневшись лицом от возмущения, выпучил свои карие очи, проорал на весь военкомат, что если во флот не возьмут, он сбежит и лично к главному маршалу страны прорвется. Сразу подействовало. Майор пристально посмотрел на Леху, отложил в сторону бумаги, достал с полки личное дело призывника Шашкина Алексея и, вздыхая, что-то записал в него. Выпроваживая Леху за дверь и улыбаясь, он сказал:
— Иди домой, моряк, жди повестку. Я тебе лично обещаю, что ты у меня будешь капитаном айсберга!
Леха вернулся в родное село и был определен на работу в колхозные мастерские слесарем по ремонту автотракторной техники, где и проработал следующие несколько месяцев.
Зимой, по достижении восемнадцати лет, он нахрапом стал осаждать завгара с требованиями перевести его в шоферы.
Пожилой и добродушный завгар Петр Никодимович, живший по соседству с Лехиной семьей, хорошо усвоил, что не будет ему спасу от этого парнишечки, если он руля ему не даст до призыва покрутить. Каждое утро, заходя в мастерские, Петр Никодимович первым делом отмахивался от Лехиных наскоков. Свободных машин в колхозном гараже не было, да и слесарил Леха хорошо. Работы в мастерских было хоть отбавляй, поэтому Петр Никодимович не особенно торопился переводить его в шоферы. Но в конце концов он сдался. Поговорив с Лехиным отцом, в начале марта он подозвал к себе работавшего у верстака Леху и повел его на задний двор гаража. Дул утренний сырой ветер. Весна пришла рано и, скоро вытопив из снега воду, превратила окрестности и сельские дороги в непролазную грязь. На заднем дворе за свалкой Петр Никодимович указал Лехе на что-то, бывшее вроде бы когда-то машиной.
— Знакомься! — строго и солидно сказал он. — Вот твоя вторая шоферская половина, пое…сь с ней для начала, раз хочешь стать настоящим шоферюгой!
Перед Лехой стоял наполовину засыпанный мусором, старый бортовой рыдван марки «ГАЗ-51».
Глянув на эту кучу древнего металлолома, Леха отошел от завгара на шаг, снял картуз и, поклонившись ему в пояс, сказал:
— Ну-у-у, спасибо тебе, добрый дядечка! Мне же до самой армии с ней корячиться придется! Когда ж я кататься на ней буду?! Тут одни раскопки неделю займут! — От досады он пнул ногой лежавшее на земле дырявое ведро.
— А чего ж ты хотел, Леха?! — Завгар взял из его руки картуз и надел ему на голову. — Все по правилам, по-мужскому. Как с бабой покорячишься, так она тебя и покатает! Даю тебе месяц, чтоб машину на ход поставить! — И ушел, оставив Леху, как новобрачного, наедине с этим нежданно подвалившим ему счастьем.
Леха стал молча рассматривать останки транспортного средства, давно снятого с производства. Ржавая кабина в застарелых потеках масла, покосившийся набок приоткрытый капот, двери без стекол, кузов с остатками сгнивших деревянных бортов, лысые спущенные покрышки и самое главное — отсутствие в кабине руля вызвали у Лехи почти истерический смех.
Он смотрел на машину, как королевский отпрыск на страхолюдную незнакомку, представленную ему во имя государственных интересов в качестве невесты.
Зябко поежившись то ли от холодного весеннего ветра, то ли от каких-то мыслей, Леха задумчиво и тихо пробурчал под нос слова известной песенки:
— Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят… — И снова внимательно глянул на машину. — Значит, мне, видать, досталась самая что ни на есть десятая! Ну правильно! Счастью ведь не прикажешь, оно само приходит! Раз — и подвалило! И хрен куда теперь от него денешься!
Леха тихо заливался смехом, хлопая себя ладонями по коленкам, вспоминая слова отца, который говорил, что с техникой надо, как с живым существом обращаться, любить ее, разговаривать с ней, тогда толк будет.
Он дотронулся до ручки двери и, смеясь, произнес:
— Ну, че тебе сказать, дорогуша? Здравствуй, что ли, прынце-е-е-еса в гробу! Да-а-а-а, видать, не первой свежести ты, молодка! Ох, не первой!
Он деловито поправил фуражку, заложил руки за спину, прошелся несколько шагов вперед-назад, снова посмотрел на машину и сказал:
— О! Назову-ка я тебя Клеопатрой! Вы небось с ней одногодки? К тому же говорят, что на ней мужики тоже в свое время хорошо поездили. Будем знакомы, Леха — шофер-гинеколог! Ну, показывай, че там у тебя?! — С этими словами он поднял капот, заглянул внутрь и покачал головой: — Ой-й-й! Е-п-р-с-т! Да, тут явно одним поцелуем не отделаться! Полнейшая диспансеризация требуется!
Он отпустил капот, который с грохотом рухнул на место и покосился еще больше. Леха снова зябко поежился, засунул руки в карманы фуфайки и пошел искать завгара.
Петр Никодимович сидел в своем небольшом кабинете внутри гаража и подписывал наряды. Увидев Леху, он с улыбкой спросил:
— Ну, как тебе невеста?
— Работящая! — Леха сдвинул фуражку на затылок. — Короче, Никодимыч, нам с ней в стационар надо, чтоб воскреситься!
Завгар рассмеялся. Он не думал, что Леха всерьез воспримет его шутку про машину, которая была давно списана и снята с учета в ГАИ. Он лишь хотел попугать его и наглядно показать, что нет свободных машин, чтобы тот отстал. Но, глядя на такое Лехино упрямство, решил, что лучше его занять делом, избежав постоянных требований, которыми он уже был сыт по горло. Даже по выходным дням завгар за калитку собственного дома теперь выходил, только убедившись, что рядом нет соседского Лехи. Он махнул рукой.
— Ладно, затягивай ее в мастерскую. Но только на недельку, не больше, мы еще не все трактора обслужили, посевная на носу. Что не успеешь, на улице под навесом доделывать будешь! Понял?!
— Ну, так!.. — Леха довольно развел руки в стороны и вышел из кабинета.
Клеопатру отбуксировали со свалки и затолкали в мастерскую. Мастера посмеивались над Лехиной удачей, но, видя невозможную радость в его глазах, постепенно перестали его поддевать и между делом принялись помогать ему в восстановлении раритета, вспоминая нелегкие, но все же лучшие годы своей молодости.
Леха же трудился без отдыха, почти без обеда, перекусывая на ходу из термоска, который ему по утрам собирала мать. Он приходил в гараж с рассветом, а уходил, когда выгоняли. Ему не терпелось пошоферить. Он представлял, как будет крутить руль, который отыскал на свалке за гаражом, и ездить без инструктора, перевозя грузы, заполнять путевой лист и чувствовать себя от всего этого настоящим мужиком и добытчиком. Шофер на селе, думал Леха, это, почитай, что генерал в Москве, только чуток погрязнее и без лампасов, но человек во всех отношениях нужный и солидный.
Наблюдая Лехино усердие и добрую опеку над ним старых слесарей, зараженных азартом восстановить-таки машину, Петр Никодимович разрешил оставить ее в мастерской, пока она своим ходом не поедет. То, чего из запчастей не хватало, отыскивалось и приволакивалось Лехой в мастерскую со свалки, затем перебиралось, подгонялось, подтачивалось, опробовалось, снова подгонялось и снова прикручивалось. Реставрационные работы мало-помалу приняли характер всеобщего субботника. Теперь каждый слесарь в свободное время считал своим долгом внести посильную лепту в ставший почти семейным почин.
И вот наконец-то пришел тот желанный день, когда Клеопатра восстала из загробного мира и, повинуясь счастливому Лехе, завелась. Капризно стреляя хлопками из глушителя и поскрипывая подновленными рессорами, она самостоятельно вывезла его на улицу под одобрительные возгласы работников гаража.
Петр Никодимович обнял слегка невменяемого от восторга Леху, но предупредительно сказал:
— За ворота только по путевке и после разрешения механика. Понял?
— Понял, — радостно кивнул Леха, готовый в тот же момент промчаться по селу на почти личном,
