Глава 3 Igni et ferro [5]
Он остановил меня, когда мы с Мишелем уже стояли на пороге. Я завязывала ленты шляпки, Мишель же ворковал что-то, сжимая любимую игрушку — маленькую деревянную лошадку. Он всегда брал ее с собой, если мы выходили в город.
— Дочь моя, — прозвучал за моим плечом голос отца Реми, — вы куда-то собрались?
В последние дни он снова позабыл обо мне. К исповеди не звал, во время мессы не выделял — словом, просьба мачехи пропадала втуне. А сейчас вот стоял близко, и снова этот запах сухой травы, горящих свечей, ладана.
— Мы с Мишелем отправляемся гулять, — объяснила я: никакой тайны в том не было. — Я обещала ему показать церковь Сен-Этьен-дю-Мон.
— Но это неблизко.
Судя по всему, в расположении местных церквей священник разобрался быстро. Я знала, что он начал выходить из дому — иногда видела его шляпу из своего окна.
— Ничего, мы любим прогулки. Правда, Мишель?
Брат радостно закивал. В его глазах, видевших мир совершенно не так, как мои, сияло непреходящее счастье — оттого, что я забираю его в расцвеченный осенними красками мир, который дробится и тает, словно леденец. Обязательно куплю Мишелю леденец.
Священник бросил взгляд в узкое окно.
— Я буду сопровождать вас.
— Не стоит, отец Реми.
Я вовсе не нуждалась в его обществе.
— Я.никогда не бывал в Сен-Этьен-дю-Мон.
Нет, ему я леденец покупать не буду. И отказывать резко тоже нельзя, иначе он разозлится все же и заставит меня отбивать поклоны и бормотать молитвы, чтобы не дерзила слугам Господним.
— Хорошо.
— Подождите меня всего минуту, я возьму плащ.
Он отошел, а Мишель спросил, хмурясь.
— Что?
— Святой отец пойдет с нами, Мишель. — Я наклонилась, поправила ему выбившийся из-под шляпы по-младенчески мягкий локон. — Не бойся его. Он хороший человек.
Хороший или нет отец Реми, я не знала, только Мишелю незачем углубляться в тонкие материи взаимоотношений между людьми, которых он видит неведомо какими.
— Ага, — сказал Мишель и снова занялся лошадкой.
Отец Реми возвратился и вправду очень быстро: в широком дорожном плаще (подозреваю, он у нашего кюре единственный), простой шляпе с одиноким петушиным пером и при перчатках. Он открыл мне дверь, опередив зазевавшегося Дидье.
Мы вышли на улицу, и сразу же закружил пас обычный парижский шум.
Куда ни глянь — народу полно, все спешат по делам, нищенствуют, орут, торгуют. На углу сидит бродяга с перекошенным от нелегкой жизни лицом и скорбным голосом просит подать денье. Мы проходим мимо, отец Реми склоняется, чтобы уронить монетку в протянутые грязные ладони. Торговки пирожками суют товар прямо под нос, от лотков тянет поздним яблочным духом, непропеченным тестом. У лавочника, продающего сладости, я покупаю Мишелю большой сахарный комок на щепке; брат счастлив. Мы идем дальше, сквозь бурлящую толпу, сквозь запахи рыбы, зелени, нечистот, лошадиного навоза.
Церковь Сен-Этьен-дю-Мон стоит на горе Святой Женевьевы. Здесь рядом не менее оживленный квартал, чем у Лувра, — еще бы, ведь рядом Сорбонна, а студенты — народ веселый, проводят время так, что чувствуется: они знают, чего хотят от жизни. Сорбонна через некоторое время учит их другому, с годами сжимает их мысли в железных тисках догматов, тут негде разгуляться инакомыслию. Когда Жанна д'Арк попала в руки англичан и герцог Бедфорд выдвинул против нее обвинение в сношениях с нечистой силой, Сорбонна писала похвалы глубокомыслию и проницательности этого следователя, а когда Жанну сожгли — отслужила благодарственное молебствие. Конечно, потом пришли времена Гизов, когда сорбонистам дозволялось слишком многое; теперь они миновали. Ришелье не терпит ничьей иной власти, кроме своей и королевской, где уж тут разгуляться университетским старикам. Потому на лицах докторов Сорбонны, щеголяющих в черных шапочках, частенько читается уныние.
Мы поднимались к церкви по узкой улице, обходя вездесущих студентов, зачастивших сюда менестрелей, королевских мушкетеров и простой люд; отец Реми шел чуть сбоку и немного впереди, и перед ним расступались. Мишель, которому все нравилось, почти догрыз леденец; я забрала у него остатки, чтобы не поранился о щепку, и бросила в канаву; какая-то нищая девочка тут же подхватила их и скрылась в толпе.
Наконец, мы добрались до церкви и остановились чуть в стороне от входа, у крытой дерюгой повозки зеленщика, чтобы нас не толкали спешащие мимо парижане. Я достала платок, вытерла Мишелю рот и сказала брату:
— Смотри, какой красивый дом Господень. Тебе нравится?
Мишель старательно закивал, блуждая взглядом по фасаду, по лицам каменных святых и ангелов, по переливам камня. Сто тридцать лет строили эту церковь; первый камень заложили, когда не только меня — моих родителей еще не было на земле.
— Пламенеющая готика, — сказал отец Реми.
Я подняла к нему взгляд.
— Что?
— Этот стиль называется пламенеющая готика, — объяснил священник, не сводя глаз с церкви. — Видите, узоры под карнизом фронтона и переплет верхнего окна? Родственники этому каменному огню — мануэлино в Португалии, а в Испании — исабелино, в честь Изабеллы Кастильской, той самой, что была супругой Фердинанда Арагонского.
Я не ожидала, что он настолько образован. Не все дворяне умеют читать и писать, не говоря уж о том, чтобы разбираться в арках и оконных переплетах.
— Вера формирует архитектуру своего времени, — продолжил между тем отец Реми, так как я его не прерывала и слушать не отказывалась. — Мне кажется так. Раньше догматы были незыблемы и ворочались слабо, словно огромные каменья; та эпоха оставила нам романский стиль. Нынче же Библию трактуют и так, и этак, ищут сомнения в голосах евангелистов, и не утихают споры, о чем же там говорил святой Лука, что имел в виду святой Иоанн? — он скупо улыбнулся и взглянул на меня. — Вот и строятся храмы, где вместо едва обтесанных статуй святых — вырезанные до морщин печальные лица, где перья на крыльях ангелов, кажется, может пошевелить ветер, а языки пламени на фасаде летят к Богу, словно огонь инквизиторского костра. Чем больше говорят о религии, а не просто верят, — тем изящнее наши соборы. Как будто мы жаждем выразить наши распри в камне, объяснить Господу богатой резьбой, что и мы способны приблизиться к Его величию, пониманию Его бесконечности. Забавно, не правда ли?
И так как ответа он не дождался — я не собиралась вступать со священником в теологическую дискуссию, да еще и блуждать по запутанным дорожкам его предположений, — отец Реми продолжил:
— О, в Провансе тоже грешат готикой. Вот Сен-Жан-де-Мальт в Экс-ан-Провансе, такой уютный оплот госпитальеров… Я привык к другим церквям. У нас в глуши, вы же знаете, не свыклись с украшательствами и храмы строят простые и надежные, а старые не перестраивают — тут камней подложить, там стену подлатать, и простоит церквушка еще лет сто. Ну, дочь моя Мари-Маргарита, вы собираетесь зайти внутрь? Или мы дальше будем испытывать терпение доблестного зеленщика?
Я оглянулась и увидела, что торговец смотрит на меня с плохо скрываемым подозрением; впрочем, он
