была блистательной!
— Не видел, и это очень странно. Почему она не приезжала в Лондон, не принимала участия в светских увеселениях? Мало кто пропускает первый сезон.
Эмбер пригладила встопорщившееся кружево на юбке.
— Я не знаю. Тетя Мейда была немного странной женщиной. Она начала куда-то ездить, как мне известно, только после того, как я отправилась в пансион. Иногда бывала в Брайтоне, но Лондон недолюбливала. Говорила, что ей хватает светского общества, и еще что в провинции грехи видны лучше. Не знаю, что она имела в виду. Может быть, ей просто нравился Нортумберленд.
— У каждого свои вкусы, — дипломатично высказался Ричард.
— Я никогда ее не понимала, — призналась Эмбер. И почему лорд Мэнли вызывает у нее желание разоткровенничаться? — Она вела себя противоречиво и все же проводила со мною немало времени, пока мне не исполнилось десять. Тогда ее терпение, видимо, иссякло.
— Вы были чертенком?
— Я была очень тихим ребенком.
— Видимо, это вашу тетушку и довело. Судя по вашему описанию, она была сущим дьяволом в юбке.
Эмбер расхохоталась:
— Я не смотрела на это с такой стороны!
— Так взгляните, — хмыкнул Ричард.
— Мисс Ларк, можно, я дам лошадке еще хлеба? — вклинился в разговор Бруно.
— Вот, возьми. Это еще лучше.
Эмбер сунула ему сахар. Мальчик вприпрыжку отправился обратно.
— Теперь я понимаю, почему этот конь зовется Толстяк, — заметил Ричард, повернувшись, чтобы понаблюдать за процессом кормления своего скакуна.
— Его официальное имя, кажется, Цезарь. Во всяком случае, Маргаритка думает именно так.
— Не будем разочаровывать даму, но мы-то с вами знаем истину.
— Вы все время меня смешите, — сказала Эмбер.
Ричард сверкнул на нее мглисто-зеленым взглядом.
— А это плохо?
— Это просто замечательно.
Ей казалось, что она может просидеть так вот тысячу лет, болтая с Ричардом и глядя, как по его лицу, словно облака по небу, летят отражения настроений. Эмбер и не понимала раньше, какое у него подвижное лицо — живое, умное, очень красивое. Может быть, не такое красивое, как у Кеннета, который вообще образчик модной привлекательности; но Ричард напоминал Эмбер героев с полотен, где были изображены сражающиеся римляне. Мег Дэмпси права, сейчас Ричард кажется Эмбер настоящим героем. Миссис Дэмпси говорила, что следовать за ним очень трудно. А как можно последовать за ним? Только если… любить.
Эмбер замерла. Только теперь, когда Ричард сидел перед нею и — ради разнообразия — смотрел на озерную гладь, — стало понятно, о чем сказала миссис Дэмпси. Эмбер — единственная девушка, которую Ричард представил своим самым старым и самым верным друзьям, близким ему по духу. Эмбер — единственная девушка, на которую он смотрит особенно. Нужно подумать, прежде чем идти за ним. Нужно подумать, прежде чем любить его. Господи.
Ричард повернулся и, к сожалению, поймал потрясенное выражение лица Эмбер.
— Что? — нахмурился он. — Что случилось, мисс Ларк?
— Я… просто подумала об одной вещи, — слабым голосом выговорила Эмбер.
Да нет, не может быть. Она ошибается. Ричард вовсе в нее не влюблен. Она в него не влюблена.
— И эта вещь так потрясла вас, что вы смотрите на меня, будто на привидение тетушки?
Его ироничный юмор вернул Эмбер силы. Откуда-то она знала, что о своих догадках говорить рано, вообще опасно что-либо упоминать, чтобы не разрушить это хрупкое доверие между нею и Ричардом. Если он (быть не может!) способен в нее влюбиться, это меняет все представления Эмбер о мире. И о людях. Она пока не чувствовала себя готовой к подобным переменам.
— Вы уж точно не похожи на мою тетушку, — улыбнулась она.
— А на кого я похож?
— На брюкву, — не удержалась Эмбер. — Вы же брюква, Ричард, и вы на грядке.
Он расхохотался, как мальчишка. Эмбер впервые слышала, чтобы Ричард Мэнли так открыто и искренне смеялся. Его прерогативой оставалась ирония, граничившая с цинизмом, и легкая насмешка; подобный смех подходил джентльмену более дружелюбному. Нет, ничего она еще не знает о Ричарде…
Бруно, у которого закончился сахар, подбежал, заинтересовавшись, почему взрослые так веселятся.
— Спасибо, — поблагодарил лорд Мэнли, отсмеявшись, — вы определенно умеете поднять настроение.
— У вас было плохое настроение?
— Скорее озадаченное.
Из леса послышался негромкий лай, и появился Самир. Эмбер подхватила Бруно, кинувшегося было навстречу новому участнику пикника.
— Собачка! — радостно завопил наследник рода Даусеттов.
— Он всегда так встречает животных? — полюбопытствовал Ричард.
— Бруно их очень любит. Особенно лягушек. Недавно опять принес парочку мисс Аделии и ужасно расстроился, когда та завизжала.
— Непросто приходится мисс Аделии. Самир, нюхай. Это друг.
Пес обнюхал лицо Бруно и завилял хвостом.
— Все, вы можете отпустить мальчика. Теперь эти двое займутся друг другом надолго.
— А я могу на нем покататься?
Бруно попытался ухватить Самира за уши. Тот терпел.
— Это же не лошадка! — возмутился Ричард. — Это собака!
— Ездовая, — негромко заметила Эмбер будто бы в сторону.
— Откуда вы знаете?
— Прочитала. У лорда Даусетта большая библиотека. Там нашлась книга о ездовых собаках. Очень интересно.
— Вы непрестанно меня удивляете.
— Вы меня тоже, Ричард.
Эмбер уже почти пришла в себя после неожиданной догадки и теперь старалась понять, верна ли та. Если Ричарду нравится она, простенькая мисс Ларк, то, наверное, должны быть какие-то признаки? Он должен как-то особенно на нее смотреть? Но лорд Мэнли смотрел обычно.
Вот и верь после этого романам.
— Надеюсь, приятно?
— Надеюсь, это взаимно.
— А вы учитесь вести игры в слова, Эмбер, — с удовольствием отметил Ричард. — Немногие это умеют.
— Я уже однажды сказала, что вы пробуждаете во мне худшие чувства. Мне хочется стать похожей на вас.
— О нет! — Он в притворном ужасе покачал головой. — Только не на меня.
— Боитесь, что я стану покорять джунгли?
— Да, и вас там сожрут голодные хищники.
— Вроде вот этого? — Эмбер ткнула пальцем в сторону Самира, который самозабвенно валялся на траве кверху лапами, а Бруно чесал подставленный собачий живот.
— Еще хуже. Хотя хуже этого мало кто может встретиться.
— Ричард, что на самом деле с вами приключилось в Индии? — мягко спросила Эмбер.
Он сразу стал серьезней.
— Вы думаете, я расскажу? Это не для ушей дамы.